Истории Хейвена
Шрифт:
Классная комната была наполнена раскаленным зеленым светом. Светом Томминокеров. Все в городе теперь называли их именно так, и это было неплохое имя, не правда ли? Да. Не хуже чем все остальные. Томминокеры.
Послать сигнал. Все, что тебе нужно сейчас сделать. Они хотят избавиться от тебя, Рут. Они любят тебя, но их любовь стала смертоносной. Я полагаю, ты обнаружишь здесь искаженное чувство уважения. Потому что они еще и боятся тебя. Даже теперь, когда ты такая же одуревшая, как и остальные, они боятся тебя. Может быть, кто-то услышит сигнал… услышит… увидит… поймет.
9
Теперь
Рут не смогла бы работать с куклами в классной комнате… при этом ужасном зеленом свете, набухающем и пульсирующем. Она отнесла их, одну за одной, в студию мужа и разрезала их животы, как хирург — французской мадам, клоуну 19-го века, Кьюпи, всем им — одной за другой. Каждой кукле она вкладывала внутрь небольшое приспособление, сделанное из ячеек, проводов, контактов и кнопок электронного калькулятора, и картонную трубку из рулона туалетной бумаги. Она быстро зашивала разрезы грубой черной ниткой. Как только ряд голых кукол, лежащих на столе мужа, стал расти, они стали напоминать мертвых детей, возможно, ставших жертвами какого-то мерзкого преступления, раздетых и ограбленных после смерти.
Каждый разрез в середине оставался незашитым, так что катушка от туалетной бумаги торчала снаружи, как цилиндр странного телескопа. Картон-рулоны будут обеспечивать канал, по которому пойдет поток силы, как только она будет сгенерирована. Она не понимала, как она додумалась сделать эти приспособления… казалось, что это знание возникло из воздуха. Того же воздуха, в котором Дэвид Браун
(на Альтаире-4)
исчез.
Когда она протыкала ножом их плоские, беззащитные животы, зеленый свет гас.
Я
(посылаю сигнал)
убиваю единственных детей, которые у меня были.
Сигнал. Думай о сигнале, а не о детях.
Используя длинные провода, она аккуратно соединила кукол между собой в цепь. Очистив концы проводов от изоляции, она затолкала поблескивающую медь в воспламенитель от М-16, который она отобрала у четырнадцатилетнсго Горбуна, сына Бича Джернигана (прозванного так, потому что одно плечо у него слегка поднималось над другим) примерно за неделю до того, как началось это безумие. Она с некоторым колебанием оглянулась на свою классную комнату с пустыми скамьями. Сквозь сводчатый проход проникало достаточно света, чтобы она смогла разглядеть рисунок часов башни ратуши. Она сделала его в один из этих темных провалов во времени, которые, по-видимому, становились все дольше и дольше.
Стрелки нарисованных часов показывали три.
Рут отложила свою работу и отправилась спать. Она спала, но сон ее был нелегок; она вздрагивала, переворачивалась, стонала. Даже во сне голоса вертелись в ее голове — мысли о готовящейся мести, о пироге, который надо испечь, сексуальные фантазии, беспокойство о ненормальном образе жизни, идеи странных приспособлений и машин, мечты о силе. И под всем этим, в самом низу, тоненькие, бестолковые, занудные, как грязный поток, мысли, приходящие из голов ее приятелей, горожан, но не человеческие мысли, и в ее кошмарном сне часть Рут Маккосланд, которая упорно старалась ухватиться за здравомыслие, знала правду — это были нарастающие голоса не тех людей, с которыми она прожила все эти несколько лет,
10
В четверг днем Рут поняла, что изменение погоды ничего не решит.
Приехала полиция штата, однако, более обширных поисков не предприняла рапорт Рут, подробный и полный, как всегда, ясно давал понять, что Дэвид Браун, четырех лет, совершенно точно заблудился не в районе их поисков, если только он не был похищен — вариант, который стоило сейчас принять к рассмотрению. К рапорту были приложены топографические карты. На них ее аккуратным разборчивым почерком были сделаны пометки, которые давали понять, что она тщательно руководила поисками.
— Ты сделала все аккуратно и тщательно, Рути, — сказал ей вечером Монстр Дуган. Он хмурился так сильно, что каждая складка выглядела как трещина, оставшаяся от землетрясения. — Как всегда. Но я никогда не предполагал, что ты способна вытворять трюки в духе Джона Уэйна, такие как этот.
— Буч, прости.
— Да ладно… — Он пожал плечами. — Что сделано, то сделано, ха?
— Да, — болезненно улыбнулась она. Это было одно из любимых выражений Ральфа.
Буч задал много вопросов, кроме того единственного, на который ей нужно было ответить: Рут, что стало с Хэвеном? Мощные ветры очистили атмосферу города, и никто из чужих не чувствовал, что в Хэвене было что-то не так.
Но ветры не положили конец неприятностям. И отвратительное колдовство продолжалось. Что бы это ни было, казалось, что оно продолжится в любой момент. Рут полагала, что этот момент наступил. Ей стало интересно, что смогла бы обнаружить команда докторов при физическом осмотре населения Хэвена. Недостаток железа у женщин? Внезапную потерю волос у мужчин? Повышенную остроту зрения (особенно периферийного) в сочетании с удивительно большим количеством отсутствующих зубов? Людей, выглядевших прекрасно, но на самом деле являющихся призраками, которые при общении с вами, кажется, могли почти ха-ха — читать ваши мысли?
Сама Рут потеряла еще два зуба ночью в среду. Один она обнаружила на подушке в четверг утром, нелепое для ее возраста подношение сказочной фее. Другой она так и не нашла. Она предположила, что проглотила его. Это было неважно.
11
Побуждение взорвать ратушу стало сводящим с ума ядовитым плющом, неустанно зудящем в ее рассудке. Кукольные голоса шептали и шептали. В пятницу она предприняла последнюю попытку спастись.
Она решила в конце концов уехать из города — он больше не был ее городом. Она полагала, что, оставшись, она непременно попадет в одну из ловушек, расставленных для нее Томминокерами… как она угодила в ловушку с Дэвидом Брауном, почти как кролик в силки.
Ей казалось, что ее старенький «Додж» не заведется. Они должны были заглушить его. Однако он завелся.
Потом она стала думать, что ей не позволят выехать из Хэвена, что они остановят се, улыбаясь как блаженные и внушая ей свое бесконечное зудение: мы-все-любим-тебя-Рут. Но ее не остановили…
Она проехала по Мэн-стрит и выехала из города. Рут сидела прямо как стрела, костяшки ее пальцев побелели, на лице была печальная улыбка, скороговорки
(он украл дрема она украла траву)