Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III

Сахаров Андрей Николаевич

Царя серьезно тревожил вопрос о реакции на военные поражения России в других странах. По распоряжению государя было написано изложение событий в истолковании русской стороны. Указывалось на предыдущие победы русского оружия, изобличалась тактика затягивания мирных переговоров комиссарами Речи Посполитой, использованная для усиления войск и их развертывания против России. Не обойдено было и предательство Ю. Хмельницкого, а также осуждался крымский хан за содержание В.Б.Шереметева в тюрьме. Этот материал был отправлен в Любек русскому агенту для публикации в газетах и рассылки в окрестные государства. В сопроводительной царской грамоте говорилось: «Как к тебе ся наша грамота придет, а авизы (это слово знали в России еще до Петра. — А.П.) печатные в немецких государствах и в иных городех о побоее… воеводы Василия Борисовича Шереметева с товарищи и наших… ратных людей их полков учнут выходить, и ты б те авизы покупал и после тех авиз велел напечатать авизы другие по образцовому письму, каково тебе послано под сею… грамотою». Само это действие русского монарха свидетельствовало о заинтересованности в том, чтобы за рубежом существовало благоприятное мнение о его стране. В свою очередь, здесь нельзя не отметить понимания государственных задач, вполне соответствующих эпохе.

Мирные предложения России были отвергнуты в Варшаве. Там не хотели и слышать о переговорах иначе как на условиях унизительного для России Поляновского

мира, то есть полного отказа от всех приобретений, включая Смоленск. На это царь пойти не мог, и война продолжалась, хотя обе стороны изрядно обескровили друг друга и с трудом продолжали ее. По-прежнему основные события развертывались на Украине, где происходили почти постоянные столкновения между сторонниками и противниками Москвы. Обнаружились немалые противоречия казачества и городского мещанства. Да и в среде казачества существовали разные группировки, ориентация которых была нередко весьма переменчивой. Военная обстановка накладывала свой отпечаток, и состояние между молотом и наковальней — тем более. Противоборствующие стороны в равной мере допускали одну ошибку, имея дело с Украиной: они ее видели прежде всего как объект борьбы и властвования, а не субъект собственного исторического бытия. А это, в свою очередь, еще туже затягивало узел трудностей и противоречий, разговор шел порой на разных языках. Но одно обстоятельство из всех драматических событий той поры в связи с Украиной вырисовывалось с достаточной рельефностью, хотя его не все принимали и понимали. Жизнь показывала, что Украине собственными силами из водоворота событий выйти невозможно. Отсюда частые метания тех или иных значительных лиц из казацкого лагеря то в одну, то в другую сторону. Между тем и в Варшаве и в Москве воспринимали все это лишь сквозь призму «измены» и склонны были объяснять происходящее своеволием и непостоянством казаков. Подобный взгляд проник и на страницы солидных исторических сочинений. Так, В.О. Ключевский счел возможным в следующих словах оценить роль казаков и их вождей в то бурное время: «Истый представитель своего казачества, привыкшего служить на все четыре стороны, Богдан (Хмельницкий. — А.П.) перебывал слугой или союзником, а подчас и предателем всех соседних владетелей, и короля польского, и царя московского, и хана крымского, и султана турецкого, и господаря молдавского, и князя трансильванского и кончил замыслом стать вольным удельным князем малороссийским при польско-шведском короле, которым хотелось быть Карлу Х. Конечно, нельзя отрицать того факта, что казачество как воеобразный социальный слой (особенно вольное запорожское) не могло обходиться без грабежа, который доставлял средства для существования. И все же в конечном счете оно проявляло чувство своей родины и хотело ей свободного житья. По мере развития конфликта между Речью Посполитой и Россией из-за Украины все явственней выступала на историческую арену роль южных соседей — Крымского ханства и Османской империи. Оба эти государства заявили свои претензии на Украину и включились в конфликт. Турция заявила себя в этом отношении позже Крыма, но зато и угроза с ее стороны для других участников была наивысшей. Пока шло соперничество между гетманами варшавской и московской ориентации, выдвинулся деятель украинского казачества, считавший целесообразным признать власть турецкого султана. Им был Петр Дорофеевич Дорошенко. Свою позицию он откровенно выразил в 1666 году. К той поре Украина являла собой страшное зрелище — результат бесконечных распрей и военных походов, в том числе неизменно грабительских нашествий крымских татар. Тысячи и тысячи людей угонялись в рабство. Особенно пострадало Правобережье. Относительно благополучным было положение Левобережья, где русская сторона стремилась наладить мирную жизнь и пресекать вторжения с правого берега Днепра и с юга. Состояние Правобережья было метко названо современниками «руиной».

Для людей того времени независимо от их настроений разница в положении двух частей Украины объективно была в пользу Москвы. Антимосковски настроенный гетман Правобережья Павел Тетеря признавался в письме польскому королю (1664 год), что «…вся Украина решила умереть за имя царя московского". Кошевой атаман Запорожья Иван Сирко уверял Алексея Михайловича, что все города от Днестра до Днепра хотят „держатися под крепкою рукою вашего Царского величества, доколе души их в телесах будут“. Население не раз просило, чтобы царь прислал на Украину своих воевод. При всех недостатках этой формы правления, которую на своем опыте познали русские люди, введение воеводской власти было признаком хоть какого-то порядка во всеобщем беспорядке. Воевод то изгоняли, то настаивали на их возвращении. Характерно в этом плане письмо нежинского писаря Филиппа Константинова находившемуся в Москве представителю мещан города и крестьян: „Припадайте к степени ног престола государева, чтобы кроме власти государевой ни едина власть власти не имела над нами… в противном случае жизнь наша будет хуже каторжной“. Можно понять поэтому, что даже после заключения Андрусовского перемирия, по которому Правобережье осталось за Речью Посполитой, украинский вопрос полного разрешения не получил.

Последующие военные действия протекали с переменным успехом. Намерение Яна Казимира перенести войну на Левобережье Днепра на первых порах осуществлялось небезуспешно. Польско-литовско-татарское войско заняло несколько городов. Однако под Глуховом король потерпел неудачу и отвел поредевшую рать за Десну, а потом и за Днепр. Не получилась и операция близ Киева и Белой Церкви. Чтобы усмирить поддавшиеся Москве правобережные полки, противник прибег к уничтожению урожая на полях. Татарские загоны мешали русским отрядам сосредоточиться и соединиться с запорожцами. От царя поступали грамоты гетману И. Брюховецкому о лучшей организации совместных действий и налаживании снабжения служилых людей, которые нередко оставались без продовольствия. Удачные действия произвели у Перекопа донские казаки и калмыки. Недалеко от Умани воевода Г. Касогов вместе с казаками разбил прославленного польского полководца Чарнецкого. Но русские силы на Украине были невелики, почему гетман Брюховецкий и просил Алексея Михайловича прислать подмогу. Он писал со своими посланцами, прибывшими в Москву в январе 1665 года, что Украина в тяжком положении. Она — «преддверие Великой России. Если государь потеряет ее, не приславши… ратных людей, тогда неизбежная в Российской земле война будет». Гетман также уведомил царя о разгроме в Полесье польских полков и о других успешных действиях. В «дневальных записках» Приказа Тайных дел за 60-е годы XVII века достаточно часто мелькают сообщения о приеме и отпуске посланцев с Украины. Среди них был и гетман Иван Мартынович Брюховецкий, который удостоился необычной чести. Ему на приеме было «сказано» боярство в знаменательный праздник 22 октября 1665 года после крестного хода с образом Казанской Богоматери. Будучи в Москве, свежеиспеченный боярин женился на русской дворянке. Правда, на родине все это ему не прибавило веса в глазах населения.

В течение 1665 года военные действия между Россией и Речью Посполитой почти прекратились, но переговоры о перемирии не шли на лад. Каждая из сторон стояла на своем, и территориальный спор никак не мог найти разрешения. Король Ян Казимир пытался добиться соблюдения условий, на которые Алексей Михайлович пойти не мог (отказ от всех завоеваний России на Украине, в западнорусских землях и в Белоруссии). Показавший себя в качестве умелого дипломата А.Л. Ордин-Нащокин, в то время уже думный дворянин, усиленно уговаривал царя пойти на уступки Речи Посполитой и поскорее заключить с ней мирное соглашение. В одном из писем Алексею Михайловичу он развернул доводы в пользу своей позиции. Не скрывая антишведских настроений, он ссылался на возможности в дальнейшем усилить связи с дунайскими княжествами, которые после заключения договора с Яном Казимиром «пристанут к союзным государствам и отлучатся от турка». Одновременно Ордин-Нащокин давал знать государю, что в Швеции продолжаются антимосковские козни. Они выражались и в том, что там «составляют злые вести, в Стокгольме печатают и во весь свет рассылают, унижая Московское государство». Оскорбительное содержание шведских известий усматривалось в том, что расписывалась слабость России, недостаток у нее войск, значительная часть которых занята подавлением восстаний внутри государства, включая движение в Башкирии. Ордин-Нащокин подозревал в этом шведского резидента в Москве. Под воздействием такого рода известий польская сторона занимает жесткую позицию. Ордин-Нащокин был склонен пожертвовать Украиной, считая казачество опасной для России силой, лишь бы договориться с Яном Казимиром. Отвечая Ордину-Нащокину, Алексей Михайлович со многим согласился, но относительно судьбы Украины был непримирим. Он наставлял своего дипломата, чтобы тот старался на переговорах отстаивать права России на обе стороны Днепра, однако не исключал и некоторого компромисса: «Иди с миром царским путем средним… не уклоняйся ни на десную, ни на шую, Господь с тобой». Последующая секретная инструкция послам предельной чертой уступок предусматривала Днепр, но лишь после конечной неудачи исходного тезиса о полном присоединении Украины. Царь болезненно воспринимал возможные отступления России по территориальному вопросу, считая себя ответственным перед Богом за православное население этого края. Кроме того, присутствовал и исторический довод — принадлежность Руси земель Малороссии и Белоруссии с давних времен. Алексей Михайлович пытался примирить сановных послов Н.И. Одоевского, Ю.А. Долгорукого и других с вчерашним рядовым дворянином Ординым-Нащокиным. Несогласия в посольской команде мешали совершению дела, Ордин-Нащокин откровенно жаловался на именитых собратьев, с горечью замечая: «…они службишке нашей мало доверяют… у нас любят дело и ненавидят, смотря не по делу, а по человеку…» В другом случае он писал Алексею Михайловичу: «За твое государево дело, не страшась никого, я со многими остудился, и за то на меня на Москве от твоих думных людей доклады с посяганьем и из городов отписки со многими неправдами…» Царь по мере сил старался поддержать Ордина-Нащокина, когда тот вступал в пререкания с «породными" сановниками. На жалобу боярина И.А. Хованского Алексей Михайлович отозвался письмом, где были слова; „Афанасий хотя отечеством и меньше тебя, однако великому государю служит верно, от всего сердца“. Напомнив, что князя называли дураком, царь предупреждал, чтобы тот не заносился. Справедливости ради надо сказать, что и сам жалобщик проявлял гордыню и давал немало поводов для недовольства.

Усилия русских дипломатов трудно было подкрепить решительными военными успехами. Но в пользу русской стороны служил слух о том, что Алексей Михайлович якобы собирает войско и сам возглавит новый поход, повторив удачливые действия 1654-1655 годов. Но и в Речи Посполитой внутриполитическое положение было далеко не блестящим. Возникший между королем и магнатом Ю. Любомирским острый конфликт привел к военному столкновению монарха с непокорным вельможей. Ян Казимир дважды потерпел поражение и пошел на переговоры с Любомирским. Продолжать войну с Россией королю было не под силу. Это несколько ускорило продвижение к перемирию. В Москве знали о «рокоте».

На Смоленщине в деревне Андрусово с апреля 1666 года начался новый тур переговоров представителей Речи Посполитой и России. Много времени отнимали споры о причинах нарушения Поляновского мира. Одна сторона обвиняла другую, изощряясь в приведении обоснований. Но главным яблоком раздора являлся вопрос территориальный. Алексей Михайлович произвел перестановки в посольстве, сделав так, что его возглавил Ордин-Нащокин, которого пожаловали чином окольничего. Этому дипломату царь доверял больше других и надеялся на благоприятный исход переговоров. Между Москвой и Андрусовом сновали гонцы с инструкциями от царя и отписками Ордина-Нащокина. Алексей Михайлович внимательно следил за развитием событий. Состоялось уже тридцать посольских съездов, а согласованного результата все не было. Царь подбадривал Ордина-Нащокина не только грамотами. Его любимец получал от него изысканные яства и заграничные вина — романею, рейнское, кагор и др.

Пока шли словесные баталии в Андрусове, на юге Украины произошли серьезные перемены. Провозглашенный гетманом Правобережья П.Д. Дорошенко выступил одновременно против Варшавы и Москвы. Крымская орда, ранее поддерживавшая Яна Казимира, теперь взяла сторону Дорошенко. Казацко-татарское войско разгромило поляков. Татарские загоны рассыпались на больших территориях Украины и пограничных польских областей. В плен были уведены десятки тысяч людей. В этой ситуации Дорошенко предпринимал усилия для сохранения состояния войны России с Яном Казимиром. Обстановка позволила московским дипломатам укрепить свою позицию на переговорах. Польские комиссары долго не хотели и слышать, чтобы Киев достался России на каких-либо условиях. В тайных «статьях» А. Л. Ордину-Нащокину царь уже был готов совсем отказаться от Киева, имея согласие другой стороны на передачу России Левобережья Украины. Однако успехи Дорошенко побудили царя еще раз попытаться «разыграть» киевскую карту. Киев временно должен был находиться в руках русских, затем предстояла его передача Речи Посполитой. При этом в ход были пущены закулисные денежные выдачи комиссарам Речи Посполитой, от которых те не отказались.

В итоге 31 января 1667 года было достигнуто общее соглашение о перемирии на тринадцать с половиной лет. К России отходили Смоленская земля, Северщина, Левобережная Украина и на два года — Киев с окрестностями. Запорожской Сечи договор предусматривал двойное подчинение. Обусловлен был обмен пленными. Только о «пашенных людях» предстояло согласовать вопрос на последующих переговорах. В случае враждебных действий Крыма против обеих частей Украины царь и король выступают на защиту совместно. Объявлялись свободными торговые отношения между подданными обоих государств. Прибывшие затем в Москву посланцы Речи Посполитой, подтверждая договор, заявили, что нужно дать компенсацию шляхте, изгнанной из Левобережья и Северской земли («потому что от нее беспрестанная докука и вопль»). Для удовольствия этих «выгнанцев» посланцы запросили огромную сумму, с которой русская сторона решительно не согласилась. И все же царь позволил выдать из казны один миллион польских злотых (по другим данным — две тысячи рублей).

Прием в Москве польских послов был чрезвычайно радушным. Тогда им «явили» наследника престола царевича Алексея Алексеевича, намекнув, что они видят возможного короля Речи Посполитой, поскольку этот вопрос время от времени всплывал в ходе переговоров. Как известно, Ян Казимир был бездетен, а потому введение наследственной монархии в данном случае исключалось.

Заключение Андрусовского перемирия стало важнейшим внешнеполитическим событием. Оно положило конец вековому противостоянию Речи Посполитой и России, будучи в 1686 году подтверждено Вечным миром. Киев так и остался в пределах России. Было закреплено воссоединение Левобережной Украины с Россией, возвращены старинные западно-русские земли.