Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель...
Шрифт:
Летом солнце не заходило 52 дня — с 15 мая по 6 июля. «Однако ж от этого мало пользы, ибо оно стоит так низко, что только светит, но почти совсем не нагревает воздуха... В июле воздух становится гораздо чище и приятнее, но природа как будто хочет произвести в здешних жителях отвращение от прелестей лета и заставить их желать возврата зимы: в первых числах месяца появляются миллионы комаров, помрачающие воздух густыми облаками...»
Заметив, что в природе всегда «вред с пользою всюду уравновешивается», обратил Врангель внимание на то, что именно несметные полчища комаров заставляют оленей покидать леса и мчаться в обдуваемую холодными ветрами приморскую тундру, где нет комаров, а под ногами обильные пастбища лишайников, «оленьего мха».
Нижнеколымск на три года стал базой врангелевской экспедиции. Место поражало суровостью и пустынностью. «Один взгляд на ужасную пустыню невольно вселяет мысль: здесь граница обитаемого света, — писал Врангель. — Присутствие животных отнести должно к вечному закону природы; единственно по инстинкту сделались они обитателями ледяной пустыни. Но как очутился здесь человек? Что могло завлечь его сюда, в могилу природы?» И вот как он ответил на этот самим им поставленный вопрос: «Кочевые народы умеренного климата переходят из одной плодоносной страны в другую и постепенно, через многие поколения, удаляются столь далеко от своей родины, что делаются для неё чуждыми, предпочитая ей новую отчизну...»
О том, как появились на Колыме новые люди, рассказывали древние предания. Врангель записал рассказ о когда-то живших здесь «омоках», у которых «на берегах Колымы было прежде огней более, чем звёзд на ясном небе». Сохранились остатки их строений из толстых брёвен и следы высоких могильных курганов. Омоки были оседлым народом, его сменили на колымской земле чукчи (их Врангель называет чукоч). Омоки были звероловами и рыболовами, чукчи кочевали с юга на север и обратно с огромными стадами оленей.
В начале 20-х годов XIX века в Колымском округе чукчей, которых не отделяли от юкагиров, жило 1139 человек, якутов — 1034, а русских — всего 325. Большей частью это были ссыльные и потомки ссыльных. Были и потомки казаков, служивших на перевозке продовольствия, доставляемого правительством в эти гиблые места. Но после войны 1812 года правительственные поставки прекратились и казаки оказались с кочевниками в общем положении. Лишь шестеро из них были оставлены на действительной службе для содержания караула. Остальные казаки, живущие в отдельной станице, вооружённые саблями и ружьями, раз в год отправлялись к крепости Островной, где устраивалась Чукотская ярмарка. Казаки обеспечивали порядок на ней.
Врангель пишет: «Со скудостью, или лучше сказать, ничтожеством прозябаемой природы, представляется в замечательной противоположности богатство животного царства. Олени в бесчисленных стадах, лоси (сохатые), чёрные и бурые медведи, лисицы, соболи и белки наполняют нагорные леса...» Доктор Кибер обнаружил на Нижней Колыме зимующую белую куропатку, ворону обыкновенную и пернатого хищника — белого, или снежного, филина, питающегося во множестве населяющими тундру леммингами. Весной прилетали с юга отсутствующие зимой утки (Кибер насчитал до одиннадцати их разновидностей), лебеди, гуси. Первыми — уже в начале апреля — появлялись юркие маленькие пуночки, зоологами названные «снежными».
Весна — самое трудное время для жителей Колымы, замечает Врангель. Кончаются съестные припасы, рыба ещё не выходит из глубин, где она пережидала зиму. Под угрозой голодной смерти толпы местных жителей идут из тундры на юг, в русские селения на Колыме, которые сами страдают от недостатка продовольствия.
«Три такие ужасные весны прожил и я здесь, и теперь ещё с содроганием представляю себе плачевную картину голода и нищеты, которой, хотя был свидетелем, описать не в силах», — заключает Врангель.
Экспедиции предоставили в Нижнеколымске самую большую избу городка, которая не была заселена, потому что считалась обителью «нечистых духов». Расположились в двух комнатах избы, а для сохранения тепла построили нечто вроде сеней, а ещё и чулан для хранения продуктов и вещей.
Через полчаса после вселения Фёдор Матюшкин вернулся с устья Колымы, куда он ездил на собаках выяснить возможность покупки для экспедиции мороженой рыбы. Все собрались за вечерним чаем, обмениваясь впечатлениями о дорожных испытаниях, местных обычаях, оленях, первом знакомстве со здешними морозами, «в честь которых оставались мы притом в шубах, тёплых сапогах и шапках». И Врангель добавил, объясняя такой наряд при чаепитии: «Мы находились на берегах Ледовитого океана».
Но до этих берегов было ещё довольно далеко. Предстояло сначала перезимовать в Нижнеколымске. Под самый Новый год, 31 декабря неожиданно появился в городе англичанин капитан Джон Конкрин, совершавший пешее путешествие по Сибири. Не совсем, впрочем, пешее — он использовал и верховых лошадей, и повозки. Но всё же это был подвиг — один через всю Сибирь.
«Врангелевцы» ему очень обрадовались, встретили с ним Новый год, но на его желание присоединиться к их экспедиции ответили отказом. Как объяснил Врангель, «каждый лишний фунт груза был нам в тягость, увеличение числа людей ещё одним спутником слишком затруднило бы нас».
За окном было минус 40° по Реомюру (примерно то же и по Цельсию). В избе приходилось, несмотря на печку, постоянно кутаться в шубы, а чернила нужно было отогревать в горячей воде.
С трудом достав в Нижнеколымске 9 нарт и собак, Врангель решил сначала вдвоём с Кузьминым налегке проведать берег к востоку, в направлении к Баранову Камню, который считался пределом всех поездок. За ним тянулась полоса шириной до 80 вёрст, никогда ещё никем не посещавшаяся. Однообразие — единственное слово, которым можно характеризовать ландшафт к востоку от устья Колымы.
«...Первое впечатление при виде' необъятного пространства земли, покрытого саваном снега, ни с чем не может сравниться; даже радуешься, когда ночь, покрывая всё темнотою, производит хоть какую-нибудь перемену», — записывает Врангель.
В сумерках добрались до места, где, по словам проводников, должен был стоять дощатый сарай — «балаган». Увидели искры, вылетавшие, по-видимому, из трубы, но само строение долго не могли заметить. Собаки вдруг остановились у большого снежного бугра, и из-под снега неожиданно вылезли один за другим три казака, поехавшие вперёд с нартами. В отверстие в снегу, как в нору, нырнули и вновь прибывшие, оказавшись в балагане, где горел в печурке огонь. Путники подкрепились и согрелись, хотя трудно было дышать: ветер гнал обратно дым, заполнявший невеликое пространство балагана.