Исторический материализм
Шрифт:
Побуждения и средства к исследованию природы были даны техникой, способом производства, колоссально накопляющимся капиталом. Огромные, возникающие в производственном процессе социальные вопросы дали человеческому духу побуждение к изучению общества. Техника открыла возможность вскопать глубокие пласты земли, предпринять далекие путешествия к первобытным народам, собрать материал для истории и статистики. Способ производства, создавший потребности, создал и средства для удовлетворения этих потребностей.
Тот класс, который прежде всего нуждался в новых науках, чтобы усилить свою технику, увеличить свою прибыль и преодолеть старинные реакционные классы землевладельцев, дворянства и духовенства, — следовательно, промышленные и торговые капиталисты, называвшиеся в политике либералами, — этот класс все яснее видел закономерное и естественное во всех явлениях природы и общества; у него религия почти совершенно исчезла. От религии у него осталась только живущая где–то далеко, на задворках
Модернисты и свободно–религиозные общины, представляющие в религии то же, что либералы в политике, нуждаются в боге только для того, чтобы объяснить понятия «добрый» и «злой», или, как они говорят сами, чтобы удовлетворить своим «нравственным» потребностям; для них необходимо, чтобы дух, существо которого еще и теперь представляется для них загадкой, возникал из сверхъестественного источника; им уже не требуется никакого бога для природы и для значительной части человеческой и общественной жизни: наука, опирающаяся на технику, уже давно просветила их на этот счет.
Таким–то способом современный капитализм, приводя все к более совершенному пониманию мира, делал религию все более утонченной, расплывчатой, все более чуждой миру, нереальной. На меня сильно нападали в реакционных, либеральных и даже в социалистических кругах, когда я как–то написал, что религия, подобно робкому привидению, с опущенной головой скрывается бегством с лица земли. И однако я таким образом просто констатировал факт: религиозные представления становятся все призрачнее. Только склоняющиеся к падению классы, как мелкие буржуа и крестьяне, и реакционные классы, как крупные землевладельцы с их идеологами, все еще убежденно живут в представлениях прошлых веков; у большинства имущих классов и их интеллигенции остается только тень религии, — или же они притворяются религиозными, для того ли, чтобы порабощать пролетариат, по другим ли соображениям. Знания, созданные развитием капиталистического производства, отняли у религии плоть и кровь и оставили за ней только призрачное, этическое существование.
Но то самое экономическое развитие, которое взяло у буржуазии большую часть религии, целиком берет ее у пролетариата.
Мы просто констатируем факт, если скажем, что пролетариат становится все больше безрелигиозным.
И это столь же общественно–естественно, как все изменения в религиозном мышлении, о которых мы только что говорили.
Причину религии мы открыли вообще в господстве непонятных сил. Обожествляются естественные силы и общественные силы, которых не понимают, но власть которых чувствуют над собою.
Как обстоит здесь дело с современным пролетарием, особенно с промышленным рабочим из города, живущим среди отношений капиталистического крупного производства?
Фабрика наглядно показывает ему, что силы природы не являются непонятными силами. Там человек познал и подчинил себе эти силы, столь опасные, пока они оставались неусмиренными. Пусть рабочий теоретически незнаком с ними: на практике он подчиняет их своей рукой, и ему известно, что их вообще знают.
Что касается общественных сил, являющихся причиной нужды, то современный пролетарий знает их в совершенстве. Капиталистический способ производства развязал классовую борьбу, в которой он принимает участие; а классовая борьба научает его видеть причины своего бедственного положения в капиталистической эксплуатации и частной собственности и научает видеть спасение в социализме. Таким образом он не усматривает ничего сверхъестественного ни в природе, ни в обществе. Он чувствует, что в природе и обществе нет ничего такого, чего он не мог бы понять, хотя общество пока не дает ему для этого необходимых условий. Он чувствует также, что то, что в настоящее время для него и его класса является непреодолимой причиной нужды, не всегда останется таковой. Он знает, что классовая борьба и организация пролетариата положат этому конец. Но где нет чувства непреодолимой и непонятной силы, там не возникает или, если была раньше, отмирает религия. Потому–то социалистический рабочий не антирелигиозен, — он безрелигиозен, он атеист.
Если это относится уже к «обыкновенному» рабочему, у которого мало времени, охоты и возможности учиться, в сколь большей мере надо сказать то же самое о рабочем, которого классовая борьба наталкивает на самостоятельные занятия наукой! Как раз потому, что он — рабочий, и потому, что пролетарская нужда заставляет его учиться, он может придти к более глубокому пониманию общества, чем, например, профессор политической экономии. Буржуа не в состоянии видеть истину: не может же он признать, что его класс гибнет; он не может признать даже классовой борьбы, в которой его классу предстоит пасть. Напротив, дух рабочего, который всего ждет от будущего, изощрен к истине, — ищет, как охотничья собака ищет дичь.
И какими источниками располагает рабочий! Более шестидесяти лет тому назад Маркс выяснил пролетариату, как капитал возникает из неоплаченного труда [13] . Шестьдесят лет тому назад Маркс и Энгельс раскрыли рабочему классу существо классовой борьбы [14] . А затем в «Капитале» Маркс выяснил сущность всего капиталистического процесса производства; рабочий найдет ясное, короткое изложение этого в книжках Каутского: «Экономические теории Маркса» и «Эрфуртская программа». У буржуазии нет таких источников для познания общества. Рабочий, который из этих источников утолил свою жажду, уже не найдет в обществе ничего сверхъестественного. Он получит не только нечто отрицательное, отсутствие религии, но и нечто положительное, — ясное, устойчивое миросозерцание.
13
Карл Маркс, Наемный труд и капитал.
14
Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Коммунистический манифест.
И рабочий, который будет читать и размышлять дальше, в работах Маркса, Энгельса, Каутского, Меринга и многих других выдающихся теоретиков найдет доказательства, что духовная жизнь людей определяется общественным бытием, что право есть классовое право, политика — классовая политика, что добро и зло — общественные, подверженные изменениям понятия, — короче, найдет доказательства истинности всего, что мы исследовали в этой работе и чему учит исторический материализм. Тогда он поймет изменения, происходящие в мышлении, тогда поймет он свое собственное мышление. Человек, практически, своими руками созидающий общество, всегда лучше проникает в него своим духом. Он постигает классовый характер мышления, и рушится еще одна опора религии, метафизическое мышление, которому его учили дома и в церкви.
И еще дальше может пойти пролетарий, не удовлетворяющийся тем поверхностным пониманием, какое дают ему фабрика, экономическая и политическая борьба.
Иосиф Дицген, — философ пролетариата, как его по справедливости называют, и ученик Маркса, — опираясь на социалистическую науку, не учил ли он пролетариат тому, что такое дух? Не разрешил ли он для рабочих загадку, перед которой буржуазия все еще останавливается в замешательстве: сущность человеческой головной работы? Он показал, что ни в какой области мышления не происходит ничего иного, кроме соединения в общее особенного, опыта? Следовательно, дух может размышлять только над особенным, над опытом, над воспринятыми фактами. Он показал, что в этом и ни в чем ином заключается действие, природа духа, как в движении — природа тела, и что, следовательно, мыслить о чем–либо сверхъестественном таким образом, как если бы оно было нечто действительное, реальное (вещь в себе, бог, абсолютная свобода, личное бессмертие, абсолютный дух и т. д.), невозможно точно так же и так же противоречит существу мышления, как представление о «сверхъестественной жести»; что дух, несомненно, представляет нечто прекрасное, сильное и великолепное, — но не более таинственное и загадочное, чем все другие явления вселенной, которых мы однако не обожествляем. Дицген показал, что дух понятен как раз потому, что существо духа заключается в понимании, т.е. в нахождении общего [15] .
15
Маркс показал, как производственные отношения изменяют содержание мышления. Что касается самого мышления, то буржуазные философы и богословы объявили, что оно происходит от бога. Таким образом и после Марксовской критики содержания мышления все еще оставалась в мире мышления необъясненная часть, которой буржуазия могла пользоваться для превознесения себя самой и принижения пролетариата Иосиф Дицген подверг исследованию эту часть. В то время как Маркс подошел к делу с материальной стороны, он подошел к нему с другой, идеальнойъ стороны. Между тем как Маркс раскрыл, «то делает общественная материя с духом, Дицген показал, что делает сам дух. Но мы часто слышим, как буржуазия говорит: «Тем не менее сущности вещей никто не может понять; сущность вещей лежит выше или вне познания». Таким образом хотят спасти сверхъестественное. Дицген показал, что непонятное для буржуазии коренится не в сущности вещей, а в ее понимании. Буржуазия, буржуазные философы и богословы не понимают, что такое понимание. Дицген ясно показал рабочим, что такое понимание, и таким образом Маркс и Дицген выяснили все отношение мышления и общественного бытия: один исследовал изменения в мышлении, другой — сущность мышления.
Сам Маркс почерпнул свое знание общества из классовой «борьбы пролетариата, которую он собственными глазами наблюдал в Англии и Франции. Дицген образовал свои знания духа из марксовского познания общества. По работам Маркса он познакомился с историческим материализмом и сумел благодаря этому притти к своей ясной теории духа. Следовательно, оба почерпнули свои знания из классовой борьбы пролетариата. Своим трудом, своими требованиями и своими действиями пролетариат дал им опыт, и они сформулировали учение, теорию. Можно сказать, что они сторицею возвратили пролетариату то, что он им дал.