Исторические районы Петербурга от А до Я
Шрифт:
Немецкие поселения были особым миром – замкнутым и обособленным. Внешний их облик хранил некоторые черты Германии и резко отличался от русского окружения: широкие улицы, обсаженные деревьями в два ряда, сады, иногда кусты роз в цветнике. Колонисты вели замкнутый образ жизни, свято хранили свои национальные и религиозные традиции, поэтому их поселения были своеобразными немецкими уголками на российской земле. Между собой колонисты говорили по-немецки, женились и выходили замуж только за немцев из других колоний. Но в отношениях колонистов с жителями близлежащих мест никогда не было
Среди предместий Петербурга заметное место занимали дачные поселки горожан, ставшие возникать с конца XIX в. на землях, отдававшихся внаем. Сперва в них жили только летом, но когда вскоре жизнь в столице стала дорожать, горожане стали переселяться сюда и на зиму.
Несмотря на разнородность питерских предместий, они становились своеобразным мостом между столицей и Россией, ибо совсем рядом с «блистательным Санкт-Петербургом» люди жили старинными, патриархальными традициями. «Я проехал как-то вверх по Неве на пароходе и убедился, что… окраины – очень грандиозные и русские», – заметил как-то Александр Блок, подчеркивая национальные черты в столь нерусском, казалось бы, Петербурге.
Александра Блока можно назвать одним из тех петербургских поэтов, кто воспевал именно красоту и очарование непарадного, окраинного, а порой и вовсе захолустного Петербурга. Действительно, поэт был великим любителем прогулок по городу и ближним окрестностям. Точнее, не прогулок, а странствий и скитаний. Его дневники, записные книжки и письма к родным пестрели упоминаниями о частых и длительных прогулках. В них – особый облик Петербурга. Образ не фешенебельной изысканной столицы, а города бедных, пустынных, но очень милых сердцу окраин.
Вот лишь несколько характерных записей поэта, датированных началом 1910-х гг. «Гулял – Гаванское поле, вдали на фоне не то залива, не то тумана – петербургская pineta. Несказанное». «Я эти дни занимался главным образом изучением Шуваловского парка и его парголовских окрестностей. Удивительные места». «Вчера вечером тихо гуляли с Пястом. Необычайный, настоящий запах сена между Удельной и Коломягами».
Поэт В. Пяст, близко знавший Блока и часто сопутствовавший ему в странствиях по Петербургу и окрестностям, вспоминал: «Излюбленными его местами были: Петровский остров, Острова и вся Петербургская сторона; Удельный парк; впоследствии – Озерки, Шуваловский парк, Лесной; еще позднее – Сестрорецк, Белоостров; отчасти и Петергоф, и места за Нарвской заставой».
«Я приникал к окраинам нашего города, знаю, знаю, что там, долго еще там ветру визжать, чертям водиться, самозванцам в кулаки свистать! – восклицал Александр Блок в письме к своему близкому другу литератору Е.П. Иванову. – Петербург – гигантский публичный дом, я чувствую. В нем не отдохнуть, не узнать всего, отдых краток там только, где мачты скрипят, барки покачиваются, на окраине, на островах, совсем у ног залива, в сумерки».
Как отмечает охтинский краевед Наталья Столбова, петербургская литературная традиция никогда не чуралась окраинного Петербурга – будь то пушкинский «Домик в Коломне» или блоковская «Незнакомка». А применительно к Охте пронзительно звучат строки Иосифа Бродского «От окраины к центру», написанные
Стремительно развиваясь, город постепенно поглощал свои предместья. Этот процесс начался не в 1960-х гг., не в 1930-х гг. и даже не в эпоху строительного бума начала ХХ в. Как известно, когда-то, до середины XVIII в., границей города служила Фонтанка, и именно за ней возникали усадьбы столичной знати, некоторые из них чудом уцелели до сих пор. О том, что эта местность была «загородом», и сегодня напоминает название Загородного проспекта. В XIX в., когда бывшие предместья за Фонтанкой застраивались городскими кварталами, едва ли кто сожалел об их исчезновении.
Общественное движение в защиту старого Петербурга зародилось только в начале ХХ в., когда процесс утраты прежнего облика города стал особенно явным, и остро встал вопрос о необходимости защиты исторического наследия. Одним из борцов за старый Петербург был историк искусства, краевед В.Я. Курбатов. Достаточно лишь привести несколько цитат его книги «Петербург: Художественно-исторический очерк и обзор художественного богатства столицы», изданной в 1913 г., чтобы понять, какой болью и тревогой отзывалось в нем исчезновение мельчайших деталей прежнего облика Петербурга.
«Совсем еще недавно вдоль Александровского проспекта тянулись тихие каналы, окаймленные аллеями, – сообщал Курбатов о нынешнем проспекте Добролюбова. – Каналы уже исчезли, а теперь засыпаются протоки между питомниками и Пеньковым буяном. Скоро распродадут их на участки, и исчезнет одно из поэтичнейших мест Петербурга».
«Местность между Малой Невкой и Большим проспектом застраивается так быстро, что уже теперь осталось очень мало деревянных домиков, заполнявших два-три года тому назад все улицы, – сетовал Курбатов, говоря о Петербургской стороне. – Курьезны мелкие улицы вблизи Спаса Колтовского, но они быстро теряют свой захолустный характер».
Одним словом, тема «эволюции петербургских окраин» (такой термин появился на страницах столичной печати еще в начале прошлого века) появилась не сегодня и не вчера. К примеру, в 1912 году в журнале «Огонек» отмечалось, что за последние десять лет «мертвые прежде проспекты Васильевского острова и Петербургской стороны, точно по мановению волшебного жезла, превратились в точные подобия Невского проспекта – с его шумным оживлением, блеском электричества, лампионами театров и кинематографов». «И эволюция окраин еще не завершилась, – говорилось далее. – Не за горами превращение Петербурга в „мировой город“, состоящий из сети развившихся в обширные города пригородов и предместий».
Тем не менее процесс поглощения городом своих предместий во второй половине ХХ в. имел для них катастрофический характер. За редким исключением, под ножом бульдозера исчезало практически все. Других методов освоения бывших пригородных пространств тогда попросту не существовало. Так наш город оказался почти окольцованным безликими районами, одинаковыми районами новостроек, похожими друг на друга, как близнецы.
Пожалуй, главная беда современных питерских новостроек в том, что в них потеряна нить преемственности, они лишились своих исторических корней.