Историческая диалектология русского языка
Шрифт:
– Не знаю. Где-то четыре. Спать тебя пустить?
Спрашиваю об одном, а сам трусь головкой о набухшие складки.
Длинные ноги обнимают меня за торс и сдавливают. Её тело просит не о сне. И моё просит.
Айка мотает головой, проезжается по моим щекам, ныряет в волосы и направляет. Грудь у нее очень чувственная. Я с огромным удовольствием уделяю ей внимание.
В планах кончить между. Планов вообще много.
Куда только ни кончить.
Нам бы заняться любовью по-быстрому и заснуть, но не могу оторваться. Тяну и тяну. Вылизываю.
– Айдар…
Айка и гладит от затылка вниз, поощряя, и на разговор зовет.
Я научился по тону угадывать, когда просто от переизбытка чувств то меня вспоминает, то Аллаха, а когда спросить что-то хочет.
Сложно оторваться. Пиздецки прямо. Прикусываю кожу, рычу, только потом поднимаюсь на руках, ловлю взгляд, улыбаемся друг другу.
Проснулась. И я взбодрился чутку.
– Что? – Спрашиваю, а думать могу только о том, что к губам хочу прижаться. Влезть языком и толкнуться членом. Похуй на резинку. Выйду и на живот.
– Я сегодня Митю встретила… – Айка признается тихо. Улыбаться перестает. Затаивается. Смотрит, ждет…
Не было там «преступления», я чувствую, но она уже кается.
– Где? – спрашиваю то, что может быть важным. Я бы соврал, сказав, что совсем ее не ревную. Ревную, конечно. Науму до сих пор руки чешутся в морду дать. Я понял, что он ее реально хочет, не просто пиздит, но хер получит.
Сам испугался тому, как бурно отреагировал на их общение. Выбесился. Струсил. Пожалел, что похвастался. Слишком ценно.
– В такси. Мы с Лейлой машину вызвали, он за рулем. Я не знала…
Челюсти сжимаю. И по морде этого долбоеба кулак тоже периодически зудит.
– А нахуй послала? – Но злиться я сейчас не хочу. Её хочу. Ебать с любовью. Давно подсел. Слазить в планах нет.
Айка не ожидала, что перебью. Что таким вопросом – тем более. Сквозь темноту вижу, как глаза расширяются. Вспыхивают удивлением и страхом, а потом она расслабляется.
Улыбается и головой качает.
– Айдар… – краснеет, наверное. Слышу укор, но это не в защиту долбоеба. Просто… Грубовато, согласен.
– Ну нахрен хотя бы… К Шайтану там, как ты умеешь… Как по шариату правильно? – Посмеиваюсь и над ней, и с ней.
На угловой полке в нашей спальне с недавних пор стоит Коран. Айка не спрашивала, просто поставила. А я рано или поздно научусь быть хорошим мусульманином для своей жены.
Но пока Айка хихикает и трется промежностью о член. Себе дыхание сбивает, мне мысли. Толкнуться, что ли?
Хватается за мои плечи и мнет их.
Наклоняюсь к губам. Приоткрывает рот и призывно высовывает кончик язычка. Я по нему скольжу, играюсь, давлю на вход, вхожу немного снизу…
Нетерпеливый толчок бедер навстречу подсказывает, что на полшишечки она играть не хочет. Но и отрывается тоже первой. Падает на подушку, смотрит в глаза.
– Я ему сказала, что его ориентировки будут на каждом посту… – О своем долбоебе опять. А я уже забыть успел. Вспоминаю. Выхожу из нее, сжимаю член и веду до клитора. Глажу, жму, а потом бью легонько… У Айки дрожь по телу. Ногти впиваются в мою кожу.
– Заебись, так и сделаем, – сложно не поплыть, но я стараюсь. А потом думаю... Да похуй. Член скользит по влаге в тесноту. Шутка потрачена. Улыбка остается на губах, но сама Айка выгибается, глаза закрывает от удовольствия. А я снова припадаю к её шее. Целую в подбородок, прицеливаюсь ко рту...
– Еще он сказал, что скоро тебя посадят за коррупцию.
– М-м-м… – Что он сказал – мне тоже как бы похуй. Дай себя трахнуть, родная. Вслух не говорю, конечно. Айлин – нежная. С ней нежно и надо. Целую в губы, замираю внутри.
Отрываюсь, отдаляюсь, улыбку надеваю опять:
— Скажем так, у меня больше шансов посадить его, чем у него – посадить меня.
Айка смеется. У меня в груди урчит довольный кот. Ну охуенно же.
Член – в ней. Смех в ответ на дебилячие шутки.
Своё нашел. Пиздец счастливчик.
Пользуясь тем, что Айке зашла манера разговора, пытаюсь вернуться к тому, что заходит мне.
Нужно за резинкой. Я помню, но тяну. Выхожу, скольжу головкой по губам, и снова в неё. Она аж захлебывается. Хорошо, да? Мне тоже.
Повторяю.
И еще раз повторяю. И еще… Потом уже не сдерживаюсь – вхожу без перерывов на ласки. С ускорением. Глубже и острее.
Поначалу жестить с ней было страшно. Боялся сломать психику. Показать слишком много откровенного. Сейчас – другое дело.
Она по-прежнему во многом девочка. Но девочка моя. Ни в обиду не дам, ни о ее счастливом будущем с другим уже не думаю, как о неизбежной данности. Хуй там. Я по-прежнему не знаю, что нас ждет и сколько времени мы друг другу дадим, но эти мысли вызывают во мне протест, злость, страх.
Не хочу.
Они же включают жадность.
Я давлю ладонью на бедро, Айка сильнее раскрывается и я отдаюсь желанию трахать, как просится. Чувствую женские руки на своем теле. Она гладит, тискает. Губами Айка утыкается в мой висок. Тоже прикусывает, ведет кончиком языка, заводит сильнее возбужденным дыханием, но всё это чувствуется как прикосновения крыла бабочки. Основные ощущения – там, где тараню ее. Растягиваю. В очередной раз делаю своей. Я помню, что первый. Готов стать единственным.
– А если серьезно? – Вопрос заставляет замереть. Встречаемся глазами. Я хмурюсь, у Айки прозрачные…
– Ты меня зачем сбиваешь? – смущается. Краснеет чуть…
– Боюсь за тебя…
– Сейчас кончу в тебя из-за перенапряжения, другого будем бояться…
Жду увидеть во взгляде новую вспышку удивления и страха, но ее нет. Айка сглатывает и даже немного отворачивается. Потом снова в глаза. Борется с чем-то. Не понимаю.
Вздыхаю и сдаюсь. Выхожу, клюю в губы.
– Я не святой, Айка, но палиться на коррупции – это пошлятина.