Истории московских улиц
Шрифт:
Любопытно было также заглянуть в находившийся вблизи "низок", то есть трактир. Пропитанный дымом, гарью, "низок" этот бывал битком набит народом; потолок в "низке" весь был увешан клетками с певчими птицами. Гвалт стоял невообразимый: народ без умолку говорит, в клетках орут зяблики, чижи, канарейки, из-под столов петухи горланят, стучат ножами, чашками, визжит не переставая блок двери - просто ад кромешный".
Характерный эпизод, подсмотренный на охотничьем торге, описал в очерке "Московские базары" Н.Поляков.
"Вот какой-то мужик несет старое заржавленное ружье, у которого потерян замок и изломана ложа.
– Эй, почтенный, земляк, продаешь, что ли?
– спрашивает какой-то русак в синем халате, идущий вдвоем с приятелем.
– Продаю, купите.
– А дорого?
– Два целковых.
– Два целковых! А что, дешевле возьмешь?
– Да на что тебе такую дрянь!
– замечает товарищ русака.
– Вишь, все изломано, гроша медного не стоит!
– Ты не знаешь, - возражает в свою очередь покупающий приятелю, нужно... Ну, любезный, хошь полтинник, возьми деньги, а больше не дам, не стоит!
– Не стоит!.. Нет, полтинник как можно, ружье отличное.
– Ну, отличное, ложа сломана, да и замка нет.
– Замка нет... Важное дело!
– замечает продавец.
– Замок-то стоит и новый-то три гривенника. Полтора целковых возьму!
– Да на что тебе дрянь экую, брось, пойдем!
– продолжает приятель.
– Нет, брат, ты не знаешь толку в этом деле... Вещь хорошая, а в доме нужная...
– Да на что нужная-то?
– На всякий случай... Ну, земляк, вот три четвертака, а уж больше ни копейки! Пойдем!
– Ведь дешево! Да уж что с вами делать, извольте - вещь-то богатая; на охотника ружье-то сто рублев стоит...
– Сто?!
– Именно так.
– Да, снова, может, и стоило, и мы с тобой смолода-то получше были...
– Ну на что ты купил экую дрянь, прости Господи; ну куда оно годится? Ты же сам и стрелять не умеешь... На что оно тебе?
– Выучусь и стрелять. Мне, брат, давно хотелось выучиться стрелять, я сколько лет добивался этой штучки...
– Да из него и стрелять-то нельзя, вишь - все испорчено.
– Ничего, все равно; приеду в деревню, повешу в избе на стену: по крайности, всякий видеть будет, что у меня ружье есть, что, значит, и я стрелять умею, да только не хочу, вот что...
Говоря это, приятели отправились в ближайшую харчевню, вероятно, с целью спрыснуть дешевую покупку".
В 1870-е годы "Охотничий торг" перевели на Трубную площадь, а в конце 1880-х годов ликвидировали толкучку на Площади и открыли новый толкучий рынок в Садовниках возле Устьинского моста. После этого, как пишет Гиляровский, "Шипов дом принял сравнительно приличный вид". Сломали его только в 1967 году, на его месте разбит сквер. Ломали его долго и трудно, был он толстостенный и крепкий и, наверное, мог бы простоять лет полтораста - еще столько же, сколько стоял.
Земля по северной стороне Лубянской площади, напротив Никольской башни, в 1870 - 1880-е годы принадлежала также одному из московских оригиналов - богатому тамбовскому помещику Николаю Семеновичу Мосолову. Человек одинокий, он жил один в огромной квартире главного корпуса, а флигеля и дворовые строения сдавались под различные заведения. Одно занимало Варшавское страховое общество, другое - фотография Мебиуса, тут же был трактир, гастрономический магазин. В верхних этажах находились меблированные комнаты, занятые постоянными жильцами из бывших тамбовских помещиков, проживавших остатки "выкупных", полученных при освобождении крестьян. Старики помещики и не оставившие их такие же дряхлые крепостные слуги представляли собой странные и абсолютно чуждые новым временам типы. Гиляровский вспоминает тамбовскую коннозаводчицу Языкову, глубокую старуху, с ее собачками и двумя дряхлыми "дворовыми девками", отставного кавалерийского подполковника, целые дни лежавшего на диване с трубкой и рассылавшего старым друзьям письма с просьбами о вспомоществовании... Совсем прожившихся стариков помещиков Мосолов содержал на свой счет.
Сам Мосолов был известным коллекционером и гравером-офортистом. Он учился в Петербургской Академии художеств, в Дрездене и Париже, с 1871 года имел звание академика. Страстный поклонник голландского искусства ХVII века, он собирал офорты и рисунки голландских мастеров этого времени. Его обширная коллекция включала в себя работы Рембрандта, Адриана ван Остаде и многих других художников и по своей полноте и качеству листов считалась одной из первых в Европе. В настоящее время большая часть коллекции Н.С.Мосолова находится в Московском музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина.
Собственные работы Мосолова как офортиста высоко ценились знатоками, отмечались наградами на отечественных и зарубежных выставках. Он гравировал живописные произведения и рисунки Рубенса, Рафаэля, Рембрандта, Мурильо, Веронезе, а также русских художников - своих современников В.В.Верещагина, Н.Н.Ге, В.Е.Маковского и других.
"Его тургеневскую фигуру, - пишет о Мосолове Гиляровский, - помнят старые москвичи, но редко кто удостаивался бывать у него. Целые дни он проводил в своем доме за работой, а иногда отдыхал с трубкой на длиннейшем черешневом чубуке у окна, выходившего во двор, где помещался в восьмидесятых годах гастрономический магазин Генералова".
В 1890-е годы Мосолов продал свое владение страховому обществу "Россия", которое выстроило в 1897-1899 годах на его месте пятиэтажное доходное здание по проекту архитектора А.В.Иванова, пользовавшегося заслуженной известностью. Работы этого архитектора нравились публике. Его проект доходного дома в Петербурге на Адмиралтейской набережной был даже "высочайше" царем Александром III отмечен как "образец хорошего вкуса".
Архитектура дома страхового общества "Россия" на Лубянской площади принадлежит к тому расплывчато-неопределенному стилю, который называют эклектикой. Но можно совершенно определенно сказать, что здание получилось и фундаментальное, что, безусловно, должно было вызывать доверие к его владельцу - страховому обществу, и красивое, крышу его украшали башенки, центральную - с часами - венчали две стилизованные женские фигуры, символизировавшие, как утверждает молва, справедливость и утешение.
Главным фасадом дом выходил на Лубянскую площадь, боковыми - на Большую и Малую Лубянки, а во дворе стояло еще одно здание, также принадлежавшее страховому обществу, которое арендовала Варвара Васильевна Азбукина, вдова коллежского асессора, под меблированные комнаты "Империалъ".
Первые этажи дома "России" занимали магазины и конторы, в верхних этажах были жилые квартиры.
Рядом с этим домом стоял еще один дом страхового общества, построенный в том же стиле и фактически являющийся его флигелем, только отделенным от него проездом.