Источник судеб
Шрифт:
Лезвие меча, тем временем, превратилось в металлические опилки, наполнившие чан больше чем наполовину. Гевул проковылял в угол кузни, развязал холщовый мешок, зачерпнул деревянным ковшиком белый порошок и смешал его с опилками.
— Это твой секрет? — спросил Конан.
— Ничего особенного, — хохотнул кузнец, — обыкновенная мука.
Гевул повел своих гостей на двор, за кузню, где был птичник. Высыпал содержимое чана на расстеленную по траве холстину и открыл дверцы клеток. С полсотни хохлушек с жадностью накинулись на необычный корм.
— Три
Он улегся под деревом и принялся жевать травинку.
Сантидио и Дестандази сидели поодаль, тихо о чем-то беседуя, Конан наблюдал за птицами. Хохлушки довольно быстро склевали корм и, отяжелев, принялись вяло бродить по холстине в поисках оставшихся крошек.
— Ты их на траву-то не выпускай, — крикнул из-под дерева коваль, — счас гадить станут, так нам помет их нужен.
Вооружившись хворостиной, киммериец превратился в пастуха птичьего стада. Впрочем, его подопечные вовсе не стремились разбежаться: очевидно, железные крошки, наполнившие их желудки, не располагали к излишней резвости. Вскоре холстина сплошь покрылась птичьим пометом. Приковылявший Гевул загнал птиц в клетки и тщательно собрал помет деревянным скребком все в тот же чан, заполнив его до половины.
И снова кузня наполнилась тяжелым дыханием мехов, ревом пламени в горне и тяжелыми ударами молота. Гевул наполнил пометом длинный сверкающий тигель, переплавил железные опилки и дал покрытой окалиной заготовке выстояться под темной коркой нагара. Потом оббил его молоточком и остудил стальную полоску в масле. Снова Конан орудовал огромным молотом, а хозяин кузни правил клинок.
Потом киммериец, Сантидио и Дестандази сидели на большом валуне, наблюдая, как исчезает за вершинами деревьев солнце. Небожитель колдовал над клинком гораздо дольше, чем в первый раз, а когда появился, в его руках был двуручный меч с крестовиной червленого золота и головкой, украшенной драгоценными камнями. Держа его в огромных мозолистых ладонях, Гевул с поклоном протянул оружие Конану и сказал изменившимся, торжественным голосом:
— Прими сей меч-самосек, о лоннансклех, меч, на котором лежит благословение Джаббал Сага, ибо, если бы не милость Его, все мое искусство оказалось бы тщетным. И да свершится воля богов!
Конан примерил оружие к руке: клинок был не слишком длинен, но и не короток, не очень тяжел, но и не особо легок, им можно было сражаться и одной рукой, и двумя, носить у пояса или за спиной, словом, доведись киммерийцу выбирать оружие, с которым он хотел бы родиться, лучшего не сыскалось бы. Больше всего этот меч напоминал ему те, которыми он учился владеть на склоне далекой горы за морем Вилайет. На лезвии возле рукояти виднелись семь рун, означавшие, очевидно, имя клинка.
Дестандази протянула Сантидио круглый медальон на кожаном шнурке.
— А ты, брат, возьми этот оберег и носи его постоянно. Видишь, на нем изображены солнце и луна, главные божества пиктов, он позволит
— Народом Детей?! — воскликнул Сантидио. — Я удивлен, сестра. Пикты жестоки, как…
— …Как неразумные дети, — печально закончила жрица. — Или как звери, вынужденные добывать себе пропитание. Но пройдет время, и они вспомнят…
Конан и Сантидио ждали продолжения, но жрица умолкла.
— Теперь, когда с церемониями покончено, отправимся к вязу, устроим испытание и предадимся необузданному питию… — раздался прежний, чуть насмешливый голос коваля, и киммериец заметил, с каким осуждением посмотрела на Гевула Дестандази.
— …Необузданному питию яблочного сока, конечно, — тоже поймав взгляд дриады, поспешно закончил тот.
Возражений не было: все вернулись на поляну, перечеркнутую длинной тенью огромного дерева. Гевул подошел к маленькому озерцу в каменной ограде, питаемому подземным ключом. Он взял у Конана меч, вырвал из своей руки клок шерсти пяди в три и бросил в источник. Он спокойно погрузил в озерцо самосек, и лезвие рассекло волосы так же легко, как оно рассекало саму воду.
— Аи да я! — воскликнул коваль, взмахнув клинком над головой. — Мое творение — выше всяких похвал…
— Отлично, а теперь отдай его мне, — раздался сзади скрипучий голос.
Все обернулись. Возле корней вяза, прижимая к себе перепуганную Сандокадзи, приставив к виску девушки острие красного кристалла, стоял человек в черном.
— Это Родагр, — сказал Конан, — чернокнижник из Кордавы.
— У него в руках кристалл, называемый Жалом Сета! — воскликнула Дестандази.
— Придется отдать ему самосек, — прогудел Гевул, — иначе он убьет Сандокадзи.
— Погодите, — запротестовал дон Эсанди, — неужели все так плохо? Сестра, ты ведь жрица самого Джаббал Сага, неужели он не поможет?!
Дестандази вышла вперед.
— Отпусти девочку, — властно приказала она лекарю, — даже если ты убьешь всех нас, тебе не уйти с поляны.
— Ты так думаешь? — проскрипел Родагр и направил кристалл в сторону опушки.
Тонкий красный луч соскользнул с острия и с шипением ударил в невидимую стену. В воздухе образовалось похожее на лужу крови пятно, которое, светлея, растеклось в стороны, образуя нечто вроде арки, потом поблекло и угасло.
— Он может уйти, когда пожелает, — горестно пробормотал кузнец, — отдай ему меч, Конан.
Киммериец принял из рук бывшего небожителя самосек, прикидывая, как бы половчее всадить его в горло Родагра. Но девушка в руках чернокнижника служила тому лучшей защитой.
Жрица медленно подняла руки, ее тонкие пальцы чертили в воздухе замысловатые фигуры, которые начали светиться бледным зеленоватым светом. Сияние все разгоралось, превращаясь в яркие сполохи… и вдруг угасло.
— Не понимаю… — растерянно проговорила Дестандази, поднеся ладони к глазам, — сила оставила меня…