Источник солнца (сборник)
Шрифт:
– Глупая какая, – теперь уже Коля покачал головой, – я приду, спрошу и приклею, какие нужно. И все.
– Ну тогда ладно.
Они помолчали, о чем-то думая каждый.
– Знаешь, – он спрыгнул со скамейки, на которой до того сидели с ногами, – я, когда вырасту, напишу о тебе книгу. Да-да.
– А зачем? Я же ничего такого не сделала. И, возможно, никогда не сделаю.
– А я все равно напишу. Вот честное слово. Я даю тебе честное слово.
– Я буду рада. Правда.
Катя
– Он уходит! Поторопись! – крикнула она оставшемуся позади Коле.
Коля оглянулся назад, точно там и правда был кто-то ему знакомый. Но нет. Лишь те же самые молодые женщины катали детей в колясках и переговаривались о чем-то. А высоко над головой две маленькие белые бабочки, играя, догоняли и снова теряли друг друга.
Глава 23
– И они больше никогда-никогда не встретились?
– Больше никогда-никогда.
Артем отложил последний листок рукописи и ласково – как никогда прежде – посмотрел на Сашку. Девочка сидела на диване, поджав колени почти под самый подбородок и недовольно хмурясь. Было слышно, как она разочарованно сопит. Артем все так же смотрел, не моргая.
– Ну почему? Я не понимаю.
Сашка спрыгнула с дивана, подошла к окну и оперлась ладонями на подоконник, вытягиваясь на цыпочках и лбом касаясь холодного стекла. Она знала, что лоб обязательно прилипнет и оставит замысловатый рисунок на окне. Ей очень нравилось, когда выходило похожим на картинку и про нее можно было сказать: смотрите! Видите, идет человек по дороге и путь ему преграждает ива?.. или что-нибудь в этом роде.
Сашка целовала зеркала.
– Мы ведь уже боялись. И нам уже было грустно вместе с ними. Мы поверили, что они потеряли друг друга… – Она посмотрела на потолок, потом опять в окно. – Ну, пускай они теперь возьмут и встретятся.
– Когда же они успеют? – Артем откинулся на спину и заложил руки за голову.
Он тоже смотрел в потолок какое-то время. Сашка в недоумении отступила от подоконника и проговорила с неизвестной Артему интонацией. Здесь были одновременно и убежденность в собственной правоте, и удивление тому, что он, Артем, эту правоту не понимает и, видимо, не разделяет.
– Когда книга закончится. Когда же еще?
Эпилог
Если бы вы – если бы, скажем, вам было совсем нечего делать в большом городе Москве одним теплым июльским вечером, – вы бы вполне могли отстоять длинную очередь на *** вокзале, купить билет на поезд, который отходит ровно в 18.15 и, удобно усевшись на деревянную скамью поближе к окну (напротив какой-нибудь влюбленной парочки), ехать в писательский поселок Тарусу. Вы могли бы читать. Вы могли бы просто смотреть в окно, угадывая краем глаза то погромыхивающий мимо пейзаж, то собственное отражение.
Вы могли бы быть
Вы могли бы им не быть.
Вы могли бы отправиться в это путешествие с одной целью – повидать старого институтского друга, который годам к пятидесяти выбился-таки в писатели и пожинает летний дачный лавр в подобающем ему отныне месте.
Вы могли бы наконец просто ехать в этом поезде в 18.15 одним теплым июльским вечером.
И тогда – будь вы помимо всего прочего любопытным человеком – вы непременно заметили бы сидящего в соседнем ряду мужчину. На вид ему никак не дашь больше сорока семи. Большие старомодные очки в роговой оправе – такие когда-то носил Лев Кассиль – скрывали зеленые глаза. Характерный нос выдавал в нем человека еще более характерного темперамента. А розовая рубашка и аккуратный кожаный портфель уж обязательно заинтриговали бы вас.
Кто путешествует налегке летом в сторону Тарусы, одеваясь, будто тебе двадцать, а не сорок семь?
И вы бы захотели – очень бы захотели – познакомиться со своим соседом. Чему тихо улыбается этот немолодой человек, стеснительно прикрывая рот правой ладонью?
И вы бы сели рядом. Он недоверчиво кивнет в ответ на ваше приветствие и, когда вы представитесь первым, скажет вам свои имя, отчество и фамилию. Он скажет вам:
– Меня зовут Евграф Соломонович Дектор.
И улыбнется как древнеримский авгур.
Потому что он считает, что его имя, отчество и фамилия говорят о многом. Любому человеку.
И вы поедете дальше – под мирный стук колес рассказывая ему историю своего счастливого/несчастного брака/развода, слушая его иронические замечания ничем не обязанного никому человека и всячески ему симпатизируя.
Ибо он действительно симпатяга в свои сорок семь – этот Евграф Соломонович!
Мимо вас не единожды пройдут лоточники, предлагая спасти вас от неурядиц быта. И вам они не единожды покажутся неприятны. И вы намекнете об этом согласному собеседнику.
Четыре часа пути пролетят в мгновение ока. Вы их почти не заметите, очарованный случайным спутником. Иногда Евграф Соломонович проявляет чудеса очарования. Вы засидитесь до последнего – до самой последней минуты, – пока поезд не остановится, машинист не вдавит энергичным движением педаль тормоза и не откроет железные двери, объявляя усталым голосом: «Таруса».
Евграф Соломонович поторопит вас к выходу и, спрыгнув с подножки первым, даже подаст вам руку. Тем более если вы – женщина. И вы еще какое-то время постоите, обтекаемые со всех сторон толпой приехавших вместе с вами.
Вы будете уверять друг друга в уникальности вашего знакомства. И конечно же забудете обменяться телефонами.
Но это вы обнаружите гораздо после.
А пока прощание будет недолгим, но печальным. Будто вам и правда посчастливилось сопровождать домой друга. Пожмите руки.
Почему он глядит вам вслед так ласково? Что и не вам, быть может?
Быть может, он и не с вами говорил все эти четыре часа?
Впрочем, вы не ломайте над этим голову. Помните Евграфа Соломоновича. Просто помните его таким, какой он есть.