Испытание
Шрифт:
— Почему не приходит больше Екатерина Васильевна?
Тимофей Петрович вздрогнул:
— Откуда ты знаешь, что она раньше приходила?
— Видел… — неопределенно ответил Юрась. Он не мог обманывать отца, но и сказать правду, признаться, что он тайно следит за ним, тоже не хотел. Чтобы уйти от ответа, он спросил: — А вдруг ее немцы арестовали?
— Катя не приходит, потому что переехала в Гладов. Поступила там на работу… Машинисткой в полицейское управление.
Юрась всегда считал, что "полицейский" — бранное слово.
И вдруг он вспомнил:
— Она знает, что Владик у нас! Знает, что он… она его выдаст!
— Не выдаст…
— Почему? Откуда ты знаешь?
— Побоится… Сама же привела его к нам. Если немцы пронюхают об этом, у нее тоже будут неприятности…
— Все равно она предательница! Вернутся наши, они ей покажут.
Тимофей Петрович понял: угроза относилась и к нему. Он повел широкими плечами и сердито проговорил:
— Прошу тебя, нет, не прошу, а приказываю: перестань за мной шпионить! Понял? — И, не дожидаясь ответа, ушел в дом…
Юрась не торопился возвращаться в шалаш. Он лежал в кустах и раздумывал: говорить или нет Владику об Екатерине Васильевне? Владик тоже испугается, что она его выдаст. "Надо рассказать", — решил он и вдруг увидел сквозь кусты, что Тимофей Петрович вышел из дому и уселся на высокий дубовый пень.
Тимофей Петрович сидел опустив голову, бессильно свесив меж колен большие руки. Он казался сейчас таким одиноким и несчастным, что Юрасю вдруг стало его жаль. Но чувство это мгновенно исчезло: в памяти возникла сцена в доме тети Сани, когда староста Сиволоб тряс отцу руку и отец улыбался изменнику…
Посидев немного, Тимофей Петрович поднялся и направился по тропинке, проходившей у самого "наблюдательного пункта". Он остановился так близко, что Юрась заметил, что лицо его внезапно стало настороженным. Послышались чьи-то шаги. Навстречу отцу шел старик нищий. Он опирался на толстую суковатую палку, через плечо его висела сума. Нищий снял замызганный картуз и поклонился.
— Здоровья пану Марченко!
Тимофей Петрович удивился:
— Не припомню, где встречались…
— Это не беда, — сказал весело старик. — Может, мы и вовсе не встречались. Скажи лучше, как пройти до деда Кручины.
— Не знаю, — отрывисто сказал Тимофей Петрович.
Юрась удивился: отец отлично знал, где живет почтальон Кручина.
— Не знаешь — и не надо, — сказал нищий так же весело. — Всего человеку знать не можно. — И вдруг ни с того ни с сего спросил:
— Вы не скажете мне, какая завтра будет погода?
— Вы спрашиваете, какая завтра будет погода? — услышал Юрась ответ отца. — Это — как бог даст. Сегодня поживем — завтра увидим.
— Так-то лучше, — непонятно к чему сказал старик. — Я к тебе от Греты.
— Пойдем в дом, — приветливо сказал Тимофей Петрович.
— Не время, голубь, гостевать мне, — отвечал старик. — Перевяжу обувку да и пойду дальше. Мне еще до Кручины надо.
Он отошел в сторону, прислонился к дереву и стал переобуваться. Теперь до Юрася долетали только отдельные слова нищего:
— Грета велела предупредить… проверяют… из себя он, значит, такой…
Старик переобулся, перекинул за спину суму. По жестам отца Юрась догадался: Тимофей Петрович показывал путь к почтальону Кручине.
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕСА
С вечера в небе клубились черной пеной лохматые тучи, и в этой пене тонули раскаленные июльские звезды.
Юрась и Владик лежали в шалаше. Юрась все еще не мог поверить в измену отца. Как это могло случиться? Ведь только в сказках бывают злобные оборотни. Нет, оказывается, они и в самом деле существуют на земле. Как же можно жить рядом с оборотнем?! Бежать! Надо бежать! Но куда? С кем поделиться горем? У кого спросить совета?
— Надо накопить сухарей, — сказал он вдруг.
Владик понял, что задумал Юрась. Они уже не раз обсуждали, как им пробраться к фронту.
— Можно и без сухарей, — отозвался Владик. — Будем по дороге просить… Где что дадут… Конечно, просить стыдно…
— Лучше просить у чужих, лучше с голоду умереть, чем… — Юрась не договорил, но Владику и без слов было ясно, что он хотел сказать.
Грохнул тяжелым разрывом гром и покатился прочь, замерев где-то далеко за деревней.
Тяжелые капли ударяли по листьям деревьев редко, раздельно, точно дождь никак не мог решить: пролиться ему здесь или хлынуть где-нибудь в другом месте.
Под этот однообразный перестук капель мальчики уснули. Они не слышали, как взрывались громом тучи, не видели огненных стрел в небе, не слышали тревожного шума старого леса…
Юрась проснулся среди ночи от наступившей тишины. Гроза кончилась. Он видел из шалаша высвеченные луной стволы деревьев.
Осторожный, неясный звук нарушил тишину. Послышался хруст валежника. Это было странно: кто может ходить по лесу ночью?
Юрась тихонько толкнул Владика. Тот что-то промычал и повернулся на другой бок. Юрась снова прислушался. Звук затих, потом опять послышался хруст. Юрась с силой дернул Владика за руку.
— Проснись! — задышал он ему в ухо. — Проснись! Какой-то зверь ходит!..
Он схватил топорик, выполз из шалаша и, не подымаясь, огляделся. Проснувшийся Владик растянулся рядом.
Хруст валежника прекратился.
— Ушел обратно… в лес, — прошептал Владик.
— Н-е-е… Стоит на месте… принюхивается… Зверь человека издали чует…
— Смотри! Смотри!
По траве двигалась великанская тень человека. Тень плыла по земле, ломаясь о стволы деревьев. Но шагов не было слышно.