Истоки (Книга 2)
Шрифт:
Отец с матерью тоже недоумевали по поводу слабости армии, только затаенно, щадя его, Александра. И теперь жестокая правда приказа слилась в его душе с горечью и надеждами родителей, со своими чувствами виновности без вины.
Александр трудно поднял глаза. Лица бойцов - молодые и изношенные жизнью - были печальны и строги, с зябким серым налетом. Та же изнутри дохнувшая изморозь упрекающей правды знобила лицо комбата капитана Мурзина, степной зной еще не успел выжечь госпитальную квелую бледность с этого злого и решительного лица.
Показав капитану Мурзину позиции
– Ни шагу назад! Вперед можно, а назад - смерть. Позициями своими ты должен гордиться.
Александр улыбнулся. Его капитан гордился всем: портсигаром, серым конем, ушлым ординарцем и даже своей развинченной походкой - результатом редчайшей, лишь в Забайкалье свирепствующей болезни коленных суставов.
Из восточной балки вскарабкался на желтый холм куцый вездеход. В разметнувшихся дверях возился, поворачиваясь к солнцу красным затылком, толстой спиной, Чоборцов. Вылез, снял фуражку, вытер белый до бровей лоб. Расправив усы, всмотрелся в бинокль в переливающиеся волны наступавшего странного войска.
– Как бар-раны, прут! Разъяснили бойцам, что за публика валит? спросил он Мурзина.
– Я получил приказ остановить их. Не послушаются - открою огонь, товарищ полковник.
Чоборцов, вздрогнув, удивленно взглянул на комбата.
– "Огонь, огонь!" - совсем по-ребячески передразнил он, выпятив нижнюю губу.
– А почему огонь по своим? Объясните солдатам: эти люди бегут в панике, тащат за собой немца. Не остановим - они сомнут нашу дивизию.
Чоборцов сел в машину, высунул крупную голову с седым ежиком. Машина, как челнок, заскользила по вызревшим травам навстречу валившим по-овечьему, гуртом людям.
Бойцы отступающей армии - русские, украинцы, грузины - бежали по степи к Волге, сметая на своем пути мелкие части. Солдаты искали спасения на Волге, поэтому торопились добежать до нее. Там когда-то разбили белогвардейцев. Сейчас произойдет то же самое с немцами. Говорили, будто сам Сталин приехал в Сталинград, чтобы лично руководить сражениями. Тем, кто не видел этого города на Волге, он представлялся надежной крепостью, с высокими стенами и башнями.
Навстречу этим людям и помчался на машине командир дивизии Чоборцов.
Александр обошел траншеи, перебросился словом с суровым Варсонофием Соколовым и Абзалом Галимовым, сидевшими у пулемета. Задержался на минуту с Ясаковым.
– Что-то от тебя духами прет?
– Не от меня, Александр Денисович, а от нужника, вон в селе с краю притулился. Не удивляйся запаху. Ребята из второго батальона с боем взяли разбитый парфюмерный автобус, все попили. А теперь то и дело в нужник бегают.
"Веньку всегда посылает бог в самые скучные минуты, мертвого развеселит".
Из ниши в боковине траншеи Ясаков вынул баклагу.
– Хлебнешь? Горячая, чуть не кипит.
Александр отказался. Положил под язык градинку соли - привык у мартена к соленой воде. Ясакову выговаривать не стал: кроме баклаги в боковине лежали гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Хозяйственный мужик!
– А может, обойдется без огня?
– Басовитый голос Ясакова непривычно дрогнул.
– На груди у них могут оказаться ордена... По ногам, что ли?
Александр и сам горячо умолял, не зная кого (судьбу, случай, своего комдива, поехавшего вразумлять потерявших голову), чтобы не довелось бить своих. И все-таки он не знал, что же, кроме этих жестоких, беспощадных мер, могло спасти Родину.
– Тем больше спроса с орденоносцев, - сказал он.
Подошел к Мурзину, стоявшему за кустами бобовника.
– Посмотрите-ка, что там делается, - сказал Мурзин, подавая Александру свой бинокль.
Александр хорошо видел и без бинокля и взял его, чтобы показать Мурзину, что он ценит его внимательность. Накаленный солнцем бинокль обжег брови. Александр увидал втиснутые один в другой холмы в темно-голубых и золотистых росплесках светотени. А с запада, как бы раздвигая холмы, вытемнились толпы людей густыми потоками. И он внутренне дрогнул сметут... Оглянулся. За спиной на пригорке старая, с потемневшей колокольней церковь поблескивала крестом. У распахнутых дверей женщины и подростки грузили пшеницей подводы, устилая зерном дорогу от церкви до бричек. На колокольне в темноте проемов травянисто зеленели гимнастерки наблюдателей, двоеглазо вспыхивали стекла биноклей.
И снова глянул на запад. Чоборцов вылез из машины. Толпа остановилась, как бы навертываясь вокруг машины. Минуту Чоборцов был виден, потом темная толпа закатала его в себя, как войлок котенка. Подходившие все напластывались вокруг густого ядра. А из-за холмов наплывали все новые волны людей, стекали по склонам, темнея в тенях облаков.
Толпа раскололась, обнажив машину, Данилу Чоборцова, махавшего руками. Часть людей затопталась на месте, другие отвалили в сторону и двинулись прямо на позиций батальона.
Ехали на машинах, утыканных сохлыми ветвями деревьев. Кто с винтовками, кто без оружия шли с боков машин. Когда они приблизились к последнему перед позициями холмику с мельтешившим редким ковылем на проплешине, Александр смог различить их одежду, разнообразные лица: решительно нахмуренные, улыбающиеся, настороженные. Тишина донесла до него вместе с упругими переливами ветра нестройные голоса, урчание перегретых моторов.
– Товарищ Крупнов, я попытаюсь остановить. Неужели не поймут?
Александр не узнал глаз Мурзина: куда девалась угарная муть - горели фанатической искоркой.
– Сомнут вас. Куда вы?
– Александр попытался остановить капитана. Тот улыбнулся, сказал тихо и твердо:
– Без моего знака не стрелять!
Придерживая болтающуюся планшетку, капитан уверенно выкидывал свои большие ноги. Равняясь с головной машиной с выбитыми ветровыми стеклами, он поднял руку.
Его окружили, подняли и кинули в машину. Сидевшие в кузове не сумели поймать его, и он упал под колесо. Предсмертный крик его сдавил грудь Александра. Александр беззвучно шевелил губами, пока не хлебнул воздуха. С глухой яростью крикнул: