Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Шрифт:
Но по тогдашнему порядку предварительно представлялась Императрице докладная записка, то есть краткое изложение всего дела. Державин, один из статс-секретарей того времени, представляет Императрице выписку из дела на 300 листах, она просит сократить ее — представляет на 30 листах, она просит еще сократить. Врученную ей на трех листах прочла и сказала:
— Нет, все что-то неясно, истина запутана. Привезите мне все дело.
Дело привезено и поставлено во дворце в одной из внутренних комнат Императрицы и задернуто занавескою. Когда Государыня спросила:
— Да где ж дело Якоби?
Державин
— Этим не испугают меня!
Она назначила один час каждый день на чтение этого дела. Одному только Державину доверила она делать выписки из некоторых бумаг. Так, говорят, прошел целый год.
Наконец Якоби потребован во дворец, его вводят в кабинет Императрицы.
— Я рассмотрела ваше дело — говорит она, — и за счастие почитаю вам сказать: вы невинны.
Слезы брызнули из глаз Якоби.
— В вознаграждение за долгое ваше страдание справедливым почитаю возложить на вас орден. (На золотом блюде лежал орден Св. Владимира.)
Якоби, рыдая, упал на колени:
— Правосуднейшая Монархиня! Вы возвращаете мне честь мою и невинность: другой награды мне ненадобно.
— Встань, Якоби, не тебе стоять на коленях, твои судьи должны бы перед всею Россиею просить у тебя прощения. (3)
Один сенатский регистратор, по рассеянности, изорвал вместе с другими ненужными бумагами указ, подписанный Императрицей. Заметив свою ошибку, он пришел в ужас и в отчаянии решился на довольно смелый поступок: он отправился в Царское Село, где находилась тогда Императрица, забрался в дворцовый сад и, засев в кустах, с замиранием сердца ожидал появления Государыни. Прошло несколько томительных часов пока громкий лай двух левреток возвестил несчастному чиновнику приближение Екатерины. Регистратор вышел из своей засады на дорожку и стал на колени.
— Что ты за человек? — спросила его Императрица.
— Я погибший, Государыня. — отвечал он, — и только вы одни можете спасти меня.
— В чем же состоит твое дело?
Регистратор подал ей разорванные куски указа и откровенно сознался в своей рассеянности и неосторожности.
— Ступай домой, — сказала Императрица, — а завтра на этом месте и в этот же самый час ожидай меня.
На другой день, встретив чиновника, Екатерина подала ему новый, подписанный ею указ и промолвила:
— Возьми, вот тебе другой указ, беда твоя миновалась, отправляйся скорее в типографию, да смотри, никому не сказывай об этом происшествии, иначе тебе достанется от обер-прокурора. (3)
В одно из путешествий Екатерины по России помещик, некогда служивший под начальством графа Румянцева, ожидал карету Императрицы у ворот своего дома и, стоя на коленях, всеподданнейше просил осчастливить его своим посещением. Екатерина, всегда снисходительная, не хотела огорчить его отказом. Войдя в его жилище, она увидела в первой комнате неопрятную бабу, всю в лохмотьях, которая одною рукою мыла в грязной воде чайные чашки, а другою давила в стакан сок из лимона вместе с грязью. При Императрице в эту минуту находился фельдмаршал граф Румянцев-Задунайский.
— Что, ты военный?
— Военный, — отвечал он, — по милости вашего сиятельства.
— Давно ли в отставке?
— Три года, по милости вашего сиятельства.
— Женат?
— Женат, по милости вашего сиятельства.
— Есть дети?
— Семеро, по милости вашего сиятельства.
Екатерина, видевшая в комнатах лишь одну неопрятность и слышавшая только одни нелепости, не изъявила, однако, ни малейшей досады, но удовольствовалась шуткою. Она оборотилась к фельдмаршалу и вполголоса сказала:
— Я не знала, граф, что вы такой милостивый. (3)
Марья Савишна Перекусихина, постоянно находившаяся при Екатерине как заботливая прислужница в болезнях Императрицы и как доверенная домашняя собеседница, женщина добрая, и хотя неученая, но от природы умная и безпредельно преданная ей, была любима Государынею и осыпаема ее благодеяниями. Она пользовалась общим уважением в городе и при дворе, даже многие вельможи искали ее знакомства и, следовательно, честолюбие ее должно бы было быть совершенно удовлетворено. Но блеск, отличия, преимущества, которыми пользуются знатные особы по правам или заслугам, близость к Монархине, ласки и милости той, пред которою все благоговело, к которой и венценосцы являлись как бы на поклонение, вскружили ей голову, и она желала чего-то большего, нежели возможно было ей желать.
Однажды, в часы ласкового и благосклонною с нею разговора Императрицы, она решилась высказать то, что так чувствительно щемило ей сердце.
— Вы, Государыня, — сказала она, запинаясь и с приметным смущением, — всегда так милостивы, так благосклонны ко мне, но… если б… при всем дворе вашем… когда-нибудь… вы удостоили бы меня хоть одною словечка… Пусть бы видели…
— Хорошо, Марья Савишна, хорошо, я это сделаю, — было ответом.
Прозорливый ум Екатерины тотчас постиг этот припадок дворских болезней и уже нашел ему врачевание.
При первом парадном представлении ко двору Государыня, принявши вельмож и придворных дам и удостоив их милостивой своей беседы, ласкою и весело подзывает к себе Марью Савишну и в доказательство отличной своей доверенности говорит ей на ухо, но вот что говорит:
— Дура ты, дура, Марья Савишна, что тебе прибудет от этого, что я при всех говорю с тобою?
Марья Савишна низко поклонилась и отошла в сторону. Придворные осыпали ее со всех сторон вопросами: что Государыня вам сказала? Но уста Марьи Савишны хранили тайну. Она всем отвечала только: «Государыня ко мне очень милостива». (3)
В 1787 году, во время путешествия Екатерины II в Крым, на одном ночлеге Марью Савишну Перекусихину поместили в комнату, наполненную чемоданами и дорожными припасами. Екатерина, войдя к ней, с изумлением и сожалением сказала:
— Неужели ты забыта?
Как ни старалась Перекусихина успокоить Императрицу, Екатерина потребовала князя Потемкина к себе и с неудовольствием заметила ему:
— Заботясь обо мне, не забывайте и моих ближних, особливо Марью Савишну — она мой друг, чтобы ей всегда было так же покойно, как мне. (3)