Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Шрифт:
Афанасий Данилович Соломка был одним из самых приближенных лиц Императора Александра I. Многие из приближенных Государя завидовали Соломке и делали все возможное, чтобы подставить ему ножку, но честные отношения полковника к своим прямым обязанностям сохраняли его невредимым. При поездках Государя на обязанности полковника лежало осматривать экипаж Его Величества, а равно и лошадей.
Однажды Государь отправился в Варшаву с тем, чтобы оттуда ехать в Вену. На последней станции перед Варшавой, осматривая лошадей, приготовленных для Государя, и заметив в них несвойственную горячность. Соломка приказал переложить их в свой экипаж, а предназначенных для него лошадей — запрячь
— Лошади недурны, но могли бы мне приготовить и получше!
— Ваше Величество, для вас была приготовлена замечательная четверка, но полковник Соломка приказал переложить их в свой экипаж.
Государь очень рассердился и сказал:
— Когда приедем в Варшаву, напомни мне об Атанасе (так всегда Государь звал Соломку), и я за его дерзость откомандирую его к батарее.
Приехав в Варшаву. Государь потребовал к себе Соломку, но ему доложили, что он еще не приехал, а равно нет и доктора Виллье, ехавшего также в особенном экипаже.
— Не мудрено. Ваше Величество, что нет полковника: он, вероятно, катается теперь по Варшаве, — заметил князь В.
Спустя два часа времени приехал лейб-медик и доложил Государю, что как только сел Соломка в экипаж, лошади моментально понесли, разбили коляску, и Соломка получил такие тяжкие повреждения, что его несут в Варшаву на носилках. Государь немедленно приказал подать лошадей и поехал навстречу своему верному слуге, причем, обратясь к князю В., сказал:
— Ты всегда, князь, нападаешь на моего верного слугу: он видел, каких мне приготовили лошадей, и своею самоотверженностью избавил меня от несчастья. (2)
Император Александр I придавал особое значение личному обращению к нему подданных с прошениями, — и горе тому, кто осмелился бы стать между просителями и Царем, хотя бы даже неумышленно: виноватый наказывался более чем строго. Нижеследующий случай, происшедший с Афанасием Даниловичем Соломкой во время путешествия Государя по Северу России, может служить ясным тому доказательством.
В городе Петрозаводске по расписанию назначена была дневка. Прибыли туда в сырую, ненастную погоду. Громадная толпа народа, в надежде увидеть Императора, несмотря на проливной дождь, стояла под окнами дома, где он остановился, и ждала его появления.
Пока Государь переодевался, Соломка, по его поручению, приступил к приему от просителей прошений. Местные власти, желая услужить царскому приближенному, распорядились подостлать ему под ноги несколько досок, и хлопотун обер-вагенмейстер, стоя на них, опрашивал просителей и заносил их ответы в памятную книжку. Государь, подойдя к окну, заметил, что уполномоченное им для принятия прошений лицо стоит на деревянном помосте, а окружающее его просители вязнут в грязи. Это ему не понравилось, он отошел от окна и в волнении прошелся несколько раз по комнате, но никаких замечаний не сделал. Подойдя же через несколько минут снова к окну, он увидел, что Соломка прекратил прием прошений, не обратив внимания на то, что невдалеке от него стоял какой-то не то больной, не то сильно взволнованный бедняк, явно имевший нужду в помощи. Это окончательно прогневало Государя, и он приказал позвать к себе своего доверенного слугу.
— Скажите мне, пожалуйста, — встретил Александр Павлович явившегося к нему обер-вагенмейстера, — зачем я вас вожу с собою… как куклу, или для исполнения моих приказаний? [12]
Соломка, не зная причины гнева Государя, оторопел и ничего не мог ответить.
— Что, вы, — горячился между тем Государь, — принимая прошения, оказываете свои личные милости, или служите мне и
12
Лицам, на которых Государь гневался, он говорил уже нс «ты», а «вы».
— Виноват, Ваше Императорское Величество, что я позволил себе стать на доски, — отвечал, собравшись с мыслями, Соломка. — Но моего приказания не было, чтобы устроить для меня какие-либо удобства, это не что иное, как простая любезность со стороны здешних властей.
— А что за личность, стоявшая в числе просителей, — бледная, бедно одетая, с большими кудрявыми черными волосами? Вы не могли не заметить ее, это, судя по наружности, наверное один из наиболее нуждающихся. Можете вы доложить мне, кто это и в чем заключается его просьба?
— Государь, этого человека я заметил, но кто он такой и в чем заключается его просьба — я сказать не могу, так как он ко мне не подходил и просьб никаких не заявлял.
— Да! Вы стояли на подмостках! Вам трудно было сойти в грязь к нуждающимся, чтобы опросить их и доложить мне об их нуждах — ведь таких, может быть, много… Извольте сейчас же отправиться, собрать самые подробные сведения об этом человеке и немедленно донести мне.
Но «человека этого» уже не было, он куда-то улетучился, и Соломка должен был ограничиться собранием о нем сведений у местных властей. Оказалось, что это действительно несчастный человек. Жил он неподалеку от города в своей усадьбе в полном достатке, был женат и имел пятерых детей. Но несколько времени тому назад у него случился пожар, усадьба и все имущество сгорели. Но что всего ужаснее — во время пожара погибла его жена и трое детей. Спасли только двух малолеток, которых и приютили у себя добрые люди. Утраты эти так подействовали на несчастного, что он впал в болезненное состояние, близкое к умопомешательству, но помощи ни от кого принять не хотел. Подобные сведения ошеломили почтенного обер-вагенмейстера, и пока он составлял всеподданнейший доклад о несчастном. Государь посылал за ним три раза.
— Читайте! — сказал Император, когда Соломка представил ему доклад.
— Не могу, Государь, — отвечал трепещущий докладчик, — я так потрясен…
— Читайте! — повторил Александр Павлович более строго.
Бедный обер-вагенмейстер окончательно потерялся. У него дрожали руки и рябило в глазах, он чувствовал, что спазмы сдавили ему горло, хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни одного слова.
— Читайте! Я вам говорю! — возвысил между тем голос разгневанный Монарх, и в словах его звучала нота раздражения.
Запинаясь и с расстановками, чуть слышно, едва-едва мог прочитать Соломка Царю доклад о несчастном том больном, сознавая себя в десять раз несчастнее его.
— Ну, что вы мне на это скажете? — спросил его немного успокоившийся тем временем Царь.
— Виноват, Ваше Императорское Величество.
— Виноват! А он-то чем виноват, что вы не исполняли моих приказаний! — внушительно возразил Александр Павлович и, взяв перо, положил на докладе резолюцию: «Назначить доктора для попечения о больном, детей его поместить в учебные заведения, и содержать отца до выздоровления, а детей — до поступления на службу на счет собственных моих сумм. На постройку же усадьбы и обзаведение — выдать из этого же источника пособие, в размере стоимости его сгоревшего имущества».