Исследования истерии

Фрейд Зигмунд

Когда я вчера проснулась поутру, у меня словно гора с плеч упала, и теперь мне хорошо».

– И каковы у вас виды на будущее в этом доме?

– Мне все ясно, я знаю, что надеяться мне не на что, но печалиться из–за этого я не буду.

– А с прислугой вы поладите?

– Я думаю, тут всему виною была моя обидчивость.

– А директора вы по–прежнему любите?

– Конечно, люблю, ну и что с того. Ведь думать и чувствовать можно, что угодно.

Я обследовал ее нос и обнаружил, что болевая чувствительность и рефлексы восстановились у нее почти полностью, запахи она тоже различала, хотя неуверенно и только тогда, когда они становились сильнее. Впрочем, вопрос о степени причастности заболевания носа к этой аносмии приходится оставить открытым.

В целом лечение растянулось на девять недель. Спустя четыре месяца я случайно повстречал пациентку в одном из наших дачных мест. Она была весела и подтвердила, что чувствует себя по–прежнему хорошо.

Эпикриз

Я не расположен недооценивать вышеописанный случай заболевания,

хотя речь идет о незначительной и легкой истерии, сопровождаемой немногочисленными симптомами. Скорее, мне кажется поучительным то, что даже для такого скудного в невротическом отношении заболевания требуется так много психических предпосылок, и при проведении обстоятельного разбора этой истории болезни мне хотелось бы представить ее как образчик определенного типа истерии, а именно той формы истерии, которую может приобрести без подходящих для этого переживаний даже человек, не отягченный дурной наследственностью. Спешу отметить, что не имею в виду истерию, не зависящую от какой–либо предрасположенности; такой истерии, возможно, вообще не бывает, однако о предрасположенности такого рода мы заводим речь лишь после того, как человек стал истериком, ведь прежде она никак себя не выказывала. Предрасположенность к невропатии в привычном понимании представляет собой нечто иное; еще до появления самого заболевания она обусловлена величиной неблагоприятных наследственных факторов или суммой индивидуальных психических аномалий. Насколько мне известно, в случае мисс Люси Р. ничто не свидетельствовало о наличии двух этих факторов. Таким образом, ее истерию можно назвать благоприобретенной, и предполагает она лишь наличие, скорее всего, широко распространенной предрасположенности к приобретению истерии, чьи свойства мы пока только начинаем изучать. Впрочем, в подобных случаях первостепенное значение имеет характер травмы, разумеется, в совокупности с реакцией человека на эту травму. По всей видимости, непременным условием приобретения истерии является несоответствие, возникающее между Я и подступающим к нему представлением. В другом месте я надеюсь показать, как разнообразные невротические расстройства появляются в результате различных маневров, которые предпринимает Я для того, чтобы избавиться от такого несоответствия. Истерический способ защиты – для которого как раз и требуется особая склонность – заключается в конверсии возбуждения в соматическую иннервацию, а извлекаемая из этого польза состоит в том, что несовместимое представление вытесняется из сознания Я. Вместо этого в сознании Я остается возникшая из–за конверсии соматическая реминисценция – в нашем случае субъективное обонятельное ощущение – и мучительный для него аффект, который более или менее явственно связан как раз с этой реминисценцией. Единожды созданное, это положение впредь не меняется, поскольку путем вытеснения и конверсии устранено противоречие, которое могло бы подтолкнуть к тому, чтобы избыть аффект. Таким образом, механизм формирования истерии, с одной стороны, соответствует акту нравственной трусости, а с другой стороны являет собой некое защитное устройство, находящееся в распоряжении Я. Во многих случаях защиту от прироста возбуждения посредством формирования истерии приходится признать наиболее целесообразной; разумеется, куда чаще приходишь к выводу, что индивиду было бы выгоднее иметь побольше нравственной смелости.

Таким образом, собственно травматическим является тот момент, когда Я навязывается противоречие и Я решает изгнать противоречащее ему представление. При изгнании последнее не уничтожается, а попросту вытесняется в бессознательное; если этот процесс происходит впервые, то в результате возникает ядро и центр кристаллизации отделенных от Я психических групп, вокруг которого в дальнейшем концентрируется все то, что можно было бы принять лишь ценой примирения с противоречащим представлением. Таким образом, расщепление сознания в случае благоприобретенной истерии является желанным, намеренным, зачастую его, по меньшей мере, предваряет произвольный акт. Однако в результате происходит не совсем то, на что рассчитывал индивид; ему хотелось, чтобы представление исчезло, словно его никогда и не было, а добивается он лишь его психической изоляции.

В истории нашей пациентки травматическим моментом является та сцена, которую устроил ей директор из–за того, что поцеловали детей. Впрочем, до поры до времени эта сцена не имела видимых последствий, возможно, именно с тех пор пациентка стала угрюмой и обидчивой – мне об этом ничего не известно; истерические симптомы возникли лишь позднее, в те моменты, которые можно назвать «вспомогательными» и характерная особенность которых заключалась в том, что в этих обстоятельствах на какое–то время сливались воедино две обособленные психические группы, как при сомнамбулизме, когда пределы сознания раздвигаются. В случае мисс Люси Р. первым таким моментом, когда произошла конверсия, явилась сцена, которая разыгралась за столом, как только главный бухгалтер захотел поцеловать детей. Этому вторило травматическое воспоминание, и она повела себя так, словно не избавилась полностью от всего того, что было связано с ее симпатией к хозяину. В иных историях болезни такие разные моменты совпадают, конверсия происходит непосредственно под воздействием травмы.

Второй вспомогательный момент почти полностью копирует механизм первого. Под влиянием сильного впечатления временно воссоздается былая общность сознания, и конверсия следует тем путем, который открылся перед ней в первый раз. Любопытно то обстоятельство, что второй симптом покрывает первый, поэтому первый не ощущается отчетливо до тех пор, пока не устранен второй. Примечательной представляется мне также обратная последовательность их проявления, в соответствии с которой должен выстраиваться и анализ. В целом ряде случаев мне приходилось сталкиваться с тем, что симптомы, возникшие позднее, покрывали первоначальные симптомы, между тем как именно последние, выявленные, благодаря анализу, содержали ключ ко всему шифру.

В данном случае терапия заключалась в принудительном объединении отколовшейся психической группы с сознанием Я. Результаты терапии странным образом н е соответствовали объему проделанной работы; лишь после того как было покончено с последним фрагментом, неожиданно произошло исцеление.

Примечания

[1] ...один мой друг и коллега... – скорее всего, имеется в виду Вильгельм Флисс (1858– 1928), берлинский оталоринголог, близкий друг и многолетний корреспондент Фрейда, который, наряду с Брейером, часто рекомендовал Фрейда состоятельным пациентам (СП.).

[2] ... направил ко мне молодую даму... Мисс Люси Р. – подлинное имя этой пациентки неизвестно.

[3] ... когда я посещал клиники в Нанси, мне довелось услышать слова мэтра гипноза д–ра Льебо... – Льебо, Амбруаз (1823–1904) – французский сельский врач, который прославился тем, что погружал пациентов в гипнотический сон, внушая им мысль о засыпании неторопливым тихим голосом, а затем устранял симптомы болезни. Льебо выделил несколько степеней гипноза и составил подробное описание характерных признаков состояния, наблюдаемого при каждой степени гипноза. В 1882 году по приглашению Дюмона, главного терапевта медицинского факультета в Нанси, Льебо приступил к гипнотическому лечению пациентов в психиатрическом приюте Марвиль. Со временем возникла так называемая нансииская школа гипноза, объединившая единомышленников Льебо и Бернгейма, которые полагали, что гипноз представляет собой нормальный психологический феномен, обусловленный внушением. Нансииская школа гипноза противостояла парижской школе гипноза, которую возглавлял Шарко. В 1886 году Льебо подвел итог своим наблюдениям в книге «Сон и подобные ему состояния», которая имелась в личной библиотеке Фрейда (Liebeault, A.A.: Le Sommeil Provoque et les Etats Analogues. Paris: Octave Doin 1889) (СП.).

[4] ... каталепсия (от греч. katalepsis – схватывание, припадок) – состояние оцепенения, застывание тела или конечностей в каком–либо положении, утрата мышечного тонуса без потери сознания. Обычно возникает в виде приступа при психических заболеваниях сильных эмоциональных переживаниях.

[5] ... Когда я использовал этот метод впервые... – Судя по всему, впервые «технику надавливания» Фрейд использует в случае с Элизабет фон Р. Мы видим, что в разных местах Фрейд описывает эту технику последнего для него телесного контакта по–разному. Здесь речь идет о том, что пациентка увидит некие сцены, перед ней возникнут какие–то представления в тот момент, когда он ослабит давление. В других местах он говорит о том, что это произойдет именно в момент надавливания. И, наконец, иногда Фрейд говорит о том, что воспоминания появятся после того, как он снимет давление руки (В.М.).

[6] афазия – (от греч. а – отрицат. частица и phasis – высказывание) – разнообразные системные нарушения речи, вызванные локальными поражениями коры головного мозга. Эти нарушения могут затрагивать фонематическую, морфологическую и синтаксическую структуры активной и пассивной речи.

[7] аносмия – (от греч. an– отрицательная приставка и osme – запах) – отсутствие обоняния.

Катарина

(Зигмунд Фрейд)

Во время вакации в 189* году я отправился в Высокий Тауэрн[1], дабы отвлечься ненадолго от медицины и особенно от неврозов. Это мне почти удалось, когда однажды я свернул с центральной улицы, чтобы взобраться на лежавшую неподалеку гору, славившуюся открывавшимся с нее видом и хорошо сохранившимся горным приютом. Взобравшись наверх после утомительного путешествия, подкрепившись и отдохнув, я сидел, погруженный в созерцание восхитительной панорамы, и настолько забылся, что поначалу не понял, что обращаются ко мне, когда услыхал вопрос: «Сударь, вы доктор?». Вопрос, однако, был обращен ко мне, и задала его та самая девушка лет восемнадцати, которая обслуживала меня за обедом с довольно угрюмым выражением лица и которую трактирщица называла Катариной [2] . Судя по ее платью и манерам, она не могла быть служанкой, а скорее приходилась трактирщице дочерью или родственницей.

2

Д–р Брейер писал в своем предисловии ко второму изданию: «Всевозрастающим интересом, который вызывает психоанализ, по–видимому, и объясняется нынешнее внимание к «Исследованиям истерии». Издатель выразил желание переиздать книгу, первый тираж которой полностью распродан. Она перепечатывается без изменений, хотя представления и методы, описанные в первом издании, претерпели с тех пор существенные и коренные изменения. Что касается меня, то сам я в последующие годы не особенно интересовался этим предметом, никак не способствовал изменению представлений о нем и не могу добавить от себя ничего нового к тому, что было написано в 1895 году. Поэтому я и пожелал, чтобы в новом издании обе мои главы были перепечатаны безо всяких изменений». – Прим. автора.