Испытательный срок
Шрифт:
— Нет… Сегодня я никого убивать не буду… Я в плохой спортивной форме.
— Женя, папа выпил, ступай спать. Завтра доиграешь.
— Пить вредно.
— Убивать людей еще вреднее.
— Я не людей убиваю, а монстров.
Евгения скрылась в комнате, откуда через секунду донеслись «смертеутверждающие» вопли компьютерных персонажей. Рома налил себе еще граммов пятьдесят водки.
— Ром, правда хватит…
Он согласно кивнул и выпил.
— Юль… Ты Юрку Ермакова помнишь? Из нашей школы?
— Который жену?
— Да.
— И
— Понимаешь… Его за месяц до этого задержали. Так, мелочевка. Свистнул кое-что в супермаркете. Я разбирался по дежурству. Отпустил, материал не штамповал. А как иначе? В одной футбольной команде играли, в одной песочнице росли. Я ж не сволочь. А потом это убийство.
— И что? При чем здесь ты?
— Как при чем? — Рома потянулся к бутылке, но потом передумал. — Не отпусти я его тогда, Ирка жива бы была! Я и в ОСБ перешел, чтоб больше таких тем не возникало. Так тут опять.
— По-моему, ты себя накручиваешь. И не пей больше, — Юля убрала бутылку в кухонный шкаф, — иди спать лучше.
— Глеб же тогда с гранатой… Убежать мог… А он остался! Ты не врубаешься? А я его… — Язык заплетался, что являлось признаком опьянения средней тяжести.
— Не переживай. У него был просто защитный рефлекс.
Зазвонивший мобильник жены прервал дискуссию.
— Привет, Кать… Да, могу… Да ты что?! И когда? Давай рассказывай.
Юлька тоже ушла с кухни, и Рома понял, что до его проблем членам семьи нет никакого дела. И рука снова потянулась к верному шкафу.
Соберись! Жестче ставь ракетку, тряпка!
Утром он заехал к картонному другу Васисуалию, поменял в «жигулях» аккумулятор. Бомж готовил в котелке завтрак из ворованной капусты, предложил составить компанию, но опер отказался. В одиннадцать он был в отделе. По дороге несколько раз звонил Глебу. Тот трубку отключил. Рабочий телефон никто не снимал.
Эх, Глеб… А ведь не урони ты тогда, на блокпосту, фотку своей зазнобы — и не было бы сейчас этих дурацких самокопаний. Друг — не друг, предал — не предал… Если друг оказался вдруг… Не знал бы ничего, блин, так и черт бы с ним! А главное, о чем переживать?! Как там Копейкин об убиенном отозвался?.. На башку реально пробитый… Стало быть, туда ему и дорога. Как в анекдоте: кого надо — того и убили. Каждый сам кузнец своих наручников.
«Если один бандит другого укокошил, крылышки у него от этого не вырастут. Он бандитом был и останется…» — всплыли вдруг в памяти слова Глеба. И тут ты прав. Крылышки у тебя не выросли…
Ну и что же нам с тобой теперь делать?
Впрочем, вопрос запоздал. Он, Роман Данилович, свой выбор уже сделал. Когда пулю в реку выкинул. Концы в воду. Все правильно — друзей не сдают, особенно тех, кто сам за тебя под пулю готов. А он другу дал шанс. Но предстояло решить самый главный вопрос. Что будет через три дня? Если Глеб придет и признается — да, это я. Что тогда? Хлопнуть по плечу и сказать: «Да никаких проблем, старик! Стреляй дальше! Забыли!»
Нет, не забудешь… И даже не в пресловутом чувстве долга дело. Просто сломается внутри что-то.
— Ты где был? — раздалось за спиной.
Рома обернулся. Горина. Вид, как у учительницы, которая застукала детишек за распитием пива на перемене.
— Профилактику обеспечивал, Оль. На шестнадцатом километре. Царев в курсе.
— Ты знаешь Туманова?
Оба! Отрицать глупо — совместное фото висит в кабинете. Видимо, на слово Роме коллеги не поверили.
— Конечно… А что случилось?
— Он явку с повинной написал!
— Что???
Информация претендовала на первое место в рейтинге утренних новостей. И даже события в революционном Египте и очередное падение курса рубля отошли на второй план.
— Кир… Копейкин, в смысле, звонил. Туманов пришел к нему сегодня. Сам. И дал полный расклад по убийству Якубовского — где, что и как.
— Бред какой-то…
— Бред — не бред, а все совпадает. Указал чердак, там нашли гильзу. Винтовку якобы выбросил в реку, Копейкин сейчас там, на мосту. Со следователем и водолазами… И сдается мне, Ром, что ты был в курсе. А?
Профилактическо-разъяснительную беседу с дочерью Борис Дмитриевич предпочел провести на службе. Чтобы продемонстрировать, в случае надобности, вещественные доказательства. На слово Вера может не поверить. Позвонил ей на мобильный.
— Вер, ты не могла бы ко мне приехать? Прямо сейчас. Это очень важно.
— Что-то случилось?
— Нет, но может. Это не телефонный разговор.
— Хорошо, но мне придется уйти с лекции.
— Ничего, я выпишу повестку.
— А можешь тогда и на Лену? Мы на ее машине приедем.
— Могу. Только не на всю группу. Это покажется подозрительным.
Ради беседы с дочерью он отказался от поездки в Северный отдел, где Туманов признался в заказном убийстве. В другой ситуации он бы уже мчался в машине с мигалкой. Скорей всего, эта история ударит и по ним. Проворонили оборотня. Да еще какого!
Вера приехала через полчаса. Села напротив на стул, а не на диван. Явное волнение, как у тяжелобольного, ожидающего окончательный диагноз.
Борис Дмитриевич тоже не источал спокойствие. Может, зря он это все затеял? Может, права Ольга — пускай сами разбираются. Или подождать месяц-другой. Что-то типа испытательного срока. Поживут вместе да разбегутся.
— Па, что случилось?
— Хм… Вера, я не хотел вмешиваться в ваши с Антоном отношения, но ты должна кое-что знать. Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать, просто изложу факты. Ты взрослый человек, решай сама. Но сначала ответь на несколько вопросов.
От волнения Борис Дмитриевич направил в лицо дочери лампу, но, спохватившись, быстро отвернул.