Исторические очерки состояния Византийско-восточной церкви от конца XI до середины XV века
Шрифт:
История взаимных отношений церкви Римской и Византийской в Дальнейшие времена ясно указывает, что подобные неприязненные чувства двух родственных по духу веры Церквей не только не ослабевали, но и сильно возросли. Римские первосвященники не упускали никакого случая выразить свое пренебрежение, свое презрение, свое горделивое и враждебное отношение к церкви Греческой. В этом смысле чрезвычайно любопытно послание папы Адриана IV от середины XII в., которое этот отсылает к Фессалоникийскому архиепископу Василию. Здесь папа сравнивает себя с Сыном Божиим, благоволившим снизойти от неба на землю, а греков уподобляет евангельской потерянной драхме, заблудшей овце, сравнивает со смердящим Лазарем, которого он, папа, по своему милосердию хочет воскресить. [36] Само по себе понятно, что такой тон в высшей степени должен был оскорблять религиозное чувство греков. В таких же оскорбительных для православного чувства грека чертах позволяет себе описывать Восточную церковь и знаменитый папа Иннокентий III в конце XII в. Этот папа, в письме к греческому императору Алексею III, представляет Греческую церковь глубоко падшей и нераскаянной грешницей. [37] Еще с большей горделивостью стал относиться к той же Греческой церкви Иннокентий по завоевании латинянами Константинополя. Он называет ее в послании к латинскому духовенству на Востоке Самарией, отступившей от Иерусалима, Даном и Вефилем, чуждающимися Сиона. [38] В том же послании к тому же духовенству папа, рассматривая апостольскую деятельность Петра и Иоанна, и унижая деятельность второго перед деятельностью первого, конечно, с целью представить Римскую церковь, основанную Петром, выше, чем церкви Азийские, основанные ап. Иоанном, писал: «Петр основал одну только Церковь, но зато ведь это глава всех Церквей, а Иоанн основал многие Церкви в Азии, как бы многие члены единой главы. Мария Магдалина возвестила воскресение Господа Петру и Иоанну, но этот, т. е. Иоанн, хотя и пришел прежде ко гробу (Христа), но только посмотрел, а не вошел в него: подобным образом и греческий народ, хотя принял проповедь Евангелия ранее, чем народ латинский, но он не усвоил ее, потому что учителя греческие ни прежде, ни теперь не достигли полного понимания Ветхого и Нового Завета, не постигли глубоких тайн Божества; исключение представляли разве очень немногие лица в Греции, между тем как латинский народ, — самохвальствует папа, — проник до внутреннейших и глубочайших тайн» (по аналогии с Петром, который вошел во внутренность гроба Христова). «Не себе в осуждение, а именно-де имея в виду греков, евангелист Иоанн говорит, что он (?!) еще не знал Писания (20, 9). Латинский народ есть, — в духе самомнения писал папа, — образ самого Христа, Господа неба и земли, а Греческая церковь есть образ Св. Духа; и как Дух Святый исходит от Сына, так и Греческая церковь должна поучаться от Латинской». [39] Латиняне готовы были считать Греческую церковь даже каким-то царством сатаны, разрушить которое есть священное назначение западных. Первый латинский император в Константинополе Балдуин писал папе в 1204 г.: «Мы наперед убеждены, что все, что мы ни сделаем с греками — это есть дело Божие, все же, что по своей коварности предпримут греки, нужно считать делами диавола (daemonum opera)». Затем, выставив пункты разногласий греков с латинянами, как величайшие преступления восточного христианского
36
Mansi. Consilia. Т. XXI, р. 797 (Pichler. В. I, S. 290).
37
Innocentii epistola Constantinopolitano imperatori. Migne. PL. T. 214, p. 327.
38
Innocentii epistola episcopis, abbatibus in exercitu crucesignatorum apud Constantinopolim existentibus. Migne. PL. T. 215, p. 456.
39
Ibidem, pp. 457—459.
40
Epistola Balduini imperatoris ad papam. Помещено между письмами Иннокентия. Migne. Ibid. Т. 215, pp. 447, 452.
41
Pichler. В. I, S. 289. Anmerk. (на основании одной древнефранцузской хроники.
Такое частью притязательное, частью презрительное, частью горделивое, частью враждебное отношение церкви Римской к церкви Восточной вело за собой, как естественное следствие, то именно, что приверженцы Восточной церкви не оставались безответны при виде такого глумления над ними. Приверженцы Греческой церкви со всей ревностью доказывали полные права их Церкви на уважение и почтение в мире христианском; иногда при этом они заходили так далеко, что без должных оснований унижали церковь Римскую и весьма нередко за явное нерасположение, какое выказывала церковь Латинская к Греческой, платила ей той же монетой. Приведём несколько фактов. Порфирородный историк Анна Комнина, писавшая свою историю в XII в., конечно, руководясь той рознью, которая установилась между церквами Греческой и Латинской, вводит в свою историю рассуждения, в которых выражается желание принизить столь высоко поднявшийся тогда авторитет папы и перенести на лицо и власть Константинопольского патриарха то, что самоуверенно присваивали себе папы. Вот эти Рассуждения историка: «Латиняне думают и говорят, что римский первосвященник есть глава и владыка всей Вселенной; это не более как выражение их высокомерия. Знайте, что когда царский престол, сенат и все государственные учреждения перенесены были из Рима в Константинополь, сюда также перенесено было и иерархическое преимущество. С того времени было предоставлено первенство кафедре Константинопольской, а особенно Халкидонский собор (разумеется 28–е правило) возвысил эту кафедру на первую степень, подчинив ей диоцезы во всей земле». [42] Т. е. Комнина хочет сказать, что, несмотря на все папские происки, Константинопольский патриарх в глазах Греции остается не только выше всех патриарших кафедр Востока, но и выше «апостольского» папского престола. Мысль притязательная, но она возникла под влиянием распри между церковью Греческой и Латинской. Это воззрение историка мы встречаем часто повторяющимся у разных греческих церковных писателей изучаемого периода. Так поступает в середине XII в. греческий писатель Нил Доксопатр. Он развивает мысль, что с тех пор, как Рим отпал от Восточной империи, этот последний перестал быть столицей и вместе с тем первенствующей кафедрой в христианском мире. Доксопатр говорит: «Каждое живое тело управляется пятью чувствами, и если хоть одного из этих чувств недостает, то организм чужд совершенства; так и церковь Христова, образуя из себя единое тело Его, управляется пятью патриархами, как бы пятью чувствами. Поэтому, так как для Церкви необходимы были пять патриархов, то Второй Вселенский собор в присутствии четырех (?) патриархов [43] определил, чтобы Константинополь имел равные права с древним Римом». Затем, приводя 28–е правило Халкидонского собора, которое усиливает предыдущее узаконение Второго Вселенского собора, Доксопатр замечает: «Видишь, как этим правилом опровергается нелепое утверждение тех, кто настаивает на мысли, что Рим ради апостола Петра получил свое преимущество. Здесь ясно говорится, что преимущество Рима основывалось на том, что этот город был императорской столицей. И конечно, после того, как Рим перестал быть столицей, он вместе с лишением императорского престола лишился и привилегий, с этим престолом соединенных». Заключение Доксопатра: Константинополь теперь стал тем, чем раньше был Рим в иерархическом отношении. [44] Немного позднее Доксопатра Василий, архиепископ Фессалоникийский, с целью уколоть папу, доказывал, что существует два высших первосвященника в христианском мире, — это папа Римский на Западе и Константинопольский патриарх (тоже своего рода папа, по мысли Василия, на Востоке). [45] Знаменитый греческий канонист Вальсамон не без явного намерения принизить достоинство Римской церкви в сравнении с Константинопольской, следующим образом высказывается о значении Римской церкви в христианском мире. «Пять патриарших кафедр остаются и до днесь в почитании, как верховные главы Церкви во всей земле; и самовольное исключение себя папою древнего Рима из числа патриархов не испразднило подобного канонического порядка». Тем не менее, по рассуждению Вальсамона, Рим теперь занимает не первое место в ряду патриарших кафедр; это первенство принадлежит Константинопольскому патриарху. Приводим доказательство, которым пользуется этот канонист для подтверждения своего воззрения; наперед должны сказать, что аргумент Вальсамона очень искусствен и странен. Вальсамон рассуждает так: верховная власть Церкви, патриархи, называются греческим словом (множественное число от слова — голова). В этом слове Константинополь обозначается первой буквой (каппа), а Рим — третьей (р). Отсюда Вальсамон заключает, что Рим уступил теперь иерархическое первенство Константинополю, заняв третье место в ряду патриарших кафедр. Прочие буквы в слове канонист считает инициалами названий прочих патриарших кафедр, причем он замечает, что патриархи Александрии и Антиохии не спорят о том, кому из них принадлежит первая и кому вторая из двух альф, имеющихся в слове , так как, по словам Вальсамона, как пять чувств у человека мирно уживаются в совместности, так нет никакого спора о ранге и между патриархами. В заключение своих рассуждений Вальсамон дает понять, что хотя римскую кафедру он и не выделяет из ряда прочих, но тем не менее смотрит на нее как на уклонившуюся с правого пути. Эту мысль Вальсамон выражает в следующих словах: «Как какое-нибудь ползущее растение, например плющ, обвивается вокруг древесного ствола, так и я крепко держусь за Римского папу, и надрывается мое сердце об отпадении его, страстно ожидая дня его обращения». [46] Из этих рассуждений Вальсамона видно, что в XII в. вопрос о разделении Церквей понимали как-то странно: папа в одно и то же время занимал определенное место в ряду прочих патриархов, на него смотрели как на одну из глав Церкви и в то же время выражали сожаление об его отпадении от общего союза с Церковью. Во всяком случае этот канонист, желая принизить авторитет Римской Церкви или точнее — ее первосвященника, отводит ему совершенно незаконно третье место в ряду патриархов: каноническое право требовало или признать папу первым патриархом, или — как скоро считают его отделившимся от Церкви — не признавать его совсем патриархом Вселенской Церкви. Одно ясно видно в суждениях Вальсамона: на притязания, какие позволял себе Рим в отношении к церкви Константинопольской, восточный писатель хочет отвечать тем же епископу Римскому. Еще сильнее и решительнее делает нападение на Римскую церковь в лице ее первосвященника византийский патриарх того же XII в. Михаил Анхиал. Этот патриарх — позволим себе выразиться так — хочет втоптать в грязь церковное значение Римской кафедры; он вполне отрицает у нее такое значение. Именно он доказывал императору Мануилу Комнину, что папа потерял свое епископское достоинство, что он стал теперь мирянином и сам нуждается в благодатном освящении от других (посредством таинств), что он не может преподавать освящение другим, что он не может рукополагать во священники, диаконы, возводить на высшие степени иерархические и быть судьей священников. При этом Анхиал прибавляет: «Что священники, поставленные папой, имеют право разрешать грехи, я считаю это мнение по крайней мере за величайшую нелепость. Отсюда следует, — по словам этого восточного патриарха, — что Римский епископ не пастырь, но овца, и притом паршивая овца , которая нуждается в излечении, овца, во многом худшая всех прочих, остающихся здоровыми, овец стада Христова». [47] Замечательные черты, в которых выражается степень нерасположения греков к Латинской церкви, можно находить также в одном анонимном фрагменте, относящемся к XII в., с таким заглавием: «К тем, кто утверждает, что Рим есть первая кафедра». Здесь у неизвестного автора встречаем такие рассуждения: если папскую власть производить от апостола Петра, бывшего епископом Римским, то с этой точки зрения Антиохия будет выше Рима, ибо Петр сначала епископствовал в Антиохии, а потом уже в Риме. Если латиняне скажут, что Рим потому получил первенство, что здесь умер мученически Петр, то Иерусалим выше Рима, ибо здесь пострадал сам Господь. И во всяком случае Византия выше Рима, потому что здесь епископствовал старший брат Петра Андрей, [48] первозванный апостол, епископствовал раньше, чем Петр отправился в Рим. Происхождение папской власти автор производит от языческого императора III в. Аврелиана, который поручил Римскому епископу решить спор из-за обладания Антиохийской церковью между еретиком Павлом Самосатским, лишенным епископской кафедры, но не оставлявшим ее, и Домном, по соборному определению назначенным в епископа Антиохии вместо Павла. «Отсюда мы видим, — заявляет автор, — что никто другой, а именно языческий император дарствовал первенство епископу своей столицы и поставил его тираном над всеми». [49]
42
Анна Комнина. Сказание о делах царя Алексея Комнина. Кн. I, гл. 13, с. 60. Перевод. Том I (Спб., 1859). Содержание же 2–го тома мы будем цитировать по изданию Миня.
43
Окончательно система пяти патриаршеств была установлена на Халкидонском Вселенском соборе в 451 г.
44
Pichler. Ibid. В. I, S. 268.
45
Mansi. Consilia. Т. XXI,_р. 801 (Pichler. Ibid. S. 290).
46
. Rahlly et Potly. Syntagma canonum. Т. IV, pp. 543—544, 547. Athenae, 1854.
47
Свидетельство патриарха Михаила сохранилось у Льва Алляция: Pichler, S. 270—271.
48
Конечно, недостоверное предание. См. статью проф. И. И. Малышевского: «Спутники и ученики св. Андрея». Труды Киевской Духовной Академии, 1889, декабрь, с. 564.
49
Фрагмент находится в Синопсисе Алексея Аристина (ок. 1150 г.). Pichler, S. 274—275. Точный рассказ об отношении Аврелиана к папе см. в Церковной Истории Евсевия, VII, 30 ad fin.
Рассмотрим теперь другие факты, из которых видно, как далеко простиралось нерасположение приверженцев церкви Восточной и церкви Латинской в изучаемое нами время. Отчуждение Восточной церкви от церкви Западной между прочим начало выражаться в том, что восточные христиане стали устранять латинских христиан от своего богослужения. Феодор Вальсамон на вопрос Марка, патриарха Александрийского, можно ли латинянам дозволять присутствовать при греческом богослужении и причащаться Св. Даров, отвечал отрицательно, ссылаясь на евангельское изречение: «Кто не со Мною, тот против Меня» (Мф., 12, 30). [50] С другой стороны, патриарх Константинопольский Герман II (XIII в.) считал достойными отлучения тех греков, которые примут просфору из рук греческих же священников, но изъявивших покорность папе во время обладания латинян Константинополем. [51] Вообще, касательно отношений греков к латинянам можно было встретить такие рассуждения: «Так как Римская церковь уже давно отпала от общения с четырьмя святейшими патриархами и уклонилась к учению и обычаям, далеким от православной Церкви, то латиняне не могут принимать Святых Тайн от греческих священников, если наперед не обещаются отказаться от латинских догматов и обрядов». [52] Один западный хронист — Одон — упоминает, что в рассматриваемое время греки омывали те алтари, на которых совершали богослужение латиняне; он уверяет, что греки уже перекрещивали латинян (в случае перехода в Греческую церковь). [53] Канонист Вальсамон запрещает отдавать гречанок в замужество за латинян и считает непозволительным, чтобы латиняне были восприемниками детей У православных, уравнивая в настоящем случае латинян с монофизитами (армянами), монофелитами и несторианами. [54] Если верить латинским писателям, которые жили в это именно время, то уже в XII в. антипатия греков к латинянам доходит до решительной вражды первых к последним. Епископ Мюнстерский, в качестве посла от императора Фридриха I прибывший в Константинополь к императору Исааку Ангелу, извещал Фридриха, что византийский патриарх Никита Мунтан в Софийской церкви, в присутствии его, епископа Мюнстерского, и других послов, следующее говорил в своей проповеди: «Если грек убьет сотню латинских пилигримов, то получит отпущение своего греха, хотя бы он в то же время запятнал себя убийством десяти греков». [55] Рассказ о такой проповеди, нужно сказать, представляется невероятным, [56] но он все-таки очень характеристичен.
50
Balsamon. Quaest. 16 ad Marc. part. Alexandr. Rhally et Potly. Syntagma. · IV, 460.
51
Allatii De libris ecclesiasticis graecis, p. 182 (Игумена Арсения об отношениях церквей Латинской и Греческой в период крестовых походов: ЖМНП, 1867. Т. 133, с· 520.
52
Balsamon. Quaest. 16 ad Marc. Alexandr.: Rhally. Synt., IV, 460.
53
Pichler. В. I, S. 288 Anmerk.
54
Правила с толкованиями (изд. Общ. Любит. Дух. Просвещ.), с. 368 (толкование та 14–е пр. Халкидонского собора); Quaest. 35 ad Marc. Alexandr.: Rhally. Synt. IV, p. 476.
55
Pichler.
56
Сами латиняне убийство схизматика–грека считали действительно за ничто. Pichler, ibidem.
К нашему утешению, нужно сказать, что во всех приведенных фактах религиозного нерасположения греков к латинянам выражается не какой-нибудь слепой фанатизм, но глубочайшая приверженность к вере их отцов, к вере греческой. Нет спору, у византийцев было много недостатков в религиозном отношении, но с другой стороны должно признать: не было в то время народа, привязанного столь тесными узами к своей религии, к своей Церкви, как именно византийцы. Эта-то ревность к своей вере и Церкви и руководила ими, когда они чуждались латинян и обнаруживали к ним враждебные чувства. О такой ревности свидетельствуют многие факты, которые встречались при столкновениях греков с латинянами. Были, без сомнения, и между греками люди, которые, прельщаясь мирскими выгодами, отпадали к религии латинян, временных завоевателей Византийского царства, но большая часть народонаселения твердо стояла за Православие и, уступая все прочее, не изменяла ему. Раньше мы имели случай отметить такой факт: византийцы, по завоевании Константинополя латинянами, говорили здесь одному из латинских императоров (Генриху), что ему принадлежит владычество над телом, а не над душой и совестью их, и прибавляли, что они готовы умереть за него с оружием в руках, но объявляли о «решительной невозможности отречься от веры предков». [57] Или еще факт: лучшие жители Морей (т. е. собственно Греции), соглашаясь содействовать Жоффруа Виллардуэну в завоевании укрепленных мест страны, первым делом потребовали от него клятвенного письменного обещания, которое они могли бы передать детям своим, что ни один франк не будет принуждать их к перемене веры, не потребует, чтобы они сделались латинянами. [58] Далее, когда на острове Кипре утвердились латиняне и латинский митрополит начал требовать от греческих кипрских епископов, чтобы они давали ему клятву в послушании, вроде того, как это делают вассалы, киприоты обратились к патриарху Византийскому, жившему тогда в Никее, с просьбой объяснить им как поступить в подобном случае. Патриарх, Герман (II), отвечал киприотам, что подобного рода клятва была бы отступничеством от веры. Он увещевал Кипрскую церковь соревновать собратьям в Константинополе (тогда уже завоеванном латинянами), которые, будучи разлучены от своих пастырей, однако же твердо сохраняют свою веру. [59] По суждению одного новейшего немецкого историка, католика по вере, «в этом ответе греческого патриарха выразилась высокая нравственная сила и достоинство. Пренебрежение земным ради религии есть, — по замечанию этого же историка, — существенное отличие церкви Греческой от Латинской». [60] И действительно, киприоты оказались достойными того увещания, какое дал им византийский патриарх. Сама история латинского владычества в Греческой империи показывает, что оно было прочнее и долговечнее там, где не было вовсе или по крайней мере было менее притеснений в религиозном отношении. Однако, нужно заметить, что и меры кротости, какие папы и католические государи употребляли для обращения греков, оставались тоже бесплодными. [61]
57
Георгии Акрополит. Летопись, гл. 17.
58
Медовиков. Латинские императоры в Константинополе, с. 70—71.
59
Germani patriarchae epistola missa in insulam Cyprum: Coteleru Monumenta ecclesiae Graecae. Т. II, pp. 462—472.
60
Pichler. В. I, S. 320.
61
Медовиков. Латинские императоры в Константинополе, с. 71—72.
Но продолжаем рассказывать: в чем, в каких явлениях в изучаемую нами эпоху выражалась все более и более увеличивавшаяся взаимная религиозная неприязнь между греками и латинянами.
Одним из замечательнейших выражений взаимного отчуждения Латинской и Греческой церкви, взаимной религиозной неприязни было изобличение писателями, принадлежащими к одной Церкви, в различных религиозных отступлениях от нормы веры и церковных обычаев, приверженцев другой. Только слишком скептическое отношение одной Церкви к другой могло породить у писателей латинских и греческих ту скрупулезность, с какой писатели Латинской церкви выискивали поводы к обличению неправильностей в строе Греческой церкви, и наоборот. Обвинения часто, притом же, переходят в напраслину, клевету. Каждый писатель–полемист Латинской или Греческой церкви предъявлял другой длинный до бесконечности список ее религиозных погрешностей. Соперничество на этом поле между писателями было очень усердное, но лучше было бы, если бы такого соперничества вовсе не было. Латинский писатель XII в. Гугон Этериан, родом итальянец, но долго живший в Константинополе, находившийся в близких отношениях к императору Мануилу, ведший не раз диспуты как с этим императором, так и со знаменитейшими греками, искусный богослов, с трудолюбием пчелы (по его выражению) изучивший греческую и латинскую церковную литературу, [62] в приписываемом ему сочинении: Graecorum malae consuetudines, получившем известность в XIII в., [63] возводит многочисленные обвинения на церковь Греческую. Мы не будем критически разбирать, при каких условиях могло появиться то или другое обвинение, насколько оно верно или неверно, — это увлекло бы нас слишком далеко; да и нередко наши поиски в подобном роде должны были бы иметь в результате более или менее вероятные гипотезы, а не какие-либо точные разъяснения. Ограничимся одним объективным изложением Гугоновых обвинений. Для большей ясности дела разделим эти обвинения на несколько классов. К первому классу относятся обвинения касательно догматического учения греков. Так, Гугон объявлял, что греки, отрицая исхождение Духа Святого от Сына, тем самым признают Сына меньшим Отца, подобно Арию делят божественную сущность, уничтожают различие между рождением и исхождением. По части таинств Греческой церкви обвинения Гугона так же немногочисленны, как и в отношении к догматике. Обвинения эти касаются таинств Крещения и Евхаристии. О Крещении по греческому обряду Гугон пишет, что при Крещении у греков соблюдаются два весьма суеверных обычая: священники мажут все тело крещаемого маслом, чтобы к нему не приставала вода, потом они нагревают воду, чтобы сделать чистым младенца, чего ни Христос, ни ученики Его не делали. Касательно Евхаристии, кроме упрека в совершении ее на квасном хлебе, Гугон ставит в вину грекам, что они освящающую силу приписывают в этом таинстве самому хлебу квасному (и одушевляемому закваской), а не словам благословения. При этом случае Гугон упрекает восточных христиан за то, что они при совершении Евхаристии не ставят своим образцом Христа, вливают в чашу не холодную, а теплую воду, как будто бы благословение само по себе недостаточно, чтобы вино со делать кровью Христовой; далее, по словам Гугона, во дни Пасхи, по причащении народа, остатки евхаристического хлеба греки зарывают в землю, потому что он не может сохраняться неповрежденным; причащающимся они преподают намоченный хлеб и раздают кусочки ложечкой, чего Христос не делал. Вообще, в богослужении греческом латинский полемист находит для себя множество случаев к нападкам на Греческую церковь, нападкам, часто странным и нелепым. По суждению Гугона, греки думают, что имя Господь значит более, чем имя Христос, почему они никогда за службами не поют: Христе, помилуй, но Господи, помилуй — весьма часто.
62
Hergenrother. Photius, Patriarch von Constantinopel. В. Ill, S. 791.
63
Ibidem, S. 175, 833.
Тот же полемист ставит в упрек грекам, что будто бы они из всех ббот постятся лишь в одну Великую Субботу, а во все прочие дозволяют себе пиршества, удовольствия и баню; что греки в некоторые из пятниц без зазрения совести едят даже мясо; что они только семь дней постятся в продолжение года: пять дней вместо всей Четыредесятницы, в Великую Субботу да еще накануне Богоявления. Ибо в продолжение Четыредесятницы они никогда не постятся до вечера, притом Четыредесятница у них состоит из 30 дней, или лучше сказать, пишет полемист, у них совсем нет Четыредесятницы. Много и других сторон, заслуживающих порицания, усматривает полемист в богослужебной практике греков. Греки, объявляет Гугон, мажут свое чело бумагой, пропитанной маслом от лампад, горящих перед образами, и окропляются водой, которой они омывают мощи святых; притом, в первый день каждого месяца (in singulis calendis — указание на языческое происхождение обычая) с большим тщанием они святят воду. Эту освященную воду они разносят по домам и не только окропляются ею, но и моются в ней. Греки, по словам Гугона, допускают себе еще следующее: они молятся перед образами Богоматери, когда желают иметь потомство мужского пола, и делают Ее при посредстве того же образа своей кумой, а именно: они вешают полотно на Ее образ, чтобы Она, подобно действительной восприемнице, приняла крещаемого ребенка из рук священника. К разряду такого же рода профанации Гугон причисляет некоторые религиозные греческие обряды, касающиеся святых угодников.
Между тем как греки, пишет полемист, живых братьев ненавидят, они делают своими братьями святых угодников вопреки их воле. Это происходит так: они дают деньги священнику, и этот во время литургии возносит молитву за побратимство между живым грешником и святым небожителем. Для того, чтобы святой угодник вступил в это родство, желающий побрататься зажигает перед образом святого по крайней мере две свечки, помазывается маслом от иконы его и обнимает икону, на которой изображен святой, избираемый в братья. Продолжая свои нападки на богослужебную практику греков, латинский полемист порицает греков за их обычаи при погребении умерших. «Когда они собираются на похороны, — говорит полемист, — то родственники и знакомые целуют труп, в чем они поступают как язычники, которые говорили умершим: «Иди, куда призвала тебя природа, и мы за тобой последуем». Полемист последнее целование истолковывает в смысле неверия в будущую загробную жизнь). Полемист находит непристойным обыкновение совершать службу в будни, когда мало народу в Деркви, и глумится над этим обыкновением. Вот слова полемиста: греков священники совершают службу без слушателей, и что Всего страннее, — будучи окружены женой и сыном, говорят, приветствуя отсутствующих верующих: «Мир вам». Жены священников у греков, по уверению Гугона, вступают на алтарное возвышение (chorum), берут хлеб с жертвенника (de altari), исполняют диаконское служение и приготовляют все необходимое для литургии. В заключение своих нападок на богослужебную практику греков Гугон упрекает последних в нетерпимости к латинянам. Он указывает, во–первых, на то, что если латинский священник совершил Евхаристию на их престоле, то греческий священник не прежде будет литургисать на нем, как по омовении его; во–вторых, на то, что если латинянин переходит в Греческую церковь, то он или тайно, или публично перед этим должен быть снова крещен.
Весьма обширный и богатый материал для упреков в отношении Греческой церкви и для издевательства над нею дают Гугону факты, действительные или же перетолкованные вкось и вкривь, из жизни духовенства и монашества. Гугон неистощим во всякого рода обвинениях на греческое духовенство и монашество. Епископы греческие, по словам полемиста, принадлежат к последователям Симона Волхва, так как они даром никому не отворят храма, без платы не совершат ни одной службы, не отправят погребения. Духовенство греческое, по мнению полемиста, вполне зависит от мирян, ибо их патриархи, епископы и архимандриты возводятся в свое достоинство мирянами (здесь, без сомнения, разумеется византийское отношение государства к Церкви). По замечанию полемиста, греки только монахов считают обладающими священством по преимуществу, так как у них только монахи дают разрешение грехов. Полемист порицает греческое духовенство за рощение волос. Он пишет: «Вопреки заповеди апостола, изрекшего: если муж растит волосы, то это бесчестие для него (1 Коринф., 11, 14), греки заботятся об отращивании волос, в особенности клирики и монахи; эти последние (клирики и монахи) не подстригают волос в форме круга на темени, но делают пробор на челе, подобно женщине». В том же роде порицание Гугоном греческого духовенства и за ращение бороды. Греческие священники, по мнению его, отращивают бороду, которую они смачивают (по неосторожности) в крови Господней при вкушении ее. Полемист не оставляет без внимания и брачного состояния духовенства; он утверждает, что диаконы у греков женятся для того, чтобы достигнуть высших церковных степеней и не потерять своего сана. Гугон ставит в упрек Греческой церкви ее неразборчивость в поставлении священников; по его словам, во многих местах у греков их священники суть мужи крови, ибо они своими руками наносят раны другим· Гугон рисует, наконец, самую жалкую картину состояния греческого монашества. Монахи у них, жалуется Гугон, ночуют вне монастырей, подобно зверям, и едят каждую минуту на улице; У них во рту и руках постоянно какие-нибудь плоды и что-нибудь съестное. Они заходят в харчевни. Монахи у них не имеют общей кассы, но каждый имеет свою собственную, отдельную.
Гугон находит очень много недостатков в религиозном состоянии народа и старается выставить их на вид, с целью унижения Греческой церкви. О греческом народе он говорит, что греки не воздают своим священникам должной чести и заставляют их стоять во время обедов, на каких этим последним приходится быть. По самым ничтожным поводам греки подвергают священников и клириков, как делали язычники, тяжелым наказаниям и бьют плетьми, в насмешку сшибают и комкают головные уборы своих священников, тогда как написано: «Кто наложит руку на клирика без причины или под вымышленным предлогом, таковому да будет анафема» (похоже на 27 пр. Апост.) Латинский полемист порицает греческий народ за невоздержность в пище: «Греки, — говорит Гугон, — отличаются неумеренностью и едят не дважды в день, а столько, сколько представляется к тому случаев. Они не воздерживаются от крови и удавленины, ибо они едят дроздов и других птиц, задушенных силками, и употребляют в пищу внутренности, т. е. кишки, наполненные свиной кровью (колбасы), и это считается лакомым блюдом». По уверению полемиста, греки, лечащие посредством кровопускания, отдают в этом случае человеческую кровь свиньям. По словам того же Гугона, греки ни во что ставят брачные узы: как скоро один из супругов не нравится другому, они заявляют об этом городскому претору, уничтожают брачные документы и пояс (instrumentis et cingulis praecisis) и без всякого противодействия вступают в новый брак.
Полемист находит у греков недостаток внимания к общественным святилищам. По этому поводу полемист замечает: «В своих домах греки имеют молельни, украшенные образами святых и лампадами, и свечами; образа чествуются курением; и напротив, мало заботятся о том, что церкви, построенные их предками, приходят в упадок и почти в запустение». Женщин он упрекает в пристрастии к фальшивым волосам и притираниям. [64]
Итак, мы видим, что латиняне предъявляли весьма много обвинений против греков в религиозном отношении, но то же Делали и греки со своей стороны против латинян в XII, XIII и XIV вв. Число обвинений на латинян у греков быстро возрастает. Заблуждений латинских во времена от Фотия до Керулария число пунктов этих заблуждений колебалось между 10 и 22–мя. Керуларий вместе с греческим полемистом Никитой Стифатом число обвинений на латинян значительно увеличили. В начале XII века Никита Сеид знал уже 32 пункта отступничества латинян; в XIII в. число заблуждений тех же латинян более чем удвоилась. А в XIV в. греки говорили уже о бесчисленных латинских ересях. [65] — Просмотрим главнейшие обвинения, какие делались церковью Греческой против Латинской. Мы при этом преимущественно будем касаться таких сторон дела, которые представляют что-либо новое в сравнении с греческой полемикой до XII в. Нужно сказать, некоторые из таких обвинений лишены основания, беспочвенны или же странны, так как они мало понятны. Что касается латинского вероучения, то греки не предъявляют никаких новых обвинений в этом случае, за исключением того, что с XIII в. они начинают упоминать об особенностях западного учения относительно состояния умерших до всеобщего воскресения и относительно чистилища. Но зато греки усматривают много погрешностей в церкви Латинской в богослужебном отношении. Так, в XIII в. они прежде всего упрекали латинян за многие уклонения от нормы в совершении таинства Евхаристии.
64
Сочинение: Graecorum malae consuetudmes напечатано среди текста другого анонимного сочинения под заглавием: Tractatus contra Graecos — в виде приложения этому последнему Maxima Bibliotheca veterum patrura et antiquorum scnptorura cclesiasticarum, a Bigne edita. T 27, pp. 609—611. Lugdum, 1677. Очевидно, сочинение Tract contra Gr. есть компиляция.
65
Hergenrother. В. Ill, S 820.