Исторические шахматы Украины
Шрифт:
В самом деле, большинство произведений «великого Кобзаря» – всего лишь подражание другим поэтам – русским (Жуковскому, Пушкину, Лермонтову, Козлову, Кольцову и др.), польским (Мицкевичу, Красинскому и др.), западноевропейским (Байрону, Бернсу – с их творениями Тарас Григорьевич был знаком в русских переводах). Так, ранние баллады Шевченко («Порченная» и др.) – попытка подражать Василию Жуковскому. Поэма «Катерина» – «перепев на украинский лад» (выражение известного литературоведа Владимира Данилова) карамзинской «Бедной Лизы» и других произведений русских литераторов о соблазненных и брошенных девушках. Знаменитое «Послание» («И мертвым, и живым…») отчасти позаимствовано у Зигмунта Красинского. Первоисточником упоминавшейся поэмы «Сон» явилось сочинение неизвестного автора «Сновидение, бывшее мне в ночь на 4-е июля 1794 г.», ходившее в списках по либеральным кружкам. (Хотя некоторые эпизоды для поэмы Тарас Григорьевич позаимствовал у Мицкевича и у Пушкина.) Пьеса «Назар Стодоля» написана на основе «Черноморского быта» Якова Кухаренко. (Тут вообще не очень красивая история: обещая через свои связи продвинуть пьесу Кухаренко на сцену, Кобзарь взял рукопись у автора и использовал ее содержание, никуда, понятное дело, «Черноморский быт» не продвигая.) «Гайдамаки» написаны под явным влиянием сочинений польских авторов на ту же тему. И так далее.
Разумеется, это не был примитивный плагиат. Заимствованный материал поэт перерабатывал, вносил в него малорусский колорит. Он не являлся бездарным подражателем. Отрицать одаренность Шевченко конечно же неправомерно. Степень этой одаренности позволяет говорить о несомненных литературных способностях Тараса Григорьевича, но, наверное, все-таки не о таланте и уж, во всяком случае, не о гениальности.
«На безрыбье и рак рыба», – гласит народная мудрость. «На бесптичье и ж… соловей», – добавляют опять же циники. «Соловьем» на бесптичье оказался и Кобзарь. Провинциальная малорусская литература была необычайно бедна на даровитых сочинителей. Более-менее талантливые писатели-малорусы творили на русском (общерусском, общим для всей Руси) литературном языке, прибегая к малорусскому наречию лишь ради шутки или для лучшей передачи местных особенностей. Такие писатели принадлежали к русской литературе. А в провинциальную литературу шли те, кому не хватало способностей, чтобы проявить себя на уровне общерусском. Здесь, среди провинциалов, Шевченко был первым. Но только здесь. Он тоже стремился занять место в русской литературе. Пытался сочинять на русском языке стихи, а потом и прозу (при этом по привычке заимствуя сюжеты у русских писателей). Но…
Роль третьестепенного литератора Тараса Григорьевича не устраивала, а на большее в русской литературе он рассчитывать не мог. И чем яснее Шевченко сознавал это, тем сильнее ненавидел русскую культуру, русских писателей, Россию. В элементарной зависти к более, чем он сам, одаренным заключается причина русофобских настроений поэта. Здесь же нужно искать объяснение его «малорусскому патриотизму» (приверженности к местному наречию и т. п.). Он любил то, где мог претендовать на славу и уважение, где на общем сером фоне можно было казаться ярким, сверкать «звездой». И соответственно, ненавидел то, где в свете талантов других писателей хорошо была видна его собственная ущербность.
Таков был Тарас Шевченко. Мелкий, ничтожный человек и средний поэт, из которого в Украине пытаются сделать великого гения. Культ лепят старательно. Но Солнце Правды все равно взойдет. И рассвет уже не за горами.
Неизвестный герой Адольф Добрянский
Об Адольфе Ивановиче Добрянском в Украине (да и в России тоже) сегодня знают мало. Что в общем-то неудивительно. И в советское, и в постсоветское время эту историческую личность замалчивали. О нем не говорили и не писали ничего или почти ничего. Скажем, в «Советской энциклопедии истории Украины» Добрянскому посвящена лишь крохотная заметка в пять строчек. Сказано, что это был «реакционный буржуазный политический деятель Закарпатской Украины», которому «резко негативную оценку» дал Иван Франко. И все.
А в изданном уже в годы независимости солидном на вид (но не по содержанию!) «Справочнике по истории Украины» статьи о нем нет совсем. Правда, в более поздней многотомной «Энциклопедии истории Украины» о Добрянском все же упоминают. Но небольшая биографическая справка, теряющаяся среди десятков тысяч других таких же, не в силах развеять тьму забвения.
Между тем зарубежные исследователи, занимавшиеся изучением биографии Адольфа Ивановича, считали его «во всех отношениях выдающимся человеком». Имя этого деятеля было известно далеко за пределами Угорской Руси (так ранее называли Закарпатье), в том числе при дворах российского и австрийского императоров. В своем же родном крае он являлся общепризнанным духовным и политическим лидером, народным вождем угрорусов (закарпатских русинов).
А еще Добрянского без преувеличения можно назвать героем. Ибо требовалось действительно быть героем, чтобы в Австрийской империи, в состав которой входило тогда Закарпатье, оставаться патриотом Руси.
По происхождению Адольф Иванович принадлежал к старинному дворянскому роду. Родился 19 декабря 1817 года в семье священника, в селе Рудлове, расположенном в той части Закарпатского края, которая ныне принадлежит Словакии.
Он получил прекрасное образование. Окончил философский факультет Королевской академии в Кошице, юридический факультет Эгерского университета, Горно-лесную академию. Помимо родного русского владел немецким, венгерским, французским, английским, итальянским, чешским, словацким языками, а также латынью и древнегреческим.
С молодых лет Добрянский принимал участие в общественной жизни страны, был одним из ведущих деятелей славянского возрождения. Он сознавал национальное единство австрийских русинов (восточные провинции империи – Закарпатье, Галицию и Буковину – неофициально именовали Австрийской Русью) с русским народом Российской империи. Соответственно Великороссию, Малороссию, Белоруссию молодой человек воспринимал как часть своей исторической родины. Известный русский ученый Измаил Срезневский, познакомившийся с Адольфом Ивановичем в начале 1840-х годов, вспоминал, что о России он говорил «с какой-то чудной гордостью и любовью», а в комнате его висел портрет Петра I.
Разумеется, пророссийские симпатии не могли не навлечь на него в Австрии подозрения в неблагонадежности. Но до поры до времени неприятностей удавалось избегать. Тем более что у непосредственного начальства Добрянский, работавший инженером на шахте в Словакии, был на хорошем счету. Он являлся автором нескольких изобретений, повышавших безопасность горных работ, усовершенствовал процесс добычи угля и руды.
В 1846 году Адольфа Ивановича направили в Вену, на курсы высшей математики и механики. Затем командировали в Чехию. И везде он проявлял себя самым лучшим образом. Возможно, талантливый горный инженер так бы и продолжал профессиональную карьеру, если бы не революция, вспыхнувшая в 1848 году.
Добрянский вернулся в Словакию, относившуюся, как и Закарпатье, согласно административно-территориальному делению, к венгерской части государства. А в Венгрии революция проходила особенно бурно. Трон под австрийским императором, носившим по совместительству титул венгерского короля, зашатался. Напуганные власти шли на уступки…
Эпоха свободы вскружила головы многим. Адольфа Ивановича избрали в венгерский парламент. Но тут выяснилось, что венгры, яростно отстаивавшие собственные национальные права, вовсе не были расположены признавать аналогичные права других проживавших в стране народностей. Избрание Добрянского аннулировали, а его самого новая революционная власть распорядилась арестовать. Адольфу Ивановичу пришлось бежать в Галицию (она принадлежала к австрийской части империи).
Тем временем Венгрия провозгласила полную независимость, разгромив посланные против нее войска императора Франца-Иосифа. Последний обратился за помощью к России. По настоятельной просьбе из Вены император Николай I двинул свою армию через границу. При этом австрийцы вспомнили об убеждениях Добрянского и использовали их с выгодой для себя. Франц-Иосиф назначил его своим представителем при одном из корпусов русской армии.
Этот поход мог бы стать освободительным. Путь в Венгрию лежал через Галицию и Закарпатье. Местные жители с восторгом встречали русских солдат, выходили к ним с хлебом-солью, устилали дорогу цветами. «Чем глубже проникали мы в Галицию, тем радушнее встречали прием не только от крестьян, но и со стороны интеллигенции, – вспоминал участник похода, офицер пехотного полка Петр Алабин. – Нас ждала, нами восхищалась, нами гордилась, торжествовала и ликовала при нашем вступлении в Галицию партия русинов, составляющих три части всего населения Галиции».