Испытание
Шрифт:
— Дам тебе на трое суток справку, — важно сказал он. — Когда думаешь отправляться?
— Да сегодня бы и пошла. Мои сборы недолги…
— Тогда ступай собирайся. А я пока выправлю тебе документ…
Прошел целый час. Александра Ниловна за справкой не являлась. Сиволоб забеспокоился: уж не раздумала ли? Надо проверить. Но едва он вышел из дома, как встретил ее.
— Где тебя, старую, носит?
— Да ведь дела разные, пан староста, соседки зашли, то да сё…
— Вот тебе бумага. Через три дня чтоб была на месте и доложилась мне! Поняла? Ну, пойдем,
— Чего меня провожать, ты не кавалер, я не барышня…
— Сам знаю, кого провожать, кого в тюрьму сажать! Сказано, идем, значит, идем!
Сиволоб хотел убедиться, что старуха уходит одна. На околице они расстались. Староста посмотрел ей вслед и усмехнулся:
— Гуляй, гуляй! Скоро я тебе припомню… как мужик твой руки мне у амбара заламывал…
И торопливо направился к дому сторожихи.
Безлюдные деревенские улочки настораживали его своей тишиной. "Точно по кладбищу идешь", — подумал он тоскливо, и тут же заметил, как в нескольких окнах дрогнули занавески. "Следят, следят за мной, дьяволы колхозные!" Он нарочно остановился, неторопливо закурил сигарету и степенно зашагал дальше. "Пусть следят! Теперь я никого не боюсь! Теперь меня все боятся! Так-то!"
Он вошел во двор сторожихи и сразу же приметил на дверях хлева большой висячий замок. Сиволоб подошел ближе, прислушался. Из хлева доносилось равномерное тяжелое дыхание Краснухи. Староста подергал замок, бросил взгляд на закрытые ставнями окна и удалился с довольным видом…
Прошло уже два дня, как Александра Ниловна ушла к больной сестре. Все это время Сиволоб вертелся вокруг ее дома. И наконец решил: дальше тянуть нечего. Надо идти к Марченко. Вдвоем они с этим делом справятся.
Но идти ему не пришлось. Лесник навестил старосту сам.
— Вот спасибо! Не забыл, значит, меня! — засуетился Сиволоб. — Садись, дорогой гость! Уж так я тебе рад, что и сказать не могу! Помощь мне твоя нужна. Для общего дела…
— Для общего дела я готов. Говори, Кузьма Семеныч. Какая тебе помощь нужна?
— Сейчас все обсудим. — Сиволоб вытащил из буфета четвертную бутыль самогона.
— Хороша посудина! — одобрил лесник. — С такой не соскучишься.
— Тут дело политическое, — начал староста, ставя на стол чугунок с холодным картофелем, миску квашеной капусты и тарелку, на которой лежал толстый кусок сала. — Тут у нас с тобой большие могут быть неприятности от немцев через одну старушку. — Он наполнил самогоном две большие кружки и перекрестился. — Господи благослови, поехали!
Тимофей Петрович придвинул к себе кружку, но пить не торопился.
— Что ты, Кузьма Семеныч? Какие нам от немцев неприятности? Сам знаешь, от кого нам беды ждать… Вот если, не дай бог… красные вернутся…
— Про то и думать не моги! — отмахнулся староста. — Ну давай, за успех будущего дела!
Они чокнулись. Сиволоб запрокинул голову и выпил все до дна.
— Какое же дело у тебя? — спросил Тимофей Петрович.
— Полякову старуху не забыл?
— Злющая баба!
— Истинно! Так вот, она прячет у себя мальчишку. Какого, спрашивается? Понимаешь, чем пахнет?!
Тимофей Петрович недоверчиво покачал головой.
— Неужели прячет?! Не ошибаешься? — Он взял бутыль и наполнил кружки самогоном. — Не пойму я, откуда же этот мальчишка появился?.. Твое здоровье!
Сиволоб выпил, закусил салом и вытер ладонью рот.
— В том и есть политический вопрос. Откуда? Это не нам с тобой выяснять. Того мальчишку мы изловим и доставим вместе со старухой в гестапу. Понял? А уж в гестапе завсегда правду дознают: кто, зачем и откуда. И будет нам с тобой от немцев полная благодарность…
— Может, ты путаешь, Семеныч? — все еще сомневался Тимофей Петрович. — Может, тебе почудилось? Ведь если мы никого у старухи не найдем, над нами вся деревня потешаться будет.
— Точно говорю тебе — прячет! Своими ушами слышал! — староста стукнул кулаком по столу. Хмель исподволь начал подбираться к нему. — Давно подозрение имею, а нынче получил полное подтверждение.
— Рассказывай, рассказывай…
— Я, брат, старуху вокруг пальца обвел! Сейчас все расскажу. Да ты чего не пьешь, не закусываешь? — Он потянулся к бутыли, но Тимофей Петрович сам быстро налил ему полную кружку. В свою плеснул на донышко.
— Теперь, значит, выпьем за твое здоровье! — Сиволоб чокнулся с гостем, лицо его начало багроветь, глаза помутнели.
— Как же ты одурачил старуху? — спросил с интересом Тимофей Петрович.
— Запросто! — захихикал Сиволоб. — Промашку дала, ведьма! Категорично! — Староста икнул. — Пришла ко мне проситься к сестре. Сестру, вишь, больную навестить задумала. Ладно, говорю, поезжай, старая, пешим ходом. Не соскучусь! Выправил ей бумагу, она, дура, и потопала. Третий день уже шляется! А я тут и выяснил. Наблюдение вел… — Сиволоб с трудом ворочал языком. — Да… наблюдение, значит, вел… За коровой…
— За кем? — Тимофей Петрович подумал, что ослышался.
— За коровой…
— При чем тут корова? Мы же про старуху… Лишку хватил, Кузьма Семеныч…
— Э, нет… — помахал пальцем Сиволоб. — Я, брат, не сбился. Меня на свинье не объедешь… Да… Ты слушай!
— Слушаю, слушаю, Кузьма Семеныч…
— Ну вот, значит… Ушла старуха к сестре, я к ней во двор! В хлеву корова на замок заперта. Прислушиваюсь — не мычит. Ладно… Вечером опять к хлеву. Опять никакого мыка. Молчит корова. Дышать — дышит, а не мычит. А? Что скажешь? Да ты пей! Закусывай!.. Да… На другой день под вечер, обратно топаю к хлеву — не мычит корова! Смекаешь, в чем дело?
— Плохо голова варит, — признался Тимофей Петрович. — Силен твой первач. Не пойму я про корову…
— Э-э-э! — протянул укоризненно Сиволоб. — Мало в тебе стойкости, слабоват… Ну, как говорится, клин клином выбивают! Чем ушибся, тем и лечись! Налей еще по одной, у меня чего-то руки дрожат…
Тимофей Петрович наполнил кружку старосты, забыв налить себе. Сиволоб выпил, понюхал корку хлеба и свесил голову на грудь.
— Дальше-то что, насчет коровы? — громко спросил Тимофей Петрович.