Испытание
Шрифт:
Рамодан отпечатал сообщение Информбюро и телеграмму Сталина на имя героев Южного фронта. Листовки распространили по заводу. Ими зачитывались, прятали за борта курток и ватников, потом снова вынимали и читали, разглаживая бумагу заскорузлыми пальцами.
Прервав отдых, стала на работу ночная смена. Усталость последних дней как будто исчезла. Вспыхнул смех. Люди вступали во вторую фазу борьбы с противником — поднялось движение рабочих за создание фронтовых бригад.
К чувству общей радости у Дубенко прибавилось личное: немцам не удалось прорваться
Надо скорее же сообщить Вале! Но завод! Завтра должна выйти на летное поле первая машина.
С Шевкоплясом прибыли военные представители — они торопили выпуск машин.
Дубенко шел в сборочный цех. Данилин, исхудавший и сгорбленный, сопровождал его.
— Вот и начали обдирать перья с нашего мифа, — пошутил Дубенко, — так и общипем.
— А вы злопамятный, Богдан Петрович, — смущенно заметил Данилин.
— Без всякого зла, Антон Николаевич. Просто от радости.
В конторке сборочного Дубенко переоделся в комбинезон, чтобы удобнее было «обнюхивать» машину. В цех заходили члены военно-приемочной комиссии вместе с Шевкоплясом и Угрюмовым. Вслед за первым самолетом на аэродром летно-испытательной станции выйдут первые десять машин, и потом начнется серийный выпуск — результат их больших трудов и лишений.
— Волнуетесь? — спросил Дубенко начальника сборочного цеха.
— Естественно, Богдан Петрович, — инженер поежился, потер руки.
— Пойдемте, — Дубенко отворил двери конторки и окунулся в привычный шум сборочного цеха. Треск молотков, завывание дрелей и прочие шумы в сборочном напоминали ему шум уборки урожая. Как будто раздался рокот комбайнов на золотистых полях шелестящей усиками пшеницы. Снуют ножи хеддера, подрагивая, ползут по транспортеру срезанные стебли, шумит зерно в бункерах. Как здесь, так и там человек подходит к конечному результату своих усилий... Начиналась уборка урожая...
Одевали машины: из ящиков вытаскивали моторы, сработанные на берегах полноводной реки, скрипели лебедки, подвозили крылья на тележках, крепили, нивеллировали машину, чтобы она сражалась успешно.
Самолеты, вначале напоминавшие ободранных и прикорнувших птиц, расправляли крылья, обрастали перьями, вырастали стальные клювы орудий и пулеметов. Возле них, так, что не слышно человеческой речи, трещали и визжали молотки и дрели, шатались светлячки переносных ламп, катились автокары и ручные тележки и дым раскаленных жаровень поднимался вверх и уходил через фонари, как дым жертвенников.
Дубенко осматривал машины, давал указания. Чувство удовлетворения не покидало его.
Мастер сборочного цеха, докладывая директору о состоянии работ, нервничал; ему хотелось побранить бригадиров-монтажников, но, как опытный человек, он знал, что с ними не стоит портить отношений, хотя ему и казалось, что монтаж проходит медленно.
— В сроки уложитесь? — спросил Дубенко начальника цеха, поняв из сбивчивого тона мастера, что имеются какие-то сомнения.
— Новые сроки?
— Постановленные сегодня митингом.
— Должны уложиться, Богдан Петрович.
— Посмотрим, а то как бы не пришлось завтра за вас краснеть.
— Антон Николаевич проверяет, — начальник цеха показал в сторону Данилина. Тот стоял с контролерами, присвечивая лампочкой какие-то бумажки. Сюда доносился его бубнящий голос: «Самое главное зазоры... зазоры. Абсолютно важно, ответственно. Сейчас проверим на выдержку... вот под цифрой семь что у вас?»
— Теперь с микроскопом пойдет, — отмахнулся мастер, наблюдая Данилина, — с ним выдержишь сроки...
— Иногда не мешает быть микроскопом, — сказал Дубенко и завязал уши шапки.
— Сам директор полез, — послышался голос.
— Если чего не так, раскричится...
Монтажники, на минуту приостановив работу, наблюдали. Дубенко приказал приподнять машину на козелки и принялся опробовать механизм выпуска шасси. Потом просмотрел, как открываются закрылки, тщательно проверил пневмовыпуск оружия. Все управление самолета должно действовать безотказно. С каждым нажимом рычагов и кнопок машина постепенно оживала. В кабине он просмотрел приборы.
Затем была проведена холодная пристрелка оружия — пушек и пулеметов. Возле Дубенко стоял вооруженец. Он немного похож на Данилина, копуша, но дельный. Дубенко внимательно прислушивался к его словам и коротко приказывал приготовиться к проверке бомбосбрасывателей.
Вооруженец доволен:
— Прикажете стопятидесятикилограммовую и кассеты?
— Начнем с двухсот пятидесяти.
Ручной лебедкой, приспособленной из сподручных материалов, подняли одну за одной две «свиньи» — бомбы весом по двести пятьдесят килограммов. Мастер накинул на стабилизаторы веревочные петли и передал концы двум рабочим. Бомбы при падении могут откатиться и помять стойки шасси, и поэтому под машину на линии бомболюков положили соломенные маты.
— Уходи, — закричал мастер.
Дубенко сбросил бомбы вручную, потом проверил работу электросбрасывателя. Подошел военный представитель. Машина находилась в стадии «до предъявления», и поэтому военпред пока ничего не говорил. Ему хотелось в процессе доводки познакомиться с возможными недостатками. Машина первая, и он ждал ее с огромным нетерпением. Военпред обошел машину и, наконец, сказал: «Вот тут помято, не приму... вот здесь...»
— Какое же ваше окончательное заключение? — спросил Дубенко, потирая замерзшие руки.
— Завтра скажем, по предъявлении.
— Сегодня темните?
— Надо же вас помучить, товарищ директор, — сказал военпред.
— Ладно уж, выдержим. Идите, посмотрите на машины номер три и четыре. Вон их сколько народа окружило.
— Все нормально, Богдан Петрович? — спросил подошедший Данилин.
— Пожалуй. Небольшие доделки я указал бригадирам. Уже можно сказать: есть машина.
— Есть, — Данилин снял шапку, вытер лысину клетчатым платком. На пальце блеснул «лунный камень», в свое время привлекший внимание Богдана.