Исторические повести
Шрифт:
Свет очей моих, Кушанча, мы в разлуке, но сердце мое с тобой. Разве ты не слышишь, как оно бьется? Мои мысли летят к тебе вместе с прохладным вечерним ветерком. Если хочешь узнать их, посиди на закате под нашим чинаром и послушай шелест его листвы. Он расскажет тебе о моей любви. А любовь моя жарче солнца и сильнее грома небесного! Она нежна, как прохладная струя священного ключа, и благоуханна, как цветы миндаля.
Путь наш далек. И только небу известно, что ждет нас впереди. Помни меня, Кушанча! Мое сердце принадлежит тебе!»
Аспанзат долго сидел над этими строчками. Он обдумывал каждое слово, а буквы выводил с таким усердием, какого никогда не проявлял при занятиях со своим учителем. Закончив письмо, он свернул его в трубку и завязал шнурком. Затем стал терпеливо ждать, когда вернутся купцы. Было уже совсем темно, и в открытую дверь виднелся кусок черного неба, вытканного громадными мерцающими звездами. Купцы все не шли. Юноша уснул рядом с тюками и проснулся лишь утром, когда проводник каравана растолкал его, чтобы он, не теряя времени, шел по своим делам. Старик рассказал Аспанзату, как пройти на большой базар.
Аспанзат шел по шумным улицам Самарканда и дивился красоте дворцов и храмов. Какие умелые мастера воздвигали эти чудесные строения! Поистине Самарканд — прекраснейший из городов! Но как допустили люди Согда, чтобы этот древний град заполнился мечетями!
Вот и базар. О, это не Панч! Это чудо-базар! Кажется, что целый город только и занят тем, что торгует разными товарами. Нескончаемыми рядами тянулись навесы ткачей и шелкоделов. Пестрели всевозможные шелка, лежали свертки полотна, висели дорогие ковры и маленькие тонкие коврики, которые появились здесь с приходом арабов. Ими пользовались для молитвы.
Рядом с товарами сидели толстые, важные купцы. Одни предлагали шелковые халаты, другие расхваливали серебряную парчу, третьи зазывали женщин и предлагали им посмотреть заморские шали и ватные одеяла. Впервые Аспанзат увидел собольи и лисьи меха, которые были привезены от русов, а рядом продавали высокие седла из лошадиной кожи, сделанные в Чаче, хорезмийские луки и мечи.
Вот сидят кожевники и башмачники. Чего только здесь нет! Какие красивые мягкие кожи, какие шкатулки, обтянутые сафьяном, тисненным золотом! А башмаки для невест, украшенные бисером!.. В мясных рядах висели целые туши баранов, стояли котлы с жареной бараниной. Можно было попробовать кусочек, прежде чем купить такого барана.
Глаза разбегались, и не хотелось уходить отсюда, хотя не было денег чего-либо купить. Дома ему дали припасы в дорогу, а денег у него было совсем мало, только на оплату ночлега. И все же Аспанзат остановился в ряду, где продавались сласти. Вот белеет целая глыба чудесных сахарных леденцов. Рядом — орехи в меду и отборный миндаль, тут же сушеные дыни и изюм.
Рассматривая сласти, Аспанзат обратил внимание на покупателя, лицо которого показалось ему знакомым. «Да это купец из Панча, — вспомнил юноша. — Он покупал шелка у Навимаха. Какое счастье!»
Аспанзат тотчас же обратился к земляку с просьбой взять его письмо. Тот согласился и обещал доставить его Навимаху через два дня.
В тот единственный час, когда Аспанзат вышел на улицы Самарканда, он встретил земляка. Разве это не доказательство того, что ему сопутствуют добрые духи! Аспанзат потрогал медную птичку на груди и мысленно поблагодарил своего учителя.
Караванный путь из Самарканда в Бухару был бойкой дорогой, на которой то и дело попадались встречные путешественники. Однако теперь старый Тургак удивлялся тому, как мало они повстречали купцов.
— Видимо, народ боится чужеземцев и старается обойтись своим базаром, — говорил он с горькой усмешкой. Он рассказывал о том, какие бывали здесь раньше встречи и как нередко в пути совершались торговые сделки. Боюсь, что миновало то счастливое время! — вздыхал Тургак.
Но молодой чернобородый купец уверял, что арабы — самые знаменитые купцы и что с ними можно еще лучше вести торговлю, чем с другими.
— Уж не продался ли ты Мухаммаду? — спросил Тургак. — Тебе по душе все чужеземное.
— Для человека торгового недостойно сидеть на месте, — отвечал молодой купец. — Наше дело такое — всегда в пути…
Важно покачиваясь среди тюков, слегка придерживая своего верблюда, он отстал от Тургака. Стоит ли спорить с этим старым, бывалым купцом. Ведь он прославлен своей верностью Заратуштре. А чем плоха вера Аллаха? И жить стало бы легче. Но он ни за что не признается в этом Тургаку. Он знает, что почтенный купец не простит ему измены и обесславит на весь купеческий мир.
В Бухаре караван остановился на окраине. И здесь все говорили о переменах.
— Пойдем в наш храм, воздадим жертву, пусть добрые боги сопутствуют нам!
С этими словами Тургак первый оставил своих верблюдов и пошел к знакомой площади, где некогда велась бойкая торговля идолами и где потом был воздвигнут храм огня. Аспанзат пошел вслед за Тургаком. Но каково было их удивление, когда на месте храма огня они увидели высокую, красивую мечеть, искусно украшенную бухарскими резчиками.
— Вот до какого позора дожили!.. — воскликнул Тургак.
В горестном раздумье покидали они Бухару.
БУДЕТ ЛИ СПАСЕНИЕ?
Позади осталась Бухара, впереди — Гургандж, а между ними горячие пески пустыни. В горах еще прохладная весна, еще яблони в цвету и по ночам холодно, а здесь такой зной, от которого огненные круги перед глазами, и кажется, что тело твое поджаривается на солнце. Аспанзат пожаловался погонщику.
— Эй, добрый человек, худо мне! Боюсь, что не вынесу этой жары. Нечем дышать.