Источник силы
Шрифт:
Отъезд счастливой пары на их медовый месяц был зрелищем для богов, которые, я убежден, присутствовали при этом. Все свадебные гости в своих свадебных нарядах выстроились у парадной двери, когда оттуда вышла Диана в своей тунике эльфа и, как кролик, стрелой помчалась по дороге. Более спокойным шагом за ней последовал супруг, ведущий осла, на спине которого лежала упакованная палатка, а по бокам свисала кухонная утварь.
В окружении мужчин в тонком сукне и женщин в шелках, на фоне подстриженных кустов лавра, они выглядели чем-то инородным, легкомысленным, дегенеративным, какими и считали их все их родственники, но в тот момент, когда молодожены, миновав калитку, вступили на черную почву болота, все изменилось. Великое Присутствие
Через десять секунд их приняло болото; мужчина, девушка и осел самым непостижимым образом слились с его серо-коричневым фоном, словно перестали существовать. Они уходили в свой собственный мир, и их мир приветствовал их. Цивилизация, с которой они не имели ничего общего, никогда больше не будет их пытать и держать в заключении за то, что они не такие, как все. В мертвой тишине свадебная толпа отправилась к свадебному столу, и никто не вспомнил о свадебных тостах.
Мы больше ничего не слышали о молодоженах вплоть до следующей весны, когда однажды, после того как в приемной погас свет, мы услышали стук в оконное стекло, сразу напомнивший мне о Диане. Но это была не она, а ее муж. И в ответ на краткую просьбу я отправился за ним, так как Тавернер отсутствовал. Нам не пришлось идти далеко, маленькая коричневая палатка стояла на лугу у нашего леса, и я мгновенно понял, для чего меня позвали, хотя большой необходимости в этом не было, так как боги Природы сами могли присмотреть за своей собственностью, потому что это только мы, высшие сущности, лениво тащимся по миру, подгоняемые в загривок. Ворота жизни вращались на легких петлях, и через несколько минут маленькая правнучка Пана лежала в моих руках, маленькое, только что появившееся совершенное создание, кроме разве что ушей с кисточками. Я подумал, что это новая порода смертных вошла в наш беспокойный старый мир, чтобы внести новую струю в его цивилизацию.
Да, Тавернер, подумал я, что несет будущее, за которое вы ответственны? Поставит оно вас на один уровень с человеком, который разводит кроликов в Австралии… или рядом с Прометеем?
Временные съемщики
Душа моя, выстроим тысячи дворцов, которые будут еще величественнее
Почта лечебницы всегда отправлялась в поселок в шесть вечера, когда уезжали садовники, так что если какой-нибудь запоздавший корреспондент хотел связаться с внешним миром после этого часа, он вынужден был шагать со своими посланиями к почтовому ящику на перекрестке. Так как в течение дня я редко располагал временем для написания частных писем, послеобеденные сумерки обычно заставали меня бредущим в этом направлении с сигарой и горсткой писем.
У меня не было привычки поощрять пациентов сопровождать меня в моих прогулках, так как я считал, что выполняю свой долг по отношению к ним в рабочее время и это дает мне право на досуг, но Виннингтон не был обычным пациентом, поскольку он был другом самого Тавернера и, согласно моим наблюдениям, членом одного из малых колен того великого Братства, о работе которого я имел некоторое представление. Так что очарование, которым для меня всегда обладало это Братство — хотя я никогда и не стремился стать его членом, — вместе с занимательностью и причудливостью личности этого человека, заставили меня пойти навстречу его попытке превратить наши профессиональные отношения, в личные.
Поэтому именно он шагал рядом со мной по длинной тропинке, ведущей сквозь кусты к маленькой калитке в дальнем конце сада лечебницы, выходящей на перекресток, где находился почтовый ящик.
Опустив свои письма, мы лениво брели обратно, когда звук клаксона заставил нас отскочить в сторону, так как из-за угла выскочил, едва не наехав на нас, какой-то автомобиль. Я мельком увидел сидящих в нем мужчину и женщину, а наверху — солидный багаж.
Машина повернула к воротам большого дома, центральная аллея которого выходила на перекресток, и я заметил, обращаясь к своему спутнику, что, очевидно, мистер Хершмэн, владелец дома, отбыл срок заключения и возвращается в свой дом, который стоял пустым, хотя и заполненным мебелью, с тех пор, как доверчивая страна решила, что ее доверие может быть обмануто и что коварного тевтонца следует держать под стражей.
Встретив по возвращении Тавернера, сидящего на террасе, я сказал ему, что Хершмэны вернулись, но он покачал головой.
— Те, о ком вы говорите, не Хершмэны, — сказал он, — а люди, снявшие дом. Фамилия их, кажется, Беллами, они сняли меблированную квартиру; кто-то из них, по- видимому, болен.
Неделю спустя, когда я опять собрался на свою прогулку к почтовому ящику, ко мне присоединился Тавернер, и мы вместе неторопливо брели к перекрестку, энергично дымя для отпугивания комаров. Когда мы подходили к ящику, наше внимание было привлечено легким скрипом и, оглянувшись, мы увидели, как большая железная калитка, закрывающая ведущую к Хершмэнам аллею, приоткрылась и через образовавшуюся узкую щель тихонько проскользнула женщина. Она, очевидно, направлялась к почтовому ящику, но, увидев нас, заколебалась. Мы отошли в сторону, освобождая ей дорогу, и она, проскользнув по гравиевой дорожке, встала на цыпочки, опустила свое письмо, слабым кивком головы поблагодарила нас за учтивость и исчезла так же безмолвно, как и появилась.
— В этом доме трагедия, — заметил Тавернер.
Я весь стал внимание, как всегда при любых проявлениях медиумических способностей моего шефа, но он только засмеялся.
— На этот раз не ясновидение, Роудз, а лишь здравый смысл. Если лицо женщины моложе ее фигуры, значит, она счастлива в браке; если наоборот, значит, жизнь ее трагична.
— Я не видел ее лица, — сказал я, — но у нее фигура молодой женщины.
— Я видел ее лицо, — сказал Тавернер, — и это лицо старой женщины.
Однако его суждение о ней было не вполне справедливым, так как, когда несколько вечеров спустя мы с Виннингтоном опять встретили ее у почтового ящика, ее лицо, хотя и было бесцветно и изборождено морщинами, казалось весьма привлекательным, а обрамлявшая его волна золотисто-каштановых волос благодаря его бледности казалась еще ярче. Боюсь, что я слишком пристально уставился на нее, пытаясь увидеть признаки, по которым Тавернер прочитал ее историю. Она проскользнула через приоткрытую калитку, двигаясь быстро и бесшумно, как человек, привыкший к вынужденной скрытности, искоса взглянула на нас из-под длинных темных ресниц и исчезла так же, как и появилась.
Мое внимание привлекла полная неподвижность стоящего рядом со мной человека. Казалось, он врос в землю, пристально гладя на поглотившую ее темную аллею и как будто посылая свою душу вдогонку, чтобы она озарила темноту ночи. Я коснулся его руки. Он повернулся, собираясь что-то сказать, но у него перехватило дыхание и слова потонули в булькающем кашле, который обычно является признаком легочного кровотечения. Чтобы опереться, он обхватил рукой мои плечи, так как был выше меня ростом, и я поддерживал его, пока он харкал алой артериальной кровью, которая рассказывала его собственную историю.
Я привел его домой, уложил в постель, так как он был очень слаб после своего приступа, и рассказал Тавернеру все, что произошло.
— Я думаю, он долго не протянет, — сказал я.
Мой коллега удивленно посмотрел на меня.
— Он полон жизни, — сказал он.
— От его легких мало что осталось, — ответил я, — а вы никогда не сможете заставить ездить автомобиль, у которого нет двигателя.
Однако Виннингтон лежал недолго, и в первый же день, когда мы позволили ему подняться, он предложил мне сопровождать меня на почту. Я запротестовал, поскольку расстояние туда и обратно было немалым, но он взял меня за руку и сказал: