Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III
Шрифт:
Любопытно, что Надир, посылая посольство в Петербург, надеялся получить согласие русских на брак с Елизаветой. До Мешхеда и Дели докатилась слава о голубоглазой красавице-цесаревне, дочери Петра Великого. Именно ее он предполагал ослепить блеском золота и сиянием бриллиантов и сапфиров. Но не довелось посланнику шаха увидеть Елизавету — Остерман не допустил. Цесаревна была в гневе и велела передать Остерману, что он забывает, кто она и кто он сам, — бывший писец, ставший министром благодаря милости Петра Великого, ее отца, и что он может быть уверен: ничего она ему не простит! И как мы знаем, Елизавета не простила Остерману обиды. Конечно, дело не в том, что Елизавета рвалась в гарем Надира. Она рвалась к власти! Ее час приближался, она уже почувствовала свою силу.
Конец лета 1741 года, первого лета правительницы России Анны Леопольдовны, прошел под звуки фанфар и салюта. В июле Анна Леопольдовна родила второго ребенка — принцессу Екатерину,
Впрочем, о высоких целях шведской армии не знали ни русские солдаты, ни командовавшие ими в основном иностранные генералы: немцы, шотландцы, англичане, которые под командой Ласси сделали свое дело быстро и профессионально: стремительный марш от Выборга, атака по сильно пересеченной местности — шведы были сбиты с позиций, и на их плечах русские ворвались в крепость Вильманстранд. Большая часть шведов погибла, остальные, вместе с командующим, попали в плен. По мнению иностранных наблюдателей, русские подтвердили свою блестящую репутацию воинов.
Саксонский посланник Зум писал: «В оборонительной войне я считаю это государство непобедимым… Русский человек тотчас становится солдатом, как только его вооружают. Его с уверенностью можно вести на всякое дело, ибо его повиновение слепо и вне всякого сравнения. Он довольствуется плохой и скудной пищей. Он, кажется, нарочито рожден для громадных военных предприятий".
Победа над шведским львом под тремя коронами (таков символ шведского королевства) была яркой, неожиданной и отмечалась в Петербурге очень торжественно. Молодой русский поэт Михаил Ломоносов написал оду на победу России. И в ней были такие слова:
Российских войск слава растет. Дерзкие сердца страх трясет, Младой орел уж льва терзает!«Младой орел» лежал по-прежнему в детской кроватке, а люди, управлявшие государством, делали это бездарно. Они не смогли воспользоваться блестящей победой в Финляндии для упрочения режима и тем самым обрекли себя на гибель. Делами в стране ведал Остерман. Он стремился полностью подчинить своей власти правительницу Анну так, чтобы она не слушала больше ничьих других советов. Но Анна понимала истинные намерения своего первого министра и прислушивалась к мнению других: министра Михаила Головкина и обер-прокурора Сената Ивана Брылкина, которые советовали Анне немедленно принять титул императрицы, взять на себя всю полноту власти. Необходимые для этого документы уже готовились, и 7 декабря 1741 года, в день своего двадцатитрехлетия, правительница России Анна должна была стать императрицей России Анной II. Оставался всего один шаг, но он так и не был сделан…
Мы не знаем теперь, какой императрицей стала бы Анна Леопольдовна. Ее вялость, сдержанность, неяркий темперамент, плохая подготовка к правлению таким, как Россия, государством особых надежд на благополучное царствование не оставляют, хотя в жизни бывает всякое: власть, корона на голове могут преобразить человека, разбудить в нем такую активность, тщеславие, ум, что он становится неузнаваем. Достаточно вспомнить историю австрийской эрцгерцогини Марии Терезии, ставшей знаменитой правительницей. Почти ровесница Анны Леопольдовны, она в 1740 году унаследовала трон умершего отца Карла VI и сразу же была вынуждена немедленно начать отчаянную борьбу против старых врагов Австрии, мечтавших разорвать империю на части. Самым страшным и беспощадным врагом Марии Терезии стал гениальный прусский король Фридрих II. И тем не менее молодая и неопытная Мария Терезия оказалась достойной своего предназначения, сумела не только сохранить империю, но и упрочить ее положение в мире. Она собрала вокруг себя талантливых министров, провела важные реформы, и, когда пришло время передать власть над цветущей страной своему сыну Иосифу II, родившемуся почти одновременно с Иваном Антоновичем, Мария Терезия это и сделала.
К ноябрю 1741 года в окружении цесаревны Елизаветы активно разрабатывались планы государственного переворота. По разным каналам правительство Анны получало об этом информацию, но значения этому не придавало. Анна и ее министры оставались беспечны и недальновидны. Никто не мог и предположить, что Елизавета, эта изнеженная, капризная красавица, прожигательница жизни, способна на такое мужское, опасное, в стиле смелого Миниха, дело — государственный переворот.
Но все оказалось совсем не так, как думали Анна и ее министры. Ночью 25 ноября 1741 года Анна Леопольдовна проснулась от шума и грохота солдатских сапог. За ней и ее сыном пришли. Есть две версии ареста брауншвейгской семьи. По первой, Елизавета вместе с солдатами вошла в спальню правительницы и громко сказала; «Сестрица, пора вставать!» В постели рядом с Анной лежала девица Менгден. По другой, более правдоподобной версии, убедившись, что дворец полностью блокирован верными ей солдатами, цесаревна послала отряд гренадер арестовывать правительницу. При виде солдат Анна вскричала: «Ах, мы пропали!»
По всем источникам видно, что никакого сопротивления насилию она не оказала, безропотно оделась, села в подготовленные для нее сани и позволила увести себя из Зимнего дворца.
Накануне переворота с правительницей Анной произошла досадная оплошность: подходя к цесаревне Елизавете правительница споткнулась о ковер и внезапно, на глазах всего двора, упала в ноги стоявшей перед ней Елизавете. Современник воспринял это как дурное предзнаменование.
Принцу Антону Ульриху одеться не позволили и полуголого снесли в одеяле к саням. Сделано было это умышленно; так брали Бирона, его брата-генерала, многих высокопоставленных жертв других переворотов. Расчет здесь прост — без мундира и штанов не очень-то покомандуешь, будь ты хоть генералиссимус! Не все прошло гладко при «аресте» годовалого императора. Солдатам был дан строгий приказ не поднимать шума и взять ребенка только тогда, когда он проснется. Так около часа они и простояли молча у колыбели, пока мальчик не открыл глаза и не закричал от страха при виде свирепых физиономий гренадер. Кроме того, в суматохе сборов в спальне уронили на пол четырехмесячную сестру императора, принцессу Екатерину. Она, как выяснилось потом, из-за этого потеряла слух. Но на это никто не обратил внимания — это была единственная жертва бескровной «революции" Елизаветы.
Императора Ивана принесли Елизавете, и она, взяв его на руки, якобы сказала: «Малютка, ты ни в чем не виноват!» Но что делать с младенцем и его семьей, никто толком не знал. Все понимали, что Елизавета была узурпатором, свергшим законного властелина Российской империи, и что он был родственником многих коронованных особ, в том числе — Фридриха II и датского короля Христиана VI. Раздумья новой императрицы были недолги — радость быстрой и легкой победы кружила голову, и она решила попросту выслать из страны брауншвейгскую семью. Двадцать восьмого ноября об этом был опубликован манифест, и в ту же ночь санный обоз из закрытых кибиток, в которых сидели император, его родственники и приближенные, а также многочисленный конвой под командованием обер-полицмейстера Василия Салтыкова, поспешно покинул Петербург по дороге на Ревель и Ригу, к западной границе России.
Перед отъездом Салтыков получил особую инструкцию, согласно которой экс-императора Ивана надлежало срочно доставить в Ригу, а затем в Митаву и далее отправить в Германию. Не успел конвой отъехать от Петербурга, как курьер от императрицы нагнал путников и передал Салтыкову новую инструкцию, которая требовала от него совершенно противоположного: «Ради некоторых обстоятельств то (быстрая езда до Митавы. — Е.А.)отменяется, а имеете вы ваш путь продолжать как возможно тише и держать роздыхи на одном месте дни по два". «Некоторые обстоятельства» заключались в том, что Елизавета пожалела о своем великодушном поступке, она подумала, что брауншвейгская фамилия, оказавшись за границей у своих могущественных родственников, будет представлять для нее серьезную опасность. Поезд с узниками ехал все медленнее, указы, доставляемые из Петербурга, становились все более грозными, ранее довольно свободный режим содержания узников становился более суровым. В конце концов через год такого странного путешествия несчастная семья оказалась в заточении в Динамюнде — крепости под Ригой. Стало ясно, что клетка за несчастными захлопнулась навсегда. В крепостных казематах Динамюнде узники провели более года, там в 1743 году Анна родила третьего ребенка — Елизавету, а в январе 1744 года Салтыков получил указ срочно отправить своих подопечных подальше от границы — в центр России, в город Раненбург Воронежской губернии. Императрица требовала, чтобы при этом Салтыков сообщил: отъезжая на новое место, Анна Леопольдовна и ее муж были «в сердитом или в довольном виде». Салтыков отвечал, что, когда члены семьи увидели, что их намереваются рассадить по разным кибиткам, они «с четверть часа поплакали» и, вероятно, думали, что их хотят разлучить. Жизнь их проходила в ожидании худших событий.