Истории, которые нашептали деревья
Шрифт:
Обед из еловых шишек
Урожай на шишки таков, что и лесникам на свои нужды хватило, и лесным обитателям с лихвой осталось.
Гуляет тайга.
Куда ни глянь — всюду еловая шелуха. И по этой шелухе сразу легко понять, кто где обедал, с кем обедал.
Хоть и аккуратистка лесная красавица-белочка — и за собой следит, и в гнездышке у нее порядок, а за обеденным столом — неряха из нерях. По всей ее вотчине чешуйки и еловые стерженьки разбросаны. Сразу видно, с аппетитом
А вот и она сама легка на помине. Сидит на суку, цокает недовольно: шляются всякие.
Зато под соседним деревом идеальный порядок. Добрая сотня шишек, ежиком топорщащихся, в аккуратную кучку сложена. А одна шишка в расщелине между сучками зажата — так сказать, еще в производстве. Это кузница дятла. Хозяин ее отдыхает сейчас. Вернее, «музицирует», лениво ударяя крепким носом по смолистому сучку.
Вибрирует, поскрипывает дерево после каждого удара. Музыка, конечно, не ахти, но хозяину нравится. А чего еще надо?
А здесь чьи интересы переплелись? Порядок и беспорядок вперемешку. Это коллективная столовая. И вкусы, и воспитание у сотрапезников разные.
Разбросанные шишки с пучками иголок — работа клестов. Это они серповидными клювами сделали прореживание в рыжей от обилия шишек кроне ели. И, вылущив из каждой шишки, на их взгляд, наиболее аппетитные семечки, тут же бросали ее на землю, где за «oбeдeнным столом» уже собрались мышки. Лесные чистюли, как и дятлы, тоже во всем порядок любят. В аккуратные стожки сложили вылущенные чешуйки — любо посмотреть…А излишки шишек, сброшенные клестами, так и остались лежать в беспорядке. Клесты сорили — клестам и убирать, видно, решили мыши.
Такая вот арифметика…
Дорогу проложили прямо по пойме речки. Подрезали склон так, что обнажился профиль почвенного покрова до материнской породы.
— Какой замечательный срез! — проговорил мой спутник ученый-почвовед.
— Я не зря называю срез замечательным. Другой раз и за сезон ничего подобного не встретишь. Видишь, под корнями ели на фоне светлых глинистых сланцев темный брусок почвы? Это гумус, образовавшийся на месте очень давно упавшего дерева. Когда нас еще не было.
Дерево сгнило, на его останках выросло новое. Не менее старое. Посмотри, какие седые ветви… И знаешь, сколько природе на все про все потребовалось времени?
Давай посчитаем.
Дерево, прежде чем превратиться в валеж, росло 150–200 лет. Столько же времени потребовалось, чтобы природа переработала его в гумус. Не менее 150 лет и елке, которая на этом гумусе растет.
А скоро сюда придут лесозаготовители. С топорами. С пилами.
Для них века сожмутся до недель. А то и одной недели хватит, чтобы весь распадок свести под корень.
Такая вот арифметика…
Облака
В зеркале воды отражаются и небо, и облака, и даже профили корявых берёз.
Смотрю с обрыва вниз на речку и вижу всё, что меня окружает.
Лишь изредка налетает ветерок-проказник и нарушает лесную гармонию: пробегающая рябь размывает окружающий мир.
Но только на миг. Не больше… Вот и сейчас пылью-рябью покрылось зеркало реки. Задрожали, уходя в небытие, корявые берёзы.
И облака поплыли в разные стороны: одни — по течению реки, другие — против…
Странно, почему? Такого же не должно быть.
Я на небо глянул. Для сравнения. По небу облака плывут в одну сторону.
Снова глянул в воду. А там облачка в разные стороны разбегаются…
И дошло до меня, что это косячки горбуши резвятся.
Я спустился с крутого обрыва вниз, но не успел подойти к кромке воды, как рыбки-облачка на клочки рассыпались. И растворились в зеленой глади плеса. Остался только один горбатый-прегорбатый лосось-самец. Чего уж он замешкался, не знаю. Но, увидев мое отражение в воде, дал такого деру, что только его и видели. За браконьера, видно, принял.
Да, пуганая стала рыба. Страшнее человека для нее ничего на свете нет. Наверное, и деток-рыбок человеком пугает.
Беглянка с реки Беглянки
Таёжная речушка настолько обмелела, что лёд просто завис над её берегами. А мне нужно было перейти на другую сторону. Дела там свои лесные ждали. Вот и прыгнул на лёд. А он возьми и рассыпься на сотни блестящих осколков. Замочить ноги в двадцатиградусный мороз — удовольствие не из приятных, но пронесло.
Я уже собрался опереться на корень нависшей ольхи, чтобы выбраться из русла, как под корнем увидел настоящий клад — десяток кунджинок величиной с ладошку и пару лягушек.
Дотронулся до них прутиком — позванивают. Запасы стратегические, давнишние. Явно на чёрный день. Только чьи? Запасливых зверьков в тайге не так много, но попробуй догадаться. А догадываться и не пришлось. Буквально в двух шагах от меня живой столбик. Серебристо-чёрная шубка, беловатое пятно на плоской морде. Весь в напряжении. Волнуется. А вдруг грабёж.
Так это же норка! Хоть и необычная. Американские обитатели наших мест — тёмно-коричневые, а эта серебристая. Никак беглянка. Хотя чему удивляться?
Звероферм на юге Сахалина много. Поголовье в тысячах измеряется, и побеги — явление не редкое. Бегут и белые, и серебристые. И таких беглянок охотники иной раз обнаруживают в десятках километров от прежнего местожительства.
А убежищем для этой норки стала наша речка. Притом и название у речки символическое — Беглянка. Значит, будет хозяйкой этих мест. Беглянки с реки Беглянки — звучит интригующе.