Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Шрифт:
— Послушай-ка, господин президент, все ли у вас в Академии благополучно?
— Слава Богу, Ваше Величество! — отвечал Пушкин со спокойным духом.
— Не случилось ли чего необыкновенного в типографии?
— Ничего, Государыня!
— Подивитесь! Я больше вашего знаю, что делается там, где вы поставлены начальником! Один несчастный, служивший в типографии вашей, лишил себя жизни.
Сии слова привели его в великое замешательство.
— Я желаю чрез начальников знать о всяком происшествии вверенных им мест, — с гневным видом продолжала Екатерина и, заметив его смущение, с кротостью спросила: — Что ж вы молчите? Я готова
— Если Вашему Величеству угодно, то позвольте донести, что я сомневаюсь в справедливости известия, вам сообщенного, сегодня поутру я получил рапорт о благополучном состоянии всех служащих в Академии, да и типографский надзиратель, который у меня был, не сказал мне ни слова о том, что я теперь узнал от Вашего Величества.
— Извольте же не мешкая справиться и успокоить меня, — промолвила Императрица.
Бдительный начальник пришел в уныние, услышав выговор от своей благодетельницы; в крайнем смущении поспешил в Академию. Приезд его в необыкновенное время произвел между великим числом живших там сильную тревогу; надлежало поодиночке всех перекликать и узнать об отсутствующих. Под конец уже нижний служитель объявил, что он слышал о подобном происшествии, в Академии наук случившемся. Пушкин поспешает туда и узнает, что при типографии промотавшийся комиссар, устрашась отчета к новому году составляемого, сделался самоубийцею. Алексей Иванович, успокоившись, в ту же минуту приказал заготовить для Императрицы объяснение, крупным прямым шрифтом, ибо курсивных литер она не любила, в пол-листа по обыкновению написанное, которое и привозит во дворец. Екатерина за туалетом, разговаривающая с Шуваловым, Пассеком и князем Барятинским, как будто не замечая его, продолжала убираться, потом, умывши руки (что она часто делывала), растворила дверь в опочивальню и войдя с ним спросила:
— Кто ж из нас виноват, сударь?
— Ни Ваше Величество, ни я, — отвечал он и подал обстоятельное известие о несчастном.
— Вы неправду сказали! — произнесла Екатерина, прочитав несколько строк.
Пушкин, не понимая, что значат сии слова, смешался более прежнего.
— Вы неправду сказали, — повторила Императрица, — оскорбив вас выговором и упреком, признаю себя виновною: человеку свойственно ошибаться… Если когда случится вам быть виновным, то даю слово оказать вам всякое снисхождение. — вспомните поговорку, что и горшок с горшком в печи столкнутся.
Алексей Иванович, тронутый до слез столь редким великодушием, стал на колени: «Я недостоин, чтоб мать российского народа признавала себя виновною!» — сказал он. (5)
Тобольский губернатор Федор Глебович Немцов, несправедливо действуя, обогатился незаконными средствами.
Лейб-гвардии Конного полка офицер Григорий Михайлович Осипов отправлен был Императрицею для исследования… По возвращении его в Петербург. Екатерина, рассматривая следственные бумаги и делая вопросы с замечаниями, сказала:
— Желаю знать ваше мнение!
Осипов, спасая Немцова, доложил ей:
— Вашему Императорскому Величеству дозвольте припомнить: не вниди в суд с рабом Твоим.
Екатерина похвалила его мнение и сказала:
— Накажем сановника ссылкой в его тверскую деревню.
Впоследствии окружающим сказала: «Осипов подает надежду быть истинным слугой». (6)
В девяностых годах
Произвели следствие и суд.
По мнению всех инстанций, трое из всех подсудимых были виноваты кругом, а один — в меньшей степени.
На докладе Сената Государыня смягчила наказание, к которому присуждены были первые трое, но приговор над последним приказала исполнить.
Генерал-прокурор, полагая, что эта резолюция положена по ошибке, доложил о том Государыне и получил в ответ: «Нет, я не ошиблась. Трое не так виноваты, а последний злодей».
Его сослали в Сибирь.
Лет через двадцать обратился он к Императору Александру Павловичу с просьбой об облегчении судьбы его. Дело пересмотрели в совете, донесли Государю, что люди, более виновные, давно получили прощение, и испрашивали помилования остальному. Государь согласился.
Помилованный прибыл в Петербург и с жаром поблагодарил государственного секретаря А. Н. Оленина за его представительство.
И что же? Через полгода он оказался сущим извергом и опять был сослан в Сибирь. Екатерина из производства дела увидела, что трое виновных поступили в пылу гнева и страсти, а этот действовал хладнокровно. Это обстоятельство ускользнуло из виду всех следователей и судей.(6)
В царствование Екатерины II Сенат положил решение, которое Императрица подписала. Этот подписанный приказ перешел от генерал-прокурора к обер-прокурору, от этого — к обер-секретарю, от этого — к секретарю, и таким образом он попал в экспедицию.
В этот день в экспедиции был дежурным какой-то приказной подьячий. Когда он остался один, то послал сторожа за вином и напился пьян.
При чтении бумаги попалось ему в руки подписанное Императрицею решение. Когда он прочел «быть по сему», сказал:
— Врешь, не быть по сему.
Взял перо и исписал всю страницу этими словами: «Врешь, не быть по сему», и лег спать.
На другое утро он пошел домой: в экспедиции нашли ту бумагу и обмерли со страха.
Поехали к генерал-прокурору князю Вяземскому. С этой бумагой он поехал к Императрице и бросился ей в ноги.
— Что такое? — спросила она.
— У нас несчастье. — сказал Вяземский, — пьяный дежурный испортил ваш приказ.
— Ну что ж, — сказала Государыня. — я напишу другой, но я вижу в этом перст Божий; должно быть, мы решили неправильно. Пересмотрите дело.
Пересмотрели дело, и действительно оказалось, оно решено было неправильно. (6)
Некий Я. Ф. Фрейгольд имел место чиновника, которое в то время обогатило бы всякого, но по собственной честности не нажил ничего и вышел из службы чист и беден.
Его представили к пенсиону.
Государыня отвечала, что он, конечно, сберег что-нибудь из своих экстраординарных доходов.
Ей доложили, что он формально ничего не имеет.
— Или он дурак. — отвечала она, — или честнейший человек и в обоих случаях имеет надобность в пособии.
И подписала указ. (6)
Екатерина, разговаривая однажды с юным внуком своим, Александром Павловичем, спросила его: какая черта в истории ему больше нравится?
— Поступок английского короля Генриха IV, когда он посылает хлеб осажденному им Парижу. — отвечал Александр.