Истории каменного века. Художественно-литературная реконструкция рождения древнейших изобретений
Шрифт:
Гудой же, не говоря ни слова, вытащил из-за спины и протянул брату две вырезанные из дерева раскрытые ладони, переходящие в запястья с узкими предплечьями.
– Вот тебе, брат, моя обещанная мыслишка. Будем теперь деревянными ладонями воду толкать – руки не застудим!
Вот таким образом могло быть изобретено то, что в дальнейшем получило название «весло».
История восьмая – о том, каким образом появилось ремесло плетения
Радостно
…Благодатное ныне лето выдалось. Пчела расплодилась на диво. Даже и не вспомнит Юрок, когда видывал такое. Мало того что все старые борти пчёлы позаняли, так пришлось ему ещё с десяток новых поставить, благо липа в округе всегда росла в избытке, а любой бортник знает: лучше борти, вырезанной из липового полена, ничего и быть не может! Кстати будет рассказать и про борть. Делать её было не слишком просто. Итак, как было сказано, сначала надо было запастись подходящим липовым поленом, потом отрубить от него топором и долотцами плаху толщиной в два пальца для будущей крышки. Далее из полена, начиная с серёдки, вырезалась ножами, а где и теми же долотцами почти вся древесина, благо мягкая, так, чтоб оставалась стенка в палец толщиной и донце. Затем в стенке будущей борти как можно ближе к крышке вырезалось отверстие-леток. Ну и напоследок ладилась-подгонялась крышка, а тут уж главное – это у плахи с той стороны, что внутри борти окажется, подрезать края так, чтоб стали они не толще пальца и чуть только шире бортевой стенки. Этакая вот мудрёная, с внутренним выступом крышка и плотно борть закрывала, и поднять её, при нужде, было не трудно.
«Мёду можно будет вельми много взять, – думал Юрок, – теперича главное сохранить медок до поры, не дать медведю разор учинить».
Тут надо заметить, что хоть и верно прозрела бабка-повитуха Юркову особенность, но в одном не вышло по её предсказанью: не вытянулся он с годами, не догнал ростом ровесников. Так и остался Юрок худым да малорослым. Зато с детства, не в пример другим, ловко, словно соболь, лазил по деревьям, забираясь на самые вершинки. Приметив такую его особинку, присоветовала ему матушка учиться бортному делу. Вот и стал бортником Юрок.
Первое средство от медвежьего покусительства – это поставить борти как можно выше, так, чтоб молодой медведь побоялся лезть, а матёрый, по тяжести своей, не смог забраться. Для Юрка это-то было проще простого. А вот чтоб косолапые и вовсе стороной обходили бортевую делянку, надо ещё и вокруг неё дозорить с борзой собачьей сворой. Одним словом, наступала для Юрка пора беспокойная, зато по завершенью и благодарная обильным медосбором.
Завершив как-то свой очередной дозор, решил Юрок проверить борть-другую: много ли мёду уже накопилось в сотах. Огляделся, выбрал борть на самом верху старой липы, натёр голову, лицо, руки и не прикрытые одеждой части ног загодя приготовленной пчелиной травой, чтоб пчела не жалила, и быстро стал карабкаться по тёмным, корявым, всё более тонким к верху ветвям. «А вот и борть, – вслух промолвил Юрок и, не медля, заглянул внутрь, – так, что тут у нас? О, лепота! Знатный будет взяток!» Произнеся такие слова, бортник начал, уже не торопясь, спускаться вниз, да вдруг замер, прижавшись к тёплой коре. Совсем рядом приметил он необыкновенно подвешенное гнездо и незнакомую ему пташку, севшую на гнездо, тут же захлопотавшую над ним, да так забавно, что глаз не оторвать! Затаив дыхание, Юрок стал смотреть на невиданное действо. А птичка-невеличка в это время ни много ни мало строила свой дом. Ловко вставляла клювом травинку в щёлочку в стенке снаружи гнезда, потом перехватывала травинку и продёргивала её вдоль стенки, как бы огибая то с одной, то с другой стороны другие уложенные ранее в дело травинки, пока эта не оказалась прилаженной так, как хотела птичка. После чего она взяла в клюв другую, последнюю травинку, висевшую на краю ещё недостроенного гнезда, чтоб так же приладить куда следовало. Юрок тут догадался, что пучок травинок, должно быть, чудная эта пташка принесла заранее, и, даже малым шевелением не выдавая своего присутствия, продолжал зачарованно наблюдать. Незнакомая же дивная пташка вспорхнула и полетела, видно, за новым пучком. Очень уж Юрку захотелось как следует разглядеть птичий домик. Ну, не мог ничего с собой поделать, не пересилил любопытства, решился на чёрное дело: дополз по толстой ветке до гнезда, да и снял его.
Спустившись с липы, бортник удобно уселся у её комля, опершись на ствол спиной, и пристально стал разглядывать-рассматривать дивное гнездо, поднося его совсем близко к глазам, вертя его туда и сюда. При этом он, покачивая из стороны в сторону головой, не переставал выражать своё восхищение, изрекая восклицания: «Вот это да! Скажи на милость! Ну и ну! Вот так птичка-невеличка!» Что же такого чудесного увидел Юрок? Да, устройство гнезда неизвестной Юрку птахи – редкой гостьи в здешних краях, – действительно было ни с чем не сравнимо. Прежде всего оно показалось Юрку похожим на его родную борть: в гнезде тоже был леток, только не сбоку, а снизу. Особенно же изумили затейливые стенки гнезда из сонмища травинок и соломинок, огибающих друг друга и снизу, и сверху, и вдоль, и поперёк, и так, и сяк, и по-всякому.
Сидит, стало быть, наш бортного дела умелец под липой, всматривается пытливым взором в премудро устроенный птичий домик, а в голове уж вспорхнула мысль, словно та незнакомая птаха со своего гнезда: «А хорошо бы наловчиться, пусть бы и не совсем так, как птица эта, а хотя бы сходно…» Здесь остановилась мысль, будто споткнулась, требуя новых слов. А вместо этих небывалых слов в голове почему-то роились старые привычные: пчела, птица, леток, солома, травинки. И как-то само собой вдруг возникли эти недостающие слова, произнесённые, наверное, в знак своего рождения, вслух «ПЛЕСТИ ПЛЕТЁНКИ», и потекла дальше беспрепятственно Юркова мысль. ПЛЕСТИ ПЛЕТЁНКИ разные: из соломы ли, из травы ли, а может, даже из тонких гибких веток для людской пользы.
Однако пора уже было возвращаться к матушке, захватив с собой свой маленький, но замечательный трофей, Юрок упругой и резвой трусцой поспешил в сторону селения. Пробегая, как всегда, по дороге к дому вдоль пологого овражка, он обратил вниманье на заросли ивняка, спускавшиеся неширокой полосой с пригорка до самого овражного дна. Конечно, они, считай, каждый день попадались ему на глаза, но раньше бортник не придавал им никакого значенья. Нынче же заросли эти открылись ему неведомой доныне стороной. Острый взгляд бортника зацепился за молодые тонкие побеги. Выхватив из-за пояса нож, Юрок быстро нарезал их столько, сколько мог удержать в охапке, и продолжил прерванный путь.
Дома же, повечерив вдвоём с матушкой и поблагодарив за еду богов, Юрок, выйдя из хижины, подошёл к охапке принесённых из лесу ивовых побегов, посмотрел на них. Потом присел на корточки рядом и стал раздумчиво укладывать зеленовато-бурые прутья на траву. Десяток первых, из тех, что немного толще, положил прямо перед собой с промежутком промеж них в ладонь, другие, которые тоньше, он стал один за другим продёргивать-протаскивать поперёк первых, огибая их то сверху, то снизу точно так, как делала это давешняя дивная птичка с травинками. Словом, начал Юрок плести свою первую плетёнку. А как сплёл, позвал матушку похвастать: «Глянь-ка, мама, – говорит, – чего я тут сотворил. Может, на что и сгодится?»
Конец ознакомительного фрагмента.