Истории московских улиц
Шрифт:
Английский путешественник Уильям Кокс посетил московскую долговую тюрьму в 1770-е годы. В своих записках он упоминает о нескольких поразивших его арестантах: о женщине, содержавшейся в тюрьме уже три месяца за неуплату долга в два рубля, о двух мальчиках, сидевших за долги их умершего отца.
В середине XIX века обитателями "ямы" становятся почти исключительно купцы. Попадают они туда по воле своего же брата-купца.
"Яма" много раз упоминается в пьесах А.Н.Островского из московской купеческой жизни как обычный и характерный штрих купеческого быта. О ней рассказывают и мемуаристы.
"Для купцов существовало еще одно довольно оригинальное учреждение под названием "яма", куда сажали несостоятельных должников, - пишет в своих воспоминаниях московский купец И.А.Соловьев.
– "Яма" находилась у Воскресенских ворот, в здании Губерн-ского правления. Там, во дворе, в одном из флигелей было отведено довольно большое и чистое помещение с окнами за железными решетками. Сюда и сажали неисправных должников. Это делалось просто. Купец не платил по векселю. Кредитор предъявлял к взысканию в коммерческий суд опротестованный вексель и притом вносил "кормовые деньги". Должника немедленно арестовывали и отправляли с городовым в "яму" "на высидку".
Впрочем, бывало, что купец сам объявлял себя банкротом. "Случалось довольно нередко, - рассказывает в "Записках писателя" Н.Д.Телешов, происходивший из купеческой семьи и знавший купеческую жизнь, - когда купец, задолжав по векселям разным лицам солидную сумму, созывал своих кредиторов "на чашку чая", как тогда говорилось, раскрывал перед ними свои бухгалтерские книги и сообщал, что дела его крайне плохи и оплатить полным рублем свои долги он не в состоянии, а предлагает получить "по гривенничку за рубль", то есть вдесятеро меньше. Если кредиторы признавали несостоятельность как несчастье и верили в честность купца, то устраивали над его делами "администрацию", то есть опеку, а если видели, что дело это мошенническое, что купец, как говорилось тогда, "кафтан выворачивает", что деньги припрятаны, а собственный дом переведен заблаговременно на имя родни, то устраивали "конкурс", продавали остатки имущества с молотка, то есть с аукциона, а самого несостоятельного сажали в "яму" у Иверских ворот, пока тот не раскается и не выложит припрятанные капиталы".
Получив решение о водворении должника в "яму", кредитор должен был объявить, где тот находится. Но и должник - не промах - пытался оттянуть наказание и прятался. М.И.Пыляев описывает процесс поисков скрывающегося должника и водворения его в "яму".
"Искали его всюду, ездили в Угреши, к Троице. Искавшему предлагали сходить даже к Василию Блаженному к ранней, там его не застанет ли? Накрывали больше купца или на улице, или в пьяном виде у подруги сердца.
Случалось так, что тот же квартальный надзиратель, который у купца пил и ел, препровождал его и в "яму". Шли они друг от друга на благородной дистанции - купец норовил не подпускать квартального к себе на пистолетный выстрел. (Для купца считалось бесчестием идти под конвоем полицейского. В.М.) Но у ворот "ямы" квартальный быстро настигал купца и здесь сдавал его вместе с предписанием".
По праздникам купцы считали своим христианским долгом присылать обитателям "ямы" подаяние: съестное, одежду, обувь. Правда, все это бывало не лучшего качества, засохшее, лежалое, подпорченное. Известный булочник Филиппов был чуть ли не единственным исключением и гордился тем, что он, как рассказывает В.А.Гиляровский, "никогда не посылал завали арестантам, а всегда свежие калачи и сайки".
Но наряду с благотворительностью кредитор не отказывал себе в удовольствии поиздеваться над посаженным им должником и унизить его.
"Со стороны кредиторов были разные глумления над своими должниками, рассказывает в очерке "Яма" В.А.Гиляровский.
– Вдруг кредитор перестает вносить кормовые. И тогда должника выпускают. Уйдет счастливый, радостный, поступит на место и только что начнет устраиваться, а жестокий кредитор снова вносит кормовые и получает от суда страшную бумагу, именуемую "поимочное свидетельство".
И является поверенный кредитора с полицией к только что начинающему оживать должнику и ввергает его снова в "яму".
А то представитель "конкурса", узнав об отлучке должника из долгового отделения (иногда тюремное начальство отпускало заключенного должника - в исключительных случаях по семейным обстоятельствам - на день-два.
– В.М.), разыскивает его дома, врывается, иногда ночью, в семейную обстановку и на глазах жены и детей вместе с полицией сам везет его в долговое отделение. Ловили должников на улицах, в трактирах, в гостях, даже при выходе из церкви!"
В 1867 году "Яму", вернее, долговое отделение, перевели за Калужскую заставу в один из корпусов купленной городом суконной фабрики Титова. Эту тюрьму москвичи называли "Титы". В 1879 году тюремное заключение как способ взимания долгов было вообще отменено.
Средневековую идею "долговой ямы" восстанавливает нынешняя Федеральная служба налоговой полиции. Недавно об этом сообщила самая распространенная и тиражная газета нашей страны "Аргументы и факты". "Возможно, скоро в Москве вновь появятся долговые ямы, - сообщается в ее репортаже.
– Дело в том, что столичное управление ФСНП решило заиметь собственные изоляторы временного содержания... Где будут располагаться такие изоляторы... пока неизвестно... Готов проект изолятора и его техническое обоснование. Что же касается финансирования, то оно, скорее всего, будет осуществляться из внебюджетных средств налоговой полиции, например, из процента от продажи имущества недоимщиков".
Следующими за Губернским правлением по Воскресенскому проезду идут постройки собора Казанской иконы Божией Матери, или, как его обычно называют, Казанского собора. Шатровая колокольня собора и одноглавый храм под шлемовидным куполом сдвинуты вглубь по отношению к красной линии проезда, именно там в 1630-е годы, когда он был возведен, проходила граница площади.
Казанский собор стоит на углу Красной площади и Никольской улицы. Он градостроительно и образно связывает улицу с площадью. Но эта связь гораздо глубже, чем просто удачное архитектурно-планировочное решение, она имеет значение смысловое и даже символическое. Собор объединяет улицу с площадью и в то же время служит переходом из стихии Красной площади в пространство улицы, поскольку это - совершенно разные категории. Сам собор и место, где он поставлен, занимали в старомосковской идеологии и мифологии важное место.
Чудотворная икона Казанской Божией Матери в начале XVII века, в эпоху Смуты, по популярности была первой в ряду чудотворных московских и общероссийских икон. На ее помощь возлагали свои надежды москвичи в борьбе против польско-литовских оккупантов, захвативших столицу, и против русских бояр-предателей, служивших им. Особенно же усилилось почитание иконы, когда оккупанты были разбиты и изгнаны.
С Казанской иконой Божией Матери все тогда связывали два известных всей России имени: патриарха Гермогена - духовного вождя сопротивления, замученного врагами в темнице, но отказавшегося с ними сотрудничать, и князя Дмитрия Пожарского - военного руководителя ополчения, доказавшего свою храбрость в боях, где он сражался в одних рядах с мужиками-ополченцами.