Истоки (Книга 2)
Шрифт:
– Огонь!
Стреляли холостыми.
Одна машина развернулась боком, остановилась, другие пятились за холмик.
Прыгали с машин, падали, разбегались, ползли по траве.
За прерванной стрельбой - тишина с плачем и матерщиной.
– Своих стреляете!
Небритый лейтенант, придерживая левой рукой ухо, державшееся лишь на мочке, подбежал к траншеям.
– Братцы... за что? Идем к Волге, там бой дадим фашистам.
– Бросай оружие, трус!
– Александр шагнул навстречу к нему.
Лейтенант замотал головой, бросился на Крупнова. Александр заломил ему
Отступавшие остановились. Некоторые просили курить. Солдаты молча разоружали их. Под конвоем автоматчиков провели разоруженных командиров.
– Эх, и дадут этим прикурить, - сказал Веня, топчась на корявых выползнях таволги.
– От жары, что ли, свихнулись?
Александр, отвернувшись, сел спиной к солнцу, положив автомат на колени.
Подошел Ясаков.
– Не знаешь, тут стоять будем или двинемся?
– спросил он, заходя сбоку и заглядывая в глаза Александра.
– Я к тому, что заприметил овец в овражке. Бесхозяйные. Если тут упремся насмерть, я для роты подвалил бы одну. Комбата помянуть надо.
– А ты думал, их останавливали огнем, а сами лататы к Волге?
– На Ясакова глядели теперь из-под прямых, порусевших на солнце бровей сощуренные, стального блеска глаза.
– Ясно, товарищ комроты, значит, накормлю роту бараниной.
Но только закипел котел походной кухни, приказали сняться. Лишь слегка побелевшие от пятиминутного кипячения куски баранины густо присолили, на ходу роздали солдатам. Командующий армией приказал дивизии отойти ввиду нависшей над ней угрозы окружения. К утру пришли на новые, на этот раз действительно заранее подготовленные позиции. Солдат ждали глубокие траншеи с разветвленными ходами сообщения, с оборудованными наблюдательными пунктами, с гнездами для пулеметов.
XV
Спустившись по ступенькам многоколенчатой деревянной лестницы в подземелье, Юрий увидел представителя Ставки. Генерал оторвался от карты, встал. Юрий залюбовался спортивной собранностью Валдаева.
Другие имена, обрастая легендами, притягивали теперь к себе надежду щедрых на любовь, алчущих морального авторитета людей. Все чаще упоминали Жукова, Рокоссовского, Конева, Валдаева.
Молча поглядели в глаза друг другу. Валдаев кивнул головой.
– Живой или мертвый, но неприятель будет в городе. Этот город для него синоним победы, - сказал Валдаев.
– Город не сдадим. Нету таких прав сдавать. А защищать во-о-о сколько прав!
– горячо, со своеобразной интонацией начитанного мастерового говорил вошедший в кабинет член Военного Совета фронта, широким жестом раскинув руки, натянув гимнастерку на груди. Пуговица расстегнулась, и мягкая складка второго подбородка свободно-удовлетворенно легла на воротник.
– Мы им тут покажем...
Недоумевая, зачем его так настойчиво агитируют, Юрий глядел на круглое, разомлевшее от жары лицо с блестками пота на крыльях утиного носа.
– Вопрос о заводах - работать? Эвакуировать?
– согласуйте с Москвой, товарищ Крупнов. Я не могу на себя это взять!
– все больше раздражался член Военного Совета.
– Я только могу заверить трудящихся: город не сдадим!
"Что это? Одно из тех решений, на выполнение которых мобилизуется весь народ, или обычное на войне упорство при защите городов?" - думал Юрий. Ему-то казалось, что город нужно защищать всеми силами страны, что дальше нельзя отходить, не рискуя Советской властью. Но так думали жители и других, уже оставленных городов. И разве член Военного Совета не то же говорил им?
Деловая точность сроднила Крупнова с Валдаевым. После купания в Волге выехали в степь. Где-то далеко за холмами не утихал гул сражения, а тут, в степи, тысячи людей с подводами, тачками и машинами работали на строительстве четвертого - городского оборонительного рубежа. Дымились кизяки под ведрами и чайниками, рабочие завтракали, разбившись на группы. Молодая женщина подняла с плаща арбуз:
– Ловите, Денисыч, - кинула в руки Юрия.
Сахаристо-рассыпчатый красный арбуз был холоден и сочен.
Машину продувало горячим ветром, тянувшим от сизых курганов.
У придорожной кошары сутулый полковник доложил Валдаеву: дивизия ведет бой с наступающим противником между вторым и внутренним обводами.
– И второй захватили немцы?
– спросил Валдаев.
– Да разве это укрепления?
– оправдывался полковник. Он присел на корточки и, чертя хворостинкой по засеянному сухими овечьими катышками двору, упрекнул Крупнова: - Не вырыли траншеи с развитыми ходами сообщения, с опорными пунктами и узлами сопротивления.
Невольно оправдываясь перед наседающим полковником, Юрий сказал, что на обводах работали ежедневно по двести тысяч человек.
– При всем желании мы не могли построить линию Мажино.
– Нам не важно, сколько тысяч, нам важно...
– повысил голос полковник.
Валдаев сдержанным жестом остановил его:
– Спасибо рабочим и за это. Конечно, нам хотелось бы неуязвимых укреплений... Мы чуточку напуганы.
Особенное настроение овладевало Юрием все сильнее по мере приближения к передовой. "Стоять насмерть - это для меня пока что слова. Умом представляю, а как делается, не видел. Из чего оно складывается?" При всем отвращении к неопределенности Юрий не мог найти иного слова, как только это расплывчатое, пугающее и обнадеживающее своей безликостью "оно".
Они проехали по нескошенному, осыпающемуся зерном под колесами пшеничному полю к командному пункту дивизии у дороги между желтых холмов. Впереди орудий расположились стрелки прикрытия, слева в несколько рядов змеились траншеи.
Жаркое полдневное марево курилось над степью недолго - плотным артиллерийским огнем всю возвышенность немцы потопили в пыли и дыму.
Юрию Крупнову, как и каждому участнику сражения, к тому же еще новичку, казалось, что самое опасное, героическое и решающее происходит там, где находится он, то есть на его участке боя. Он не гнал мысли о возможности ранения или смерти, решив, что, наверно, если не все, то многие думают так же. Юрий наблюдал за Валдаевым, время от времени смотревшим в стереотрубу и что-то записывавшим в книжечку, поглядывая на свои часы. Поразило Юрия выражение глаз на сухом, холодном лице генерала взгляд рассеянный и тяжело сосредоточенный одновременно. "Как у математика", - решил Юрий, любуясь внутренней собранностью Валдаева.