Истинная красота

Линн К. С.

— Ты, вероятно, голодна. — Райдер протягивает руку и берет коробку с пиццей. Я качаю головой, слишком нервничаю, чтобы есть что-нибудь прямо сейчас. Он неодобрительно прищуривается. — Тебе нужно что-нибудь съесть, Эмили, ты не ела весь день.

— Я не голодна, Райдер! — огрызаюсь я, мне не нравится его властный тон. Мы обмениваемся взглядами, но я быстро понимаю, что не выиграю. Поэтому закатываю глаза и беру кусок пиццы. Он самодовольно усмехается своей победе, и мне хочется дать ему пощечину.

Пару минут мы сидим в комфортной тишине, прежде чем он спрашивает:

—

Не возражаешь, если я воспользуюсь твоим душем?

Я тут же ощущаю жар в животе при мысли о нем обнаженном в моем душе. Боже, не думай об этом, Эмили.

— Конечно, — легко говорю я, пытаясь вести себя так, будто не думаю ни о чем неподобающем. Судя по ухмылке, которую он посылает мне, скрыть свое состояние мне не удается. Ненавижу эту глупую ухмылку... — Только у меня нет мыла или шампуня, которые бы не пахли по-девчачьи, прости. — Самодовольно улыбаюсь ему в ответ, на самом деле совсем не сожалея.

— Неважно, у меня все есть. Стоун принес мне мою сумку. — Он подмигивает мне, поднимая мое раздражение еще на одну ступеньку.

— Рада, что ты только что предположил, что я позволю тебе остаться здесь.

— У тебя не было выбора в этом вопросе. — Он встает и хватает черную сумку, стоящую у двери, затем поворачивается ко мне, его ухмылка становится шире. — Хочешь присоединиться ко мне, Эм?

О боже... При мысли об этом мои щеки горят, и я ощущаю боль между ног. Он смеется, зная, как на меня влияет, что меня очень раздражает. А затем уходит, не удосужившись дождаться ответа, вероятно потому что достаточно умен, чтобы знать его.

Услышав, как включается душ, я хватаю одеяло с конца дивана, затем ложусь и стараюсь не думать о Райдере в душе. Мокром, блестящем, вода капает с его пресса… тьфу! Я злюсь, недовольная самой собой, затем смотрю на Саммер.

— Я в большой беде, девочка.

Глава 16

Райдер

Тридцать минут спустя отключаю воду, мой член все еще охрененно возбужден, хотя я только что дважды подрочил. Запах Эмили, окружающий меня, не оставил мне выбора, но сделанное не принесло облегчения. Только она может удовлетворить эту острую потребность, живущую во мне. Я обдумываю, каковы мои шансы на то, что сегодня вечером она разрешит мне спать с ней в одной постели, но полагаю, что не очень высокие. Я перевязываю ребра, затем надеваю спортивные штаны и решаю отказаться от рубашки.

Выходя из ванной, я не могу сдержать улыбку, зная какой румянец увижу на ее симпатичном лице.

— Эй, хочешь посмотреть фильм или... — я замолкаю, когда добираюсь до гостиной и вижу, что она крепко спит. Серьезно... Опять?

Мое раздражение исчезает, когда замечаю, насколько она уязвима. На ее невинном личике должно быть безмятежное выражение, но вместо этого она хмурится от беспокойства. Бледно-голубые отметины под глазами — явный признак того, как тяжело ей было последние несколько дней или, черт возьми, последний месяц. Собака лежит, свернувшись калачиком у ног, непонятно каким

образом вписываясь в маленькое пространство. Ее подбородок опирается на колено Эмили, и она смотрит на меня, словно спрашивая, какого хрена я делаю, стоя здесь и наблюдая за ними.

Опустив сумку на диван, я наклоняюсь и беру Эм на руки, сжимая ее нежное тело. Она шевелится, прижимаясь лицом к моей груди. Собака следует за мной в комнату Эмили, тускло освященную лампой, которую та оставила. Я решаю положить ее на кровать вместо того, чтобы убрать одеяло, не хочу ее будить. Затем укрываю ее одеялом, которое использовала ранее, когда она прижимается к своей подушке. Собака запрыгивает на постель и сворачивается рядом. Повезло ей. Не в силах сдержаться, я наклоняюсь и нежно целую Эмили в лоб.

— Спокойной ночи, Эм.

Она вздыхает, когда я встаю, и только поворачиваюсь, чтобы уйти, как она бормочет:

— Я люблю тебя.

Мое сердце замирает, я поворачиваюсь и вижу, что Эмили все также крепко спит. Она говорила это мне? Глядя на собаку, понимаю, что, скорее всего, эти слова предназначались ей. Я качаю головой, злясь на себя за то, что веду себя как сучка, затем выключаю лампу и закрываю дверь, оставляя ее немного приоткрытой.

Возвращаясь в гостиную, настраиваюсь на еще одну долгую ночь, жалея, что лежу не рядом с Эмили, а не на этом чертовом диване в одиночестве. Знаю, что ей больно, и я облажался. Поэтому собираюсь дать ей время, но не очень много. Я докажу ей, что она моя. Это моя последняя мысль, прежде чем я погружаюсь в глубокий сон.

Где-то среди ночи меня будит душераздирающий крик. Я соскакиваю с дивана, мое сердце бьется в страхе, когда осознаю, что это голос Эм.

Схватив пистолет, бегу по коридору и врываюсь в ее комнату. Здесь почти кромешная тьма. Включив свет, я вижу Эмили на полу, она забилась в угол. Оглядываюсь, держа оружие наготове, но понимаю, что здесь никого нет.

Я подбегаю к ней и встаю на колени, затем обхватываю руками ее заплаканное лицо.

— Эй, эй, Эм. Детка, что не так, что случилось?

Она наконец прекращает плакать, и ей требуется мгновение, чтобы понять, я здесь. Она озирается в светлой комнате, немного дезориентированная, прежде чем ее мокрые глаза смотрят на меня.

— Кто выключил мой свет?

— Что? — тяжело дыша, спрашиваю я, мое сердце все еще стучит, как гребаный барабан.

Она всхлипывает.

— Кто-то выключил мне свет.

— Это я.

— Я сплю со светом, не люблю темноту.

И тут я вспоминаю ее реакцию в кинотеатре, когда там выключили свет. И тут же ощущаю вину.

— Черт, прости, детка.

Она опускает голову на колени и плачет сильнее.

— Я так испугалась, когда проснулась и ничего не увидела.

Подняв ее на руки, обнимаю дрожащее тело, сажусь на кровать и опускаю ее к себе на колени. Я держу ее близко и постоянно извиняюсь, чувствуя себя полным дерьмом. Через несколько минут она успокаивается и пытается отодвинуться, выглядя смущенной, но я не позволяю ей.

Обхватив ее лицо, я заставляю Эмили посмотреть на меня, и эмоции в ее глазах поражают меня, словно удар в живот.