Истинная Христианская Религия
Шрифт:
Мы - в истине, в Иисусе Христе. Он - истинный Бог и вечная жизнь. Дети, храните себя от идолов. 1 Иоанн 5:20,21.
LX Подлинное покаяние легко для тех, кто уже каялся несколько раз, но крайне неприятно тем, кто этого не делал.
561. Подлинное покаяние заключается в том, чтобы исследовать себя, признать свои грехи, исповедоваться Господу и начать с этого новую жизнь. Оно было описано на предыдущих страницах. В той части мира, где основаны Реформированные Христианские церкви, если понимать под этим всех отошедших от Римской Католической церкви, вместе с теми ее членами, которые не разу по-настоящему не каялись, подлинное покаяние считается очень трудным. Причина в том, что некоторые не хотят, а некоторые боятся каяться, и возникает привычка избегать покаяния, которая порождает неприязненное отношение к нему, и подкрепляется в итоге доводами разума. В некоторых
Основная причина того, что настоящее покаяние крайне неприятно людям Реформированных Христианских церквей, заключается в их вере в бесполезность покаяния и милосердия для спасения, которое совершается благодаря одной вере. Они утверждают, что вера, будучи вменена, приносит с собой прощение грехов, оправдание, обновление, возрождение, освящение и вечное спасение, без всякого участия самого человека, или будто бы его самого. Их богословы называют это участие бесполезным и мешающим заслуге Христа, отвратительным и вредным. В простых людях, незнакомых с тайнами этой веры, все эти понятия насаждаются постоянным слушанием слов о том, что "одна вера спасает" и "никто не может делать добро сам по себе". Вот почему покаяние среди Реформированных подобно гнезду, полному птенцов, покинутых матерью, которую поймал и убил птицелов. Дополнительной причиной служит то, что так называемый "реформированный" сообщается духом только с теми из духовного мира, которые подобны ему самому. От них он получает свои мысли, и это сбивает его с пути самонаблюдения и исследования себя.
562. В духовном мире я спрашивал многих из Реформированных, почему они не каялись по-настоящему, ведь такая обязанность возложена была на них как в Слове, так и при крещении, равно как и перед Святым Приобщением во всех их церквях. Они отвечали по-разному. Одни говорили, что достаточно было сердечного раскаяния, с последующим признанием на словах, что ты грешник. Другие говорили, что такое покаяние не соответствует общепринятой вере, потому что достигается действиями самого человека по его собственному желанию. Некоторые говорили: "Как можно исследовать себя, когда знаешь, что ты не что иное, как один грех? Это все равно, что забрасывать сеть в озеро, которое от дна и до самой поверхности наполнено грязью, кишащей ядовитыми червями". Некоторые говорили: "Можно ли заниматься таким глубоким рассмотрением себя, что даже видеть в себе Адамов грех, от которого проистекают все содеянные грехи человека? Разве эти грехи, вместе с изначальным, не смываются водой крещения, и не стираются, или не покрываются, заслугой Христа? Что в таком случае представляет собой покаяние, если не бремя, жестоко терзающее совесть? Или мы не помилованы Евангелием, а наоборот, подчинены этому вашему безжалостному закону покаяния?" Много еще было сказано в том же роде. Некоторые говорили, что когда они пытаются исследовать себя, их охватывает такой страх и ужас, будто они увидели чудовище у своей кровати в сумерках. Из всего этого мне стало ясно, почему настоящее покаяние в мире Реформированных Христианских церквей пришло в упадок и отброшено за ненадобностью.
В присутствии этих духов я также задал вопрос некоторым из тех, что принадлежали к Римско-католической религии, было ли неприятным для них исповедоваться перед своими священниками. Они ответили, что, как только это входит в обычай, уже не страшно перечислить свои прегрешения перед исповедником, если он не очень строг. Они даже находили некоторое удовольствие в том, чтобы собрать их все до единого, охотно называя более легкие, и со стеснением говоря о более серьезных грехах. По их словам, каждый год они добровольно приходили, чтобы совершить обряд, и радовались отпущению грехов. У них считается нечистым тот, кто не желает открывать грязь своего сердца. Выслушав это, Реформированные удалились, похвалив их, хотя с улыбкой и со смехом, а некоторые - с удивлением.
Позже ко мне подошли некоторые, принадлежавшие к Католической церкви, но жившие в Протестантских странах. В соответствии со своим обычаем, они не исповедовались лично, как их братья во всем остальном мире; исповедание у них было совместным, перед одним из священников. Эти люди рассказали, что они совершенно неспособны исследовать и вынести на свет то зло, которое они совершили на деле или замышляли тайно; они находили это настолько же невыносимым и страшным, как пересечь ров перед крепостью, перед которой стоит вооруженный солдат и кричит: "Назад!" Отсюда понятно, что подлинное покаяние легко
563. Известно, что привычка - вторая натура, посему то, что просто для одного, сложно для другого. Это верно и в отношении исследования себя и исповедания в том, что при этом найдено. Что может быть легче для наемного рабочего, грузчика или фермера, чем работать с утра до вечера своими руками? Между тем, благородный человек, ведущий утонченный образ жизни, не смог бы этого делать и полчаса, не устав и не вспотев. Гонцу в легкой обуви с посохом легко одолеть милю, тогда как тот, кто всегда ездил в карете, еле-еле перебежит с одной улицы на другую.
Любой ремесленник, с упорством занимавшийся своей работой, выполняет ее легко и охотно, а будучи лишен ее, желает возвратиться к ней. Другого же, делавшего то же самое с прохладцей, ни за что потом не заставить этим заниматься. То же самое можно сказать о каждом, кто несет какую-либо службу или учится чему-либо. Что легче ревнителю набожности, и что труднее для безбожника, чем помолиться Богу, и наоборот? Не боится ли священник, который первый раз проповедует перед царем? Но став известным проповедником, он делает то же самое уверенно. Нет ничего проще для того, кто стал ангелом, чем возвести глаза к небу, а для того, кто стал дьяволом, - броситься в ад. Однако, если последний будет лицемером, он может взирать на небеса наравне с первым, сердцем же отвернется от них. Каждый проникается своей конечной целью и привычкой, которую она порождает.
LXI Тот, кто никогда не каялся, или не смотрел в себя и не исследовал себя, заканчивает тем, что не знает, какое зло проклинает его, и какое добро его спасает.
564. Поскольку столь немногие в мире Реформированных Христиан творят покаяние, необходимо добавить, что тот, кто никогда не смотрел в себя и не исследовал себя, заканчивает тем, что не знает, какое зло проклинает его, и какое добро его спасает. Ибо у него нет религиозных убеждений, которые позволяли бы ему это знать. То зло, которое человек не видит, не осознает и не признает, остается с ним; а то, что остается, укореняется глубже и глубже, пока не заградит внутреннее его ума. От этого человек становится сначала природным, затем чувственным, и наконец, телесным. Последние два состояния не позволяют ему распознать ни губительное зло, ни спасающее добро. Он становится, как дерево, растущее на твердой скале, с корнями в ее расщелинах, которое заканчивает тем, что засыхает от недостатка влаги.
Тот, кто хорошо воспитан, уже разумен и нравственен, однако есть два пути к разумности: один - от мира, другой - от небес. Кто идет по мирскому пути к разумности и нравственности, но не по небесному в то же время, тот разумен и нравственен лишь в речах и манерах. Внутренне он - животное, или скорее, дикий зверь, поскольку действует заодно с обитателями ада, где все таковы. Но кто следует также и небесному пути к разумности и нравственности, тот истинно разумен и нравственен, потому что он таков одновременно и духом, и речью, и телом. Речь и тело обладают духовностью, как душой, заключенной внутри них, которая приводит в действие природные, чувственные и телесные способности. Такой человек действует заодно с небесными жителями. Таким образом, есть люди разумные и нравственные духовно, а есть разумные и нравственные природно. Их невозможно различить между собой в этом мире, особенно, когда человек погряз в лицемерии, долго упражняясь в нем. Но ангелы небесные могут отличить одних от других так же легко, как голубей от сов, или овец от тигров.
Чисто природный человек может видеть злые и добрые качества в других, и может осуждать других. Но поскольку он не заглядывает в себя и не исследует себя, то в себе он зла не видит; а если какое-либо зло в нем откроет кто-то другой, он скрывает его с помощью своей разумности, как змея прячет свою голову, погружая ее в песок, или как шершень зарывается в навоз. Причиной тому - наслаждение зла, которое окружает его, как туман болото, поглощая и ослабляя лучи света. Наслаждение ада - именно в этом. Оно исходит из ада и проникает в каждого, но со ступней ног, со спины и с затылка. А между тем, проникало бы оно через переднюю часть головы или через грудь в тело человека - он стал бы рабом ада. Это оттого, что мозг человека предназначен для разума и его мудрости, а мозжечок - для воли и ее любви. Вот почему весь головной мозг человека разделен на эти две части. Для того, чтобы излечиться от этого адского наслаждения, преобразовать его и обернуть в другую сторону, есть только одно средство: духовная разумность и нравственность.