Источники социальной власти: в 4 т. Т. 1. История власти от истоков до 1760 года н. э.
Шрифт:
Учитывая логистику древних коммуникаций (которая будет подробно описана в главе 5), реальный инфраструктурный контроль фараона над местной жизнью, вероятнее всего, был меньше, чем его формальная деспотическая власть. Когда Древнее царство стало разрушаться, оно потеряло контроль над номархами, которые, по всей вероятности, могли взять власть над собственными областями в свои руки намного раньше. Были и бунтовщики, и узурпаторы, которые затем заключали союз с писцами в целях скрыть свои мотивы. Идеологическое предпочтение в пользу стабильности и легитимности само по себе является социальным фактом. Писцы никогда не были так заинтересованы в этих добродетелях. Они рассказывают нам, что не существовало писаных законов — только воля фараона. Действительно, не существовало даже слов, обозначавших осмысленное разделение между государством и обществом, — только различение между географическими терминами, такими как «земли», и терминами, относящимися к фараону, такими как «царство» и «правление». Все политические практики, власть и мораль, по всей видимости, проистекали от него. Ключевое понятие «манат» (Macat), обозначающее качества эффективного правителя, у египтян было ближе всего к общему понятию
Я не буду изображать образ однозначно доброжелательного государства. Один из его древнейших символов власти — перекрещенные пастушеский посох с крюком и плеть — может, вероятно, служить символом двойственной функциональной/эксплуататорской природы всех древних режимов. Но различия между Египтом и другими империями существовали по меньшей мере вплоть до Нового царства. Почему?
Одно из возможных объяснений, основанное на гидравлической гипотезе Виттфогеля, не работает, как мы убедились в главе 3. В Египте ирригация долины Нила могла привести только к локализованному агро-менеджериальному деспотизму, то есть к тому, чего в действительности (исторически) там не было. Я также не нахожу убедительным идеалистическое объяснение, согласно которому власть проистекала из содержания египетской религии. Оно само по себе нуждается в объяснении.
Давайте вернемся к Нилу, но не как к средству гидравлического сельского хозяйства, а как к коммуникационной сети. Благодаря Нилу Египет обладал наилучшими коммуникациями по сравнению с остальными доиндустриальными государствами. Страна представляла собой длинную узкую полосу, каждого отрезка которой можно было достигнуть по реке. Судоходство по ней было доступно в обоих направлениях, за исключением времени разливов. Нил течет с юга на север, а преобладающим ветром является южный. Лучших природных условий для экстенсивного экономического и культурного обмена, а также унификации трудно представить. Но почему все это должно было привести к единому государству? Тогда как, например, в средневековой Германии Рейн, обладавший сходными навигационными характеристикам, был поделен между местными лордами, каждый из которых регулировал и взимал торговые сборы с речных торговцев. Трафик Нила, вероятно, с самых первых письменных свидетельств контролировался носителем царской печати, чиновником, близким к фараону. Почему? Централизованный контроль был продуктом не только транспортных условий.
Ответ на первый вопрос, по всей видимости, лежит в геополитике. Мы располагаем некоторыми данными об изначальной политической борьбе до появления письменности. Небольшие доисторические поселения были объединены властью двух царств — Верхнего и Нижнего Египта в конце четвертого тысячелетия. Насколько можно судить, в этот период вражды между городами-государствами не было или по крайней мере не сохранилось никаких сведений, которые ее современники хотели бы передать потомкам. Около 3200 г. до н. э. царь Верхнего (то есть южного) Египта Нармер завоевал находившееся ниже по течению реки Нижнее царство. Столицей объединенного государства стал Мемфис. Впоследствии это единство было практически постоянным. Экология помогает нам это объяснить. Здесь существовало несколько пересекавшихся сетей. Геополитические возможности, открытые для любого правителя или общности до объединения, были чрезвычайно ограниченными. Не было ни торговцев, ни пастухов, ни военных вождей погра-ничий, которых можно было бы использовать как противовес. В Египте были лишь простые вертикальные отношения между соседними силами, растянутыми вдоль реки на тысячи километров. Все коммуникации проходили через одних и тех же соседей, а потому никакой федерализации или лиги несоседствующих союзников не могло возникнуть на основе чего-либо более существенного, чем обмен сообщениями через пустыню.
Это было уникальным случаем в геополитической дипломатии. В шумерской, китайской, греческой цивилизациях, древней Италии (во всех известных нам случаях) у города, племени или правителя всегда была возможность найти союзников, будь то из ближайших или заграничных областей, которые могли поддержать их против более сильных соседей. В рамках систем с балансом власти требовалось время, чтобы сильный мог поглотить слабого, к тому же это всегда открывало возможность для фрагментации сильного. В Египте подобного заступничества не было. Поглощение могло происходить непосредственно вдоль реки, его центр и все остальное население оказывались в социальной и территориальной ловушке пространства завоевания. Начиная с окончательной победы государства, находящегося вверх по реке, стало очевидно, что расположение выше по течению дает решающее стратегическое превосходство. Поэтому геополитическая борьба и интриги, а также необычная экосистема могли привести к единому централизованному государственному владению рекой и к соответствующей «клетке». Результатом стало поистине унитарное общество.
Однажды установленное, это объединенное государство было относительно легко поддерживать — поддержку оказывала сама река в силу ее коммуникационной значимости. Государство вводило перераспределяющую экономику по всей территории и тем самым проникало в повседневную жизнь [своих подданных]. Фараон обеспечивал саму жизнь. Как хвасталась двенадцатая династия фараонов, «я был тем, кто заставлял зерно расти, и тем, кого почитали богом плодородия. Нил приветствовал меня в каждой долине. Никто не был голоден и не испытывал жажды во время моего правления. У всех было место в мире, который создал я» (цит. по: Murray 1977: 136) — Термин «фараон» (в переводе «великий дом») обозначал перераспределяющее государство. Государство производило двухгодичный (а позже и ежегодный) учет богатства, то есть животных, в землях и золоте, оно также собирало налоги (в натуральном или трудовом выражении). Налог на урожай был установлен в Новом царстве (вероятно, также и в Старом царстве) на уровне половины (на большие наделы) или одной трети (на маленькие хозяйства) от всего урожая. Это поддерживало царскую бюрократию и обеспечивало семенами для посева в следующем году, часть налогов шла на долгосрочное хранение на случай гибели урожая. Мы также предполагаем, что основной обмен внутренней продукцией (ячменем, эммером (разновидностью пшеницы), овощами, птицей, дичью, рыбой) производился через государственные хранилища. На самом деле система была не такой уж централизованной. Сбор налогов был отдан на откуп провинциальной знати, а начиная с третьей династии (около 2650 г. до н. э.) ею же регулировались права частной собственности. Это еще раз свидетельствует о
Власти фараонов также способствовал второй, экологический фактор. Хотя египетская речная долина обеспечивала сельскохозяйственное изобилие и на ее границах стояли внушительные сооружения из строительного камня, здесь было очень мало дерева и практически не было металлов. Медь и золото в больших количествах залегали на востоке и юге (особенно на Синае), однако пустыня препятствовала расширению египетского общества в этом направлении. Никаких месторождений железа поблизости от Египта не было, как не было и высококачественного дерева, которое поставляли из Ливана. Самой востребованной вплоть до начала железного века (около 800 г. до н. э.) была медь, поскольку она была одинаково необходима и для сельскохозяйственных, и для военных нужд, а также полезна (наряду с золотом и серебром) как средство генерализованного обмена. Ни одна из цивилизаций не контролировала шахты Синая, поскольку они находились еще дальше от шумерской сферы влияния или средиземноморских поселений. Их драгоценные металлы были причиной периодического рейдерства, особенно в ходе транспортировки. Основные военные экспедиции Старого царства начиная с первой династии снаряжались в целях защитить медь и золото. Их часто возглавлял сам фараон, а медные (а возможно, и золотые) шахты находились в непосредственном ведении фараона начиная с первой династии. В то время не было военных экспедиций, нацеленных на территориальное завоевание, существовали только коммерческие рейды, направленные на защиту торговых потоков и дани (два последних часто были неотделимы) в Египет. Проблемы контроля над территориями провинциальных правительств едва ли могли возникнуть в этой сфере деятельности. Даже слабые государства (например, в средневековой Европе) осуществляли определенный контроль над двумя функциями: кратковременными военными экспедициями и распределением драгоценных металлов и квазимонет. Если эти центральные «королевские права» становились критически важными для социального развития в целом, то можно было ожидать роста государственной власти.
Моя гипотеза состоит в том, что власть фараонов основывалась на специфическом для данной местности сочетании (1) геополитического контроля над коммуникационной инфраструктурой Нила и (2) перераспределения существенно необходимых металлов, добываемых только благодаря иностранным военным экспедициям. Прямых доказательств в пользу этой гипотезы нет[38], но она правдоподобна, а также пригодна для разрешения двух основных египетских загадок: как пирамиды могли быть построены без жестоких репрессий и почему там было мало городов? Вопреки высоким показателям общей плотности населения в долине Нила было считаное количество городов. Даже их архитектура не могла быть названа городской, за исключением царских дворцов и храмов. В городах не было публичных строений или пространств, а большие дома, идентичные им, располагались и в сельской местности. Египетские тексты не содержат упоминаний о египетских профессиональных торговцах вплоть до 1000 г. до н. э. Уровень египетской цивилизации — ее плотность населения и его устойчивость, роскошь привилегированного класса, степень экономического обмена, литература, способность к социальной организации, художественные достижения — не вызывает сомнения. Но вклад городов в цивилизацию, который был столь заметным и общим в других империях, в Египте был пренебрежительно мал. Могло ли произойти так, что городские функции, особенно экономический обмен и торговля, здесь осуществлялись государством?
Вторая загадка — об относительном отсутствии репрессий — предполагает даже больше гипотез. Обычно предлагают два логичных, но частичных объяснения. Во-первых, мальтузианские циклы роста населения периодически создавали избыток населения, пригодного для труда, но не задействованного в сельском хозяйстве. Во-вторых, циклы времен года делали излишки труда доступными на период месяцев засушливого сезона или наводнений Нила, когда продовольственные ресурсы семей были истощены. Оба объяснения порождают дальнейшие вопросы: откуда государство брало ресурсы, чтобы накормить этих работников? В Древнем мире государства использовали насилие в период избытка численности населения и недостатка продуктов питания, когда хотели отнять ресурсы своих подданных. Характерно, что государство было не способно остановиться, поэтому дезинтеграция, гражданская война, мор и сокращение населения были обеспечены. Однако если государство захватывало ресурсы, необходимые для выживания изначально, то не было необходимости забирать их у своих подданных. Если египетское государство обменивало собственные медь, золото и иностранные товары на продукты питания и задерживало обмен продуктами питания через Нил, оно могло обзавестись их излишками, чтобы накормить рабочих.
Египетское государство, по всей видимости, было сущностно необходимым для выживания масс населения. Если верить источникам, два периода дезинтеграции государства принесли в Египет убийства, голод и даже каннибализм, а также изменения в стиле керамики, чего не было в предыдущие периоды. Физическое владение египетского государства коммуникационной инфраструктурой Нила, иностранной торговлей и драгоценными металлами давало ему монополию на ресурсы, необходимые для подчиненных. В данном случае в использовании силы, в отличие от всего остального Древнего мира, не было необходимости до тех пор, пока подданные государства не предпринимали попыток организовать собственные торговые экспедиции или самостоятельно контролировать Нил. Фараон контролировал одну консолидированную «организационную структуру», центром которой был Нил, объединявший экономическую, политическую, идеологическую и частично военную власть. Альтернативных сетей власти социального или территориального пространства, пересекавших данную, попросту не существовало, как не существовало и системы потенциально возможных союзов недовольных, к которым могла бы присоединиться другая властная база, кроме самого Нила.