Испытание
Шрифт:
– Прорвут, говоришь, Петр Семенович? – переспросил Хватов, пристально глядя на Карпова, уловив в его словах не свойственную ему растерянность.
– Не думайте, товарищ комиссар, что я паникую или труса справляю. Я ведь себя не жалею. Но если он, – Карпов махнул рукой в сторону противника, – сейчас поднажмет да как хватит в направлении вашего штаба, тогда, пожалуй, вся наша дивизия и конница накроются. Вот чего я боюсь!.. – Он потянул Хватова за руку к амбразуре, чтобы тот мог своими глазами убедиться в том, что происходит.
Впереди из-за кустов вырвались новые цепи вражеской пехоты. Карпов схватил трубку телефона, связывающего его с командиром артиллерийского полка, и закричал: «Гром»!.. «Гром»!..»
Но «Гром» не отвечал.
– Обрыв провода… – Стараясь сдержаться при комиссаре, он собрал всю силу воли и почти спокойным голосом приказал связисту: – Вызовите «Гром» обходным, через штадив! Да живо! – Тяжело вздохнув, он посмотрел на Хватова, ожидая, что тот ему посочувствует. – Что ж, товарищ комиссар делать-то?
– Выполнять приказ комдива, – с нажимом на слово «приказ» ответил Хватов. – Где ваш комиссар?
– Известно где – в батальоне, – не глядя на Хватова, ответил Карпов.
– А парторг?
– Там же. Там все – и комсорг, и пропагандист.
Хватов сообщил ему, что в роще находится батальон полка Нелидова и, надо полагать, в критический момент комдив бросит его в контратаку. От этих слов Карпов заметно повеселел и взял у Хватова свернутую для него цигарку.
– Вот как меня захватило, даже про курево забыл, товарищ комиссар! – сказал он и впервые за этот день улыбнулся.
Командир батальона Сквозной все время был в действии: распоряжался, выслушивал доклады и заставлял действовать других. И Семичастный сам не заметил, как сделался его помощником: вызывал ему связных, писал под его диктовку распоряжения, разговаривал по телефону с полком, требуя срочной подачи мин и снарядов, и освободился только тогда, когда прибежал запыхавшийся Кочетов и доложил, что он со взводом прибыл в распоряжение батальона.
– Спасибо, друг мой!.. – Сквозной кивнул головой и, перепрыгивая через глыбы земли, завалившие ход сообщения и, придерживая забинтованную руку, двинулся вперед.
За ним последовали Кочетов и Семичастный.
В тупике комбат остановился.
– Смотри на разбитое дерево, – сказал он Кочетову. – Ближе!.. На ладонь влево. Видишь?
– Вижу, – ответил Кочетов.
– Твоя позиция… Теперь смотри, – и Сквозной повернул голову Николая влево. – Видишь, от опушки фрицы ползут? Это твое направление. Бей фашистскую нечисть, не выпускай их из кустов, гадов ползучих!.. Понятно?
– Понятно, товарищ капитан.
– Тогда действуй! Передай пулеметчикам мой привет!
– Передам! – улыбнулся Кочетов и помчался по траншее. Как ни прибавлял шагу Семичастный, все же отстал от Кочетова и, когда его взвод проходил внизу по логу на лыжах, только успел помахать ему рукой.
По пути на батарею Семичастный встретил Хватова.
– Куда спешишь? – спросил Хватов.
– К командиру батареи, товарищ комиссар. – И глубоко вздохнул. – Ну и обстановочка у нас!..
– Вот что, товарищ Семичастный, иди-ка ты сейчас обратно к Сквозному и поддержи его. Там решается судьба боя!
– А вы?
– Я – в батальон, – он показал на рощу, – и вот решил завернуть к артиллеристам.
На батарею Хватов попал в тот момент, когда артиллеристам пришлось отражать атаку врагов.
– Ложись! – что есть силы заорал на него командир орудия Гречишкин.
– Чего же мне ложиться? – идя к нему навстречу, улыбнулся Хватов. – У тебя голова перевязана. Тебе лежать надо.
– Я при должности! Мне нельзя! Видите, что творится? – И Гречишкин бросился к раненому артиллеристу, который в этот момент пошатнулся и стал медленно оседать на землю. Гречишкин выхватил у него из рук снаряд, подпер раненого плечом и кивком головы показал Хватову, чтобы помог.
Фома Сергеевич обхватил раненого, осторожно опустил его на снег, положил ему под голову разбитый снарядный ящик и позвал санитара.
Гречишкин зарядил орудие и громко скомандовал сам себе:
– За Семена по фашистам – огонь!
И сразу, словно по команде Гречишкина, слева затрещали пулеметы Кочетова.
Напряжение боя достигло предела. Все, кто находился на НП комдива, боялись, что вот-вот гитлеровцы захватят «Курган» Сквозного, и с нетерпением ждали, когда же комдив введет в бой резервный батальон.
Но Железнов не торопился, он не отрываясь смотрел туда, где солдаты в серо-зеленых шинелях то ныряли в снег, то, снова поднявшись, двигались вперед. Каждый раз их поднималось все меньше и меньше, позади оставались раненые. Из оголенного леса, с которого артиллерия сбросила снежный убор, на подмогу атакующим двигались лишь небольшие группы солдат.
– Ну, кажется, все! – проговорил Яков Иванович, вытирая рукой заиндевевшие брови.
В этот же момент с облегчением вздохнул и Карпов на своем НП, убедившись, что цепи гитлеровцев стали редеть, и Семичастный, наблюдавший за боем с НП комбата.
Однако совсем по-другому представлялся ход дела Кочетову, на позиции которого напирала самая большая группа гитлеровцев.
Николай лежал за пулеметом. Второй номер все время подбрасывал снег под кожух «максима», но снег таял, и от «максима» пар валил, как от самовара. Взглянув в сторону Кремнева, Николай вдруг гаркнул второму номеру: «Петро, действуй!» – сорвался с места и опрометью побежал вправо к пулемету, который скатился в окоп, подняв над снежным бруствером свой еще дышащий пороховым дымком ствол.