Истина торжествует
Шрифт:
– Гэвин подумал, что будет забавно приставить ко мне помощника мужчину. Его затея удалась, да и Итан хорош в том, что делает.
Мы медленно пробирались сквозь толпу к танцполу. Самое смешное, что я ненавижу танцы, но с Маккензи был не против танцевать.
– Если бы я не знала его, то с уверенностью заявила бы, что он гей.
– Я точно так же думал первое время.
– Ты уверен, что это не так? Я думаю... – она подняла руку, указывая на происходящий разговор между Итаном и Наташей. Наташа уже находилась под впечатлением и готова была запрыгнуть
– Если ты заглянешь в список с мужчинами на выданье, ты найдешь там Итана, детка.
– Это ничего не значит, Энди. Геи тоже могут рассылать свои фотографии.
Ночь пролетела незаметно в вихре танцев, тостов и общения. Большую часть вечера и ночи нам удавалось держаться подальше от отца и Оливии. Я знал, насколько сильно Маккензи обуревает жажда разговора с Оливией о ее признании, но она смогла обуздать свое нетерпение. Мне было больно видеть, как Микки смотрит на Оливию с потерянным видом, но, пока длится вечер, мы мало что можем сделать.
Танцуя с мамой, с удивлением узнал, как много она знает о моей поездке в Амарилло, чтобы вернуть Маккензи. Единственное, что не стало для меня шоком, так это откуда она черпала знания. Мой отец отслеживал наше местонахождение в администрации Гэвина. Слишком много секретов. Это также объяснило, почему мой отец вцепился в меня, как только мы вернулись в Бостон.
– Ты сердишься на меня?
Я поднес руку к ее щеке.
– Если бы ты сказала мне об этом несколько часов назад, возможно я и пришел бы в ярость, но… – покачал головой, – нет. Я не сержусь на тебя. Ты заботилась только обо мне и твое одобрение Маккензи значит для меня все, – посмотрев в сторону Оливии, увидел, как она танцевала с моим отцом. – Мне многое нужно наверстать с Микки, но я знаю, что теперь, когда мы вместе, все будет хорошо. Не спрашивай меня, откуда во мне эта уверенность, просто знаю, и все.
– Я счастлива слышать это, Дрю!
– Спасибо!
Краем глаза я заметил Найлза, он стоял в стороне от толпы, засунув руки в карманы. Мама оглянулась посмотреть, на что я уставился. Она вздохнула, но ничего не сказала. Найлз молча кивнул в сторону моей матери, безмолвно спрашивая разрешения вмешаться. Я ответил утвердительно и приготовился покинуть свое место. Несколько больших шагов и он остановился позади моей матери.
– Можно мне? – спросил Найлз.
Я уступил ему место с улыбкой.
– Конечно, сэр!
Найлз пожал мне руку, но тут же сосредоточился на моей матери. Она переместилась с одной ноги на другую. Напряжение сжало ей плечи, и ее дыхание участилось. Мать заставила себя улыбнуться Найлзу, когда он приветствовал ее, но ее глаза вдруг задержались на ком-то еще в комнате. Я взглянул в том же направлении. Оливия и мой отец танцевали и весело над чем-то смеялись.
– Кэт, прошло слишком много времени.
– Да, так и есть, – ответила она, не глядя на профессора.
– Ты выглядишь потрясающе!
Мама ничего не сказала. Найлз потер рукой затылок, неловко топчась
– Можем ли мы?! – он протянул к ней руку, нарушая неловкую тишину.
Мама дернулась, посмотрев на руку Найлза. Немного поколебавшись, она все же приняла его приглашение. Найлз, стараясь сохранить молчаливое согласие, потянул ее за собой на край танцпола. Я наблюдал за ними обоими. за мужчиной, в котором я мечтал видеть своего отца, и матерью, обеспокоенной и смущенной. Кто-то внутри меня говорил, что все это неправильно. Адвокат внутри меня искал причины их странного поведения. Ребенок внутри меня помнил и нес вину и горе разбитой семьи.
Маккензи положила руку мне на спину. Я посмотрел в ее большие голубые глаза и нашел в них отражение той же заботы, что смущала и бередила меня.
– Все в порядке?
Я опустил голову, запечатлевая на ее губах нежный поцелуй. Меня не заботило, что я нарушаю приличия, и что кто-нибудь в этот момент может нас увидеть. Мне просто нужно было заверить ее, что все в порядке.
– Да. Я просто немного устал. Это был очень длинный день.
– Так и есть. Морган и Гэвин скоро отправятся в путь. Хочешь уйти сразу после того, как они нас покинут?
Я проследил изгиб ее челюсти большим пальцем.
– Что ты имеешь в виду?
– Вернуться к себе, – ответила она, полыхая румянцем на щеках. Я почти ощущал жар, горевший под ее кожей.
Она прикусила нижнюю губу зубами, ожидая моей реакции. Большим пальцем я осторожно высвободил губу из захвата ее зубов.
– Не насытилась мною? – поддразнил я.
– Мне всегда будет тебя мало! – честность в ее голосе говорила сама за себя, ту правду, что была неоспорима.
Мы просто должны были быть!
– Ты что, издеваешься надо мной? – Из угла палатки вдруг раздался голос отца.
Отец отпустил Оливию, практически оттолкнув ее в сторону. Я удивленно взглянул на него, на мать и на Найлза. Мать оттолкнулась от Найлза, махнув рукой отцу. Найлз вдруг сделался выше, губы сжались в тонкую упрямую линию, ладони обернулись кулаками. Мой отец спустил на них всех собак, крича что-то, чего я не мог разобрать. Мать подняла руки, становясь барьером между двумя мужчинами.
– Джонатан! Найлз! Нет! Не здесь! – пыталась она образумить их.
Я видел, как ее губы шевелились, и она что-то выкрикивала, но музыка и крики толпы заглушали звук ее голоса.
Гэвин привлек мое внимание, и мы оба поняли, что нужно оттащить их всех от палатки, пока кто-нибудь не обратил на них слишком пристальное внимание. Я проталкивался через танцпол. Маккензи последовала за мной. Когда мы, наконец, до них добрались, палец моего отца был наставлен на Найлза.
– Где ты отрываешься, ты, праведный сукин сын?! Ты ведешь себя благородно и великодушно, но, правда в том, что, если бы я не дал тебе ту работу на блюдечке с голубой каемочкой, ты до сих пор был бы никем! Черт возьми, ты– ничтожество!