Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября
Шрифт:
Таким образом, принцип национального самоопределения, во многих случаях ведущий к государственной и экономической децентрализации (расчленение, распад), враждебно сталкивается с могущественными централизаторскими стремлениями империализма, имеющего в своих руках государственную организацию и военную силу. Правда, во многих случаях национально-сепаратистское движение находит поддержку в империалистических происках соседнего государства. Но эта поддержка может стать решающей только путем применения военной силы. А как только дело доходит до военного столкновения двух империалистических организаций, новые государственные границы определяются не на основе национального принципа, а на основе соотношения военных сил. Заставить победоносное государство отказаться от аннексии вновь завоеванных земель так же трудно, как и принудить его дать ранее захваченным провинциям свободу самоопределения. Наконец, если б даже совершилось чудо, и Европа оказалась силою оружия – о чем разглагольствуют полуфантасты-полуплуты типа Эрве [91] – разбита на законченные национальные государства и государствица, этим
91
Эрве – когда-то был видным французским анархо-синдикалистом, в годы перед войной перешел в ряды французской социалистической партии, в которой возглавлял вплоть до войны крайнее левое анти-милитаристское крыло. Эрве неоднократно критиковал тогда оппортунистические уклоны немецкой социал-демократии (и французской тоже) по вопросу об отношении к милитаризму, отечеству и т. д. Ленин, в своих довоенных статьях признавал известную долю истины в критике Эрве, что не мешало Ленину резко отмежевываться от анархистского налета в критике Эрве, всегда к тому же крикливой и поверхностной. С начала войны Эрве делает крутой поворот вправо и превращается в ярого социал-патриота, далеко опередившего даже таких матерых предателей, как Тома и K°. С течением времени Эрве эволюционировал все более вправо и ныне является доверенным публицистом Мильерана.
Из могущества централистических тенденций империализма вовсе не вытекает для нас, однако, обязательство пассивного преклонения пред ними. Национальная общность является живым очагом культуры, как национальный язык – ее живым органом, и это свое значение они сохранят еще в течение неопределенно долгих исторических периодов. Социал-демократия хочет и должна, в интересах материальной и духовной культуры, обеспечить за национальной общностью свободу развития (или растворения), – именно в этом смысле она переняла от революционной буржуазии демократический принцип национального самоопределения, как политическое обязательство.
Право на национальное самоопределение не может быть устранено из пролетарской программы мира; но оно не может претендовать на абсолютное значение: наоборот, оно ограничено для нас встречными и глубоко-прогрессивными тенденциями исторического развития. Если это «право» должно быть – путем революционной силы – противопоставлено империалистическим методам централизма, закабаляющего слабые и отсталые народы и попирающего очаги национальной культуры, то, с другой стороны, пролетариат не может позволить «национальному принципу» стать поперек дороги неотразимому и глубоко-прогрессивному стремлению современного хозяйства планомерно организоваться на всем нашем континенте и, далее, на всем земном шаре. Империализм есть капиталистически-хищническое выражение этой тенденции хозяйства – окончательно вырваться из идиотизма национальной ограниченности, как оно вырвалось в свое время из идиотизма ограниченности деревенской и областной. Борясь против империалистической формы хозяйственной централизации, социализм не только не выступает против самой тенденции, но, наоборот, делает ее своим собственным руководящим принципом.
С точки зрения исторического развития, как и с точки зрения задач социал-демократии, централизующая тенденция современного хозяйства является основной, и за ней должна быть обеспечена полная возможность выполнения ее поистине освободительной исторической миссии: постройки объединенного мирового хозяйства, независимого от национальных рамок и государственно-таможенных застав, подчиненного только свойствам почвы, недр земных, климата и потребностям разделения труда. Поляки, эльзасцы, далматинцы, бельгийцы, сербы и еще не захваченные малые и слабые европейские нации лишь в том случае могут быть восстановлены или впервые утверждены в тех национальных очертаниях, к которым они тяготеют, и, главное, лишь в той мере смогут в этих очертаниях оставаться и свободно вести свое культурное существование, в какой национальные группировки перестанут быть хозяйственными группировками, не будут связаны с государственными границами, не будут экономически отделены друг от друга и противопоставлены друг другу. Другими словами: для того, чтобы поляки, сербы, румыны и пр. могли создать действительно нестесненные национальные объединения, нужно, чтоб были уничтожены расщепляющие их ныне на части государственные границы; нужно, чтоб рамки государства, как хозяйственной, а не национальной организации раздвинулись, охватив всю капиталистическую Европу, изрезанную таможнями и границами и раздираемую ныне войной. Предпосылкой самоопределения больших и малых наций Европы является государственное объединение самой Европы. Только под кровлей демократически-объединенной Европы, освобожденной от государственно-таможенных перегородок, возможно национально-культурное существование и развитие, освобожденное от национально-экономических антагонизмов, на основе действительного самоопределения.
Эта прямая и непосредственная зависимость национального самоопределения слабых народов от всего европейского режима исключает возможность для пролетариата ставить вопрос, напр., о независимости Польши или объединении всех сербов вне европейской революции. Но это, с другой стороны, означает, что право на самоопределение, как составная часть пролетарской программы мира, имеет не «утопический», а революционный характер. Это соображение направляется по двум адресам: против немецких Давидов [92] и Ландсбергов, которые с высоты своего империалистического «реализма» шельмуют принцип национальной независимости, как реакционную романтику; и против упростителей [93] из нашего революционного лагеря, которые объявляют этот принцип осуществимым только при социализме и этим избавляют себя от необходимости дать принципиальный ответ на национальные вопросы, в упор поставленные войной.
92
Давид – виднейший теоретик ревизионизма и реформизма, главным образом, его мелкобуржуазного крестьянского крыла. В начале 900-х годов Давид выступил с критикой аграрной программы с.-д., возбудив к себе большие симпатии наших эсеров (по этому поводу имеется статья Ленина в IV томе: «Les beaux esprits se rencontrent»). В последующие годы Давид является одним из столпов ревизионистского журнала «Социалистические Ежемесячники», усердно проповедует политические блоки с буржуазией, критикует классовый пролетарский характер с.-д. партии, считая, что последняя должна быть народной. В годы войны Давид превращается, конечно, в социал-империалиста, являясь одним из самых ярых апостолов войны до победного конца. В 1915 г. он выпускает большую работу под названием «Социал-демократия во всемирной войне» (по поводу нее см. ст. Ленина в «Правде» N 169 за 1924 г.), в которой он теоретически обосновывает оборонческую позицию немецкой с.-д. После революции Давид занимает ряд крупных административных постов.
93
Здесь имеются в виду польские (Люксембург, Радек и др.) и голландские (Паннекук и др.) левые, которые отрицали лозунг самоопределения народов и считали, что национальный вопрос может быть разрешен лишь при социализме. В борьбе с этими «упростителями» и отчеканилась ленинская точка зрения по национальному вопросу. Об ошибках этого течения подробнее см. в XIX томе соч. Ленина.
Между нашим нынешним общественным состоянием и социализмом пролегает еще большая эпоха социальной революции, т.-е. эпоха открытой борьбы пролетариата за государственную власть, завоевания ее и применения этой власти в целях полной демократизации общественных отношений и систематического преобразования капиталистического общества в социалистическое. Это эпоха не умиротворения и успокоения, а, наоборот, высшего напряжения социальной борьбы, эпоха народных восстаний, войн, расширяющихся опытов пролетарского режима, социалистических реформ. Эта эпоха потребует от пролетариата практического, т.-е. непосредственно-действенного, ответа на вопрос о дальнейших условиях существования нации и ее взаимоотношениях с государством и хозяйством.
IV. Соединенные Штаты Европы
Мы пытались выше установить, что экономическое и политическое объединение Европы является необходимой предпосылкой самой возможности национального самоопределения. Как лозунг национальной независимости сербов, болгар, греков и пр. остается голой абстракцией без дополняющего его лозунга федеративной балканской республики, играющего такую огромную роль во всей политике балканской социал-демократии, так в общеевропейском масштабе принцип «права» на самоопределение может получить плоть и кровь только в условиях европейской федеративной республики.
Но если на Балканском полуострове лозунг демократической федерации стал чисто-пролетарским, то тем более это относится к Европе, с ее несравненно более глубокими капиталистическими антагонизмами.
Непреодолимой трудностью для буржуазной политики является уничтожение «внутренних» европейских таможен, – а без этого междугосударственные третейские суды и кодексы будут обладать не большей прочностью, чем, напр., бельгийский нейтралитет. Стремление к объединению европейского рынка, порождаемое – наравне со стремлением к захвату отсталых не-европейских стран – развитием капитализма, наталкивается на могущественное сопротивление самих же аграрных и капиталистических классов, в руках которых таможенный аппарат в сочетании с аппаратом милитаризма (без которого первый – ничто) является незаменимым орудием эксплуатации и обогащения.
Венгерская финансовая и промышленная буржуазия противится экономическому объединению с капиталистически более развитой Австрией. Австро-венгерская буржуазия непримиримо относится к идее таможенной унии с более сильной Германией. С другой стороны, германские аграрии никогда добровольно не примут уничтожения хлебных пошлин. Что экономические интересы имущих классов центральных империй не так легко согласовать с интересами англо-франко-русских капиталистов и аграриев, об этом достаточно красноречиво свидетельствует нынешняя война. Наконец, несогласованность и несогласуемость капиталистических интересов в среде самих союзников еще более очевидна, чем в центральных империях. В этих условиях сколько-нибудь полное экономическое объединение Европы сверху, путем соглашения капиталистических правительств, является чистейшей утопией. Тут дело не может идти дальше частичных компромиссов и полумер. Тем самым экономическое объединение Европы, сулящее огромные выгоды производителю и потребителю, всему вообще культурному развитию, становится революционной задачей европейского пролетариата в его борьбе с империалистическим протекционизмом и его орудием – милитаризмом.
Соединенные Штаты Европы – без монархий, постоянных армий и тайной дипломатии – являются поэтому важнейшей составной частью пролетарской программы мира.
Идеологи и политики германского империализма выдвигали не раз, особенно в начале войны, свою программу европейских или, по крайней мере, среднеевропейских (без Франции и Англии, с одной стороны, России – с другой) «Соединенных Штатов». Программа насильственного объединения Европы так же характерна для тенденций немецкого империализма, как для французских тенденций – программа насильственного расчленения Германии.