Истина в деталях

Болдт Р. С.

— Ты нервничаешь. Ведешь себя так, будто не привыкла к моим прикосновениям. — Он наклоняет голову и проводит кончиком носа по моему. — Так не пойдет. Люди заметят. Пойдут слухи, что моей женщине не нравятся мои прикосновения.

— Это адаптация, и меня просто бросили в нее. — Я поспешно добавляю. — Я поработаю над этим.

— Да? — его голос звучит так, как будто провели граблями по гравию. — Сейчас самое время.

Он легонько покусывает мою нижнюю губу, а затем успокаивает ее языком. От шока я застываю на месте и упираюсь ладонями в дверь у себя за спиной, в то

время как во мне вспыхивает похоть. Я разрываюсь между желанием получить больше и пониманием того, что это может быть ловушкой. Но я становлюсь жертвой его прикосновений, ощущений, которые он вызывает, когда проводит губами по моим губам в легкой ласке.

Его слова, сказанные мне в губы, наполнены желанием и сожалением.

— Я должен держаться подальше, но что-то в тебе есть… — он проводит губами по моим губам, но не требует большего. — Я хочу попробовать, профессор. Очень хочу. Но такая умная леди, как ты, наверное, не захочет, чтобы такой мужчина, как я, пробовал. Потому что в тебе есть какая-то сладость, на которую я могу подсесть. — Запуская пальцы в мои волосы, он нежно тянет их, проведя ртом по линии моей челюсти. — Черт… ты гребаная сирена.

Моя грудь вздымается и опускается от тяжелого дыхания. Его слова в сочетании с легкой лаской его губ заставляют меня находиться на грани, физически желая большего. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, по-настоящему поцеловал, а не оставил лишь с едва ощутимыми прикосновениями своих губ. Я жажду узнать, похож ли его вкус на вкус шампанского, которое мы пили несколько минут назад.

Даже если все это не так — даже если он не такой — я жажду этого.

Просто попробуй, уговариваю я себя.

Поворачиваю голову, чтобы перехватить его рот, скользящий по моей щеке, соединяю наши губы, и, словно предвидя мой шаг, он не колеблется.

Я хватаюсь за его пиджак, наши губы раздвигаются, языки ищут друг друга в порыве желания. Поцелуй пылкий, наполненный жаром, и я прижимаюсь к нему, а он прижимает свое тело к моему. Раздается придушенный стон, и мне не хватает ни сознания, ни внимания, чтобы понять, чей он. Особенно когда он рукой ныряет под мое платье, грубые пальцы нащупывают трусики и ощущают жар, исходящий от моего ядра.

— Черт, — дышит он мне в губы, прежде чем снова накрыть мои губы своими.

Я должна остановить его, но его прикосновения лишают меня сил. Это, несомненно, самый горячий поцелуй в моей жизни, и, хотя я знаю, что это неправильно во многих отношениях, но поддаюсь эгоистичной потребности. Когда он проводит пальцем по моему клитору через ткань, настолько влажную, что она прилипает к моим внешним губам, я задыхаюсь в его рот.

— Блядь, да, — стонет он, проводя губами по моей челюсти, а затем прикусывает зубами мою шею. — У моего профессора такая нуждающаяся киска, не так ли? — он сильно посасывает мою кожу, а затем успокаивает ее языком. Когда он проводит поцелуями по моему плечу, я не могу сдержать стон.

Продолжая мучить меня,

он играет с моим клитором через трусики, вызывая во мне всплеск желания.

— Ты позволишь мне проникнуть внутрь?

Черт. Его грязные разговоры одновременно лишают мои легкие кислорода и подливают топлива в уже бушующий во мне огонь.

Конечно, он это замечает.

Из его горла вырывается гортанный звук.

— Ах, блядь. Тебе это нравится, да? — захватывая мой рот в очередном поцелуе, он обжигает меня взрывным жаром. — Ты дашь мне попробовать?

Я не отвечаю, и его палец замирает. Он поднимает голову, его глаза ищут мои. Там, где я ожидала бы найти триумф или высокомерное удовлетворение, вместо этого пылает обжигающий жар, смешанный с оттенком растерянности. Как будто он так же, как и я, сбит с толку этим странным притяжением между нами.

Когда он наклоняет голову, чтобы прошептать мне в губы:

— Ты позволишь мне? — я замираю, мои губы расходятся, а затем резко смыкаются.

Вся эта ситуация — сплошная ошибка. Это неправильно. Не только потому, что он тот, кто он есть, но и потому, что я не могу этому потакать. Я позволяю себе этот поцелуй, и этого достаточно.

Так и должно быть. Интимные половые действия любого рода опасны для меня, поэтому я всегда так осторожна.

Медленно двигая каждой мышцей своего тела, он отпускает руку и отступает.

— Не беспокойтесь, профессор. — Он расстегивает молнию на брюках и, слегка поморщившись, снова застегивает их. — Я получил сообщение.

Я делаю глубокий вдох, отводя глаза, и приглаживаю рукой волосы. Беру сумочку, открываю ее и достаю компактное зеркальце, зная, что мне нужно будет исправить ущерб, нанесенный поцелуем.

Повернувшись к нему спиной, я вглядываюсь в свое отражение в маленьком округлом зеркальце, торопливо наношу помаду и пытаюсь привести в порядок растрепанные волосы. Когда мои глаза сталкиваются с его глазами в зеркале, я захлопываю его и убираю в сумочку.

Повернувшись к двери, я прочищаю горло.

— Я готова вернуться.

Чем дольше он молчит, тем больший ужас охватывает меня. Он подходит ближе, от него исходит тепло, согревающее мою спину. Он обходит меня и кладет руку на дверную ручку, его рот приближается к моему уху.

— После тебя.

Легким движением он открывает дверь, и я поспешно выхожу. Я дрожу, чувствую себя неуверенно, как будто мое тело — это провод под напряжением, который дико трепещет. Нико кладет руку мне на спину и ведет меня по коридору, чтобы я вернулась на торжественное мероприятие.

С каждым шагом, приближающим меня к концу коридора, мои чувства испытываются на прочность. Я все отчетливее ощущаю его мужской запах и знаю, что он способен целовать меня до потери рассудка.

Я поступила правильно. Я поступила правильно — повторяю я про себя, в то время как другая часть меня кричит о том, что я осталась неудовлетворенной.

— А, вот и она.

О, черт. Конечно, именно сейчас мы должны встретиться с ректором Боманом и деканом Харродом. Как будто я и так не нахожусь в замешательстве.