Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Шрифт:
— Дело есть! — к удивлению всех объявил тот.
— Какое дело, говори.
— Сказать не могу: это моя тайна, которую я открою только Царю!
— Только Царю? — удивился генерал-губернатор. — А уверен ли ты в том, что эта тайна заслуживает внимания Государя?
— Нет, не уверен, но что бы ни было, тайну свою я открою только Царю.
Прошло несколько дней после этой беседы, и странного человека вызвали во дворец.
— Это ты каждый день стоишь у памятника Петру? — спросил Государь.
— Я, Ваше Величество.
— Что же заставляет тебя
— Величие и мудрость Петра Великого, которые сказываются даже в самой статуе его.
— Да ну?! И как же можно понять мудрость по статуе?
— Простите меня. Государь, я скажу, что чувствую: меня удивляет статуя мудрого Петра потому, что, указывая одной рукой на Сенат, он другою указывает на Неву и этим как бы говорит: у кого есть дело в Сенате — тот лучше бросься в воду!
Государь, видимо разгневанный, велел посетителю удалиться. Но через неделю дело странного господина в Сенате было решено, и притом в его пользу. (6)
В 1812 году императорские драгоценности отправляемы были в Олонецкую губернию. Императрица Елизавета Алексеевна на вопрос, не прикажет ли чего о своих бриллиантах, отвечала: «На что мне они, если Александр лишится короны!» (5)
Александр, находясь при победоносной армии на Рейне, пожелал вызвать к себе супругу и писал о том к матери. Вдовствующая Императрица вручает ей письмо присланное, а другое собственное. «К чему, — в слезах отвечала Елизавета, — довольно одного слова». (5)
Под Бородино генералы наперерыв друг перед другом становились на местах, где преимущественно пировала смерть. Завидя Барклая де Толли там, где ложилось множество ядер. Милорадович сказал: «Барклай хочет меня удивить!» Поехал еще далее, под перекрестные выстрелы французских батарей, и велел себе подать завтрак. (1)
В 1816 году Государь Александр Павлович пожаловал Милорадовичу 300 000 на уплату его долгов, о чем высочайшее повеление министру финансов должен был объявить граф Аракчеев. Но он, не любя делать добро, медлил исполнением. Милорадович лично приехал к нему просить об ускорении этого дела. Аракчеев, выслушав просьбу, сказал ему:
— Вот то-то, граф. Государь наш очень добр и слишком помногу раздает денег.
— Это вы оттого так рассуждаете, — отвечал Милорадович. — что, сидя дома, только льете пули, а ваше сиятельство заговорили бы иначе, если бы по нашему встречали их в поле.
Известно, что граф Аракчеев не славился храбростью. (1)
Два артельщика одного гвардейского полка были посланы разменять довольно значительную сумму денег ассигнациями на мелочь, нужную для раздачи солдатам жалованья. Артельщики имели несчастье обронить вверенную им сумму, они были в отчаянии, зная ответственность, ожидающую их за эту потерю. Наконец одному из них пришла в голову мысль — идти к графу Милорадовичу как их корпусному командиру, рассказать ему свою беду и
— Спасибо, братцы, за доверенность, вот вам деньги, ступайте с Богом.
— Еще одна просьба, ваше сиятельство!
— Какая?
— Не погубите нас, не рассказывайте об этом никому.
— Хорошо, хорошо, — сказал, засмеявшись, граф, — даю честное слово, что не выдам вас.
Впоследствии, уже спустя несколько лет, артельщики рассказывали это происшествие. (1)
Однажды граф Остерман-Толстой повел Милорадовича в верхний этаж своего дома, чтобы показать ему делаемые там великолепные перемены.
— Бог мой, как это хорошо! — сказал Милорадович, осматривая вновь отделанные комнаты.
— А знаете ли? — прибавил он, смеясь. — Я отделываю тоже и убираю как можно лучше комнаты в доме, только в казенном, где содержатся за долги, тут много эгоизма с моей стороны: неравно придется мне самому сидеть в этом доме!
Действительно, этот рыцарь без страха и упрека, отличавшийся подобно многим генералам того времени своею оригинальностью, щедро даривший своим солдатам колонны неприятельские и так же щедро рассыпавший деньги, — прибавить надобно — много на добро, — всегда был в неоплатных долгах. (1)
Обер-егермейстер В. И. Левашев был страстный игрок и проводил целые ночи за картами, выигрывая огромные суммы.
Император Александр, вскоре по вступлении своем на престол, издал Указ «Об истреблении непозволительных карточных игр», где, между прочим, было сказано, «что толпа безчисленных хищников, с хладнокровием обдумав разорение целых фамилий, одним ударом исторгает из рук неопытных юношей достояние предков, веками службы и трудов уготованное». На этом основании всех уличенных в азартных играх было велено брать, без различия мест и лиц, под стражу и отсылать к суду.
Несмотря на такой строгий указ. Левашев не изменил своего образа жизни и продолжал играть ва-банк. Это дошло до сведения Государя, который, встретив Левашева, сказал ему:
— Я слышал, что ты играешь в азартные игры?
— Играю, Государь. — отвечал Левашев.
— Да разве ты не читал указа, данного мною против игроков?
— Читал, Ваше Величество. — возразил Левашев, — но этот указ до меня не относится: он обнародован в предостережение «неопытных юношей», а самому младшему из играющих со мною — пятьдесят лет. (1)
Знаменитый атаман граф М. И. Платов вывез в 1814 году из Лондона, куда он ездил в свите Императора Александра, молодую англичанку в качестве компаньонки. Д. В. Давыдов выразил ему удивление, что, не зная по-английски, он сделал такой выбор.
— Я скажу тебе, братец, — отвечал Платов. — что это совсем не для «хфизики», а больше для «морали». Она — добрейшая душа и девка благонравная, а к тому же такая белая и дородная, что ни дать ни взять «ярославская баба». (1)