Истинная для волка
Шрифт:
Батыр-хан стоял очарованный. Тогда-то он и понял, что не хочет ни отпускать, ни отдавать её кому бы то ни было. Себе! Такая кобыла нужна самому! Подумаешь, слегка волком подпорченная, там и впрямь было невозможно сопротивляться. Решено, быть ей пятьдесят третьей женой! Пусть только сначала найдёт Айтбая, тогда они вместе придумают, как её удержать. Он же великий шаман — пусть подскажет.
Посему пришлось Алтынай — той самой таинственной зазнобе — оставлять детей на маму и младшую сестру, а самой готовиться в поход.
— Позор! — кричал её супруг на всю юрту, пока та собиралась. — Ты что, путалась
Рената стояла снаружи (засмотрелась на затейливый орнамент, украшавший юрту) и вздрагивала от его воплей. При Батыр-хане тот так себя не вёл! Согласился как миленький, зато наедине с супругой резко сменил тон.
— Я досталась тебе невинной — тебе ли не знать, — оправдывалась женщина. — Ничего у нас не было и не могло быть! — Её голос дрогнул от сожаления. Похоже, не особо счастлива она была со своим супругом. Но она собралась с силами и продолжила: — я ему об этом сама много раз говорила. Он, вроде, смирился, не стал портить нам свадьбу. Я даже и думать не могла, что он из-за меня пропал.
Раздался звон пощёчины, тонкий вскрик, отчего Рената ринулась в чужую юрту. Правда, войти не смогла, ей остановил охранник, прошипев сквозь зубы, чтобы не вмешивалась в дела семьи. Мол, и так уже испортила мужику жизнь, пусть он хоть так восстановит справедливость.
— Но как же, впереди целая ночь — он её может покалечить! — волновалась Рената.
Ей было безумно жаль степнячку, пусть она увидела её сегодня впревые.
— Жить будет, — сплюнул второй охранник. — Нельзя нарушать слово, данное Батыр-хану. А остальное — его право.
Рената не на шутку разозлилась. Какого чёрта? Неужели нельзя найти на этого гада управу?
— А если из-за того, что он подпортит ей лицо, а то и вовсе покалечит, вся завтрашняя миссия пойдёт насмарку? Что скажет Батыр-хан? Думаете, он обрадуется, если всё сорвётся из-за того, что этот мужик сам себе придумал проблему и сам же обиделся?
Всё-таки удобно прикрываться именем главаря басурман — оно имеет на остальных кочевников буквально волшебное воздействие! И, в отличие от первого стражника, который удерживал Ренату, второй быстро сообразил, к чему она клонит, и ринулся в юрту будущей приманки. Судя по звукам, завязалась драка. Айгуль выскочила наружу, прижимая дорожный свёрток к груди. На скуле её алел кровоподтёк, на голове стоял форменный кошмар, словно ей пытались содрать скальп. Волосы всклокочены, о головном уборе и речи нет.
— Пойдём ко мне, — Рената подхватила её под руку и поволокла к своему временному жилищу. — Тебе нельзя сейчас с ним оставаться.
Та, словно марионетка ковыляла за чужеземкой, бормоча под нос:
— Он откажется от меня, заберёт детей, а меня покроет вечным позором. За что? Я ничего плохого не сделала, была честна и верна ему. О, Небесная Кобылица, за что мне всё это?
Весь вечер Рената отпаивала несчастную горячим чаем, от кумыса и медовухи та отказалась. Попаданку тоже не тянуло совершать алкогольные подвиги, да и надобности не было. Они проговорили всю ночь. Разумеется, на местном. Ренате было уже всё равно насчёт конспирации, ей было безумно жаль степнячку. Она оказалась забитой молодой девчонкой, которую очень рано выдали замуж, едва у той пошла первая кровь. Раннее материнство высосало из неё все соки, ведь она даже не успела как следует налиться.
Мужа она не любила, но и ненависти не испытывала. До сегодняшнего дня. Просто терпела, молчаливо выполняла все свои женские обязанности, слушалась старших и не перечила.
«Что в ней нашёл шаман? По большому счёту ничего особенного, даже характера не наблюдается», — так думала Рената в начале их беседы, но спустя несколько часов общения изменила своё мнение.
На ранней зорьке отряд особого назначения отправился в путь. Ночью, как ни странно, никто девушек не побеспокоил. То ли охранник сам справился с беседой с «обиженным» супругом, то ли Батыр-хана подключили — неизвестно. Поднимать этот вопрос Рената не стала, ей было чем заняться — призывать ветер.
С утра, как водится, пелось не очень. Несмотря на плотный завтрак, предварившийся очередной порцией тошноты, которую попаданка списала на волнение, и горячий чай. Пришлось распеваться, а потом уже с чувством, с толком, с расстановкой поражать местное население силой её удивительных песен.
Бартагай и Зурукман на всякий случай держали под рукой жертву. И если второй искренне интересовался, получится ли у Ренаты договориться со стихией насчёт воздушного пути, то Бартагай надеялся, что она провалится. Ибо выскочка! Невыносимая блудливая паршивка, перебегающая ему, прекрасному во всех отношениях шаману, дорогу.
И вот поднялся ветер, закружился, завихрился воронкой. Без лишних вопросов и разговоров, поскольку и так был в курсе, он направил свою скоростную дорогу в нужную точку. Изумлённый вздох вырвался у шаманов — уж они-то видели, что всё верно.
Что же это получается? Они всю жизнь, как и их предки, приносили в жертву скот и людей, в зависимости от размера просьбы, и всё зря? В смысле можно было обойтись и без этого? То, что среди своих же встречались шаманы, справлявшиеся без жертвоприношений, было скорее исключением, но тут какая-то девица…
В отличие от воздушного пути того же Бартагая, ради Ренаты элементаль расстарался на славу. Никого в разные стороны не болтало, лишь поддувало в спину, придавая ускорение. Дамам был особый комфорт — их дополнительно обволакивала смягчающая «подушка».
На место прибыли за считанные минуты. Их встретили величественные горы, чьи вершины терялись в облаках и поддерживали небосвод, могучие дубы, пушистый снег, падающий с небес большими хлопьями, и дикий кошачий вой. Низкий, вибрирующий, жуткий.
— Всё как по написанному, — гордо отрапортовала Рената. — Точнее спетому.
Воины ощетинились копьями, прикрывая Батыр-хана и шаманов с дамами от дикого зверья.
— Вас с Алтынай никто не тронет, — шепнул ей ветер. — За остальных не отвечаю.
Рената передала приятную весть новой подруге. Ну, как подруге, очень хорошей девушке (женщиной её язык не поворачивался называть), к которой она прониклась неподдельной симпатией. Та раскрылась перед ней совершенно искренне, ни разу даже не подумала в чём-либо упрекнуть и вообще оказалась замечательным человеком. Забитым, но в то же время очень чистым, лишённым какой-либо зависти и злости. Когда она рассказывала о чём-то, не связанным с мужем, её глаза начинали сиять удивительным внутренним светом, а сама она казалась такой… наполненной что ли.