Истории, нашёптанные Севером (сборник)
Шрифт:
Прямо как зефирки. Вылитые. Ни дать ни взять.
Одна мама с короткой стрижкой пытается за чашечкой кофе побеседовать с другой, пунцовой мамой, которая своей энергией заполняет все кругом. Сняв одежду, пунцовая мама прикладывает младенца к одной из грудей, чтобы тот умолк. Она загорелая, только грудь у нее белая, как фарфор, и из-за этой груди тоже невольно смущаешься, ведь она такая нежная, что хочется прильнуть к ней щекой, хоть самую малость. Или потыкать в нее пальцем — в общем, она почти как лягушачий живот.
Сандра не знает, у кого из детей сегодня день рождения, и потому никак не возьмет
В конце концов она ставит коробку на пол, как можно дальше от полосатого коврика, и садится на стул, который для нее выдвигает Нарядная мама.
Два мальчугана вынуждены начать сильно толкаться друг с другом, а то вдруг их тоже будут грудью успокаивать, а потом один из них падает со стула, но ничего, забирается обратно, чтобы еще потолкаться.
— Во-от так!
На шейке Сандры появляется тоненькая эластичная лента на голове — что-то вроде шляпки. И:
— Ах, ну что за маленькая принцесса, вы только посмотрите! — радуется Нарядная мама.
Cолнечный свет заглядывает в стеклянные стаканы, и в них, посверкивая, переливается мультифруктовый сок. Рубин, красная дрема, рябина! Как-то так. Как в сказке! Нарядная мама старательно нарезает торт, и Сандре достается такой огромный и красивый — можно сказать, роскошный, — кусок, который теперь величаво стоит в самой серединке тарелки в цветочек. Остальные дети кладут сладко-слюнявые ложки на скатерть, но Нарядная мама так мила, что ни единого словечка на этот счет не говорит.
Сандра легонько мотает ногами, про себя напевая песенку про Хартов-Голда. Стоит ей воткнуть ложечку в кусок торта, как, прорвавшись через коржики, наружу выливаются банановое пюре и малиновый джем. Банановое пюре и малиновый джем, вот это вкуснятина! И сливочный бордюрчик лежит такими аккуратными завитками, и все-все так идеально, как будто взято с фотографии в журнале «Аллерс».
У кофейных мам с языка не сходит Марлена. Та самая девочка. Марлена то, Марлена се.
— А у меня, кстати, тоже ессь спрятанный трупик, уж очень он был красивый, — вставляет Сандра.
Но тут вдруг позади нее появляется Нарядная мама и слегка теребит ее за руку:
— Да не слушай ты их, Сандра. У них там свои, взрослые разговоры.
Фраза «взрослые разговоры» прозвучала как-то строго, и девочка, как по волшебству, исчезает из беседы мам, сменяясь словами:
— Только представь, как быстро время летит!
И всяким другим, о чем Сандре им рассказать нечего.
По краям блюда с тортом лежат сдобренные сливками свечки. Они нужны, чтобы измерять время. Свечки на торте, часы и календарь объединения «Северных лесовладельцев», который висит дома на кухне, в нем Папаня особым красным карандашом отмечает свои подработки. А здесь, на кухне, повсюду цветы. Цветы на шторах, в горшках и в синей стеклянной вазе на столе. А часы стоят в углу, ростом они со взрослого и тоже в цветочек. Все. Все. Как на сказочном лугу.
Один мальчик с ямочками на щеках случайно опрокидывает стакан с соком, который стекает через край прямо на юбку девочки в платьице. И Нарядной маме приходится вытирать со стола и промакивать чистыми желто-синими салфетками платье девочки. Жалко так тратить салфетки: они были довольно красивые. Девочка очень расстроилась и плачет:
— Ну-ну, не нада, не нада, — твердят мамы. — Совсем ничего в этом нет страшного, ничего не будет видно после стирки, вот увидишь!
— Да и вообще судят не по обложке, — добавляет Сандра.
Но тут кофейная мама с короткой стрижкой резко фыркает на нее, и это значит: «Помолчи-ка-лучше». Не проронив больше ни слова, Сандра, предавшись своей застольной песне, мотает ногами и все ест и ест: пусть, мол, сами разбираются со своими проблемами.
Какой-то мальчик с джемовым ртом, посыпанным бисквитной крошкой, положив подарок Сандры на стол, разрывает на нем упаковку и, отодрав скотч, открывает коробку.
Лягушек в коробке разморило, и они стали липкие, словно покрывшись сахарной глазурью. Одна маленькая лягушка пристала к спине Солидного Принца, как будто у нее случился обморок.
— Сандра?
Но Сандра ест торт. Кусочек еще не свалился набок. Сливки, красный джем и банан. Ест она осторожно, чтобы кусок не падал. Крошечки кекса в сливках. Сливки с вареньем и бананом. Вкуснятина!
— Сандра Густавсон?
И мамы все повторяют своим нарядным детям лягушек не трогать:
— Не трожьте!
Выбравшись из коробки, одна маленькая лягушка с другой, чуть побольше размером, вываливаются на испачканную праздничную скатерть. Светит солнце, и на всех стаканах хорошо видно мутные следы от детских пальцев, а у краев — еще и от губ. Это новый мир, и существа бурого цвета исследуют его ощупью, угловато передвигаясь по цветастому фарфору, ложкам и грязным салфеткам.
Облокачиваясь на спинку сиденья по дороге домой, Сандра чувствует корону на голове и тоненькую кружевную ленту на шее. Корона сделана из плотной бумаги, внешне она золотистая, а внутри белая. Игрушечная. Сандра ее снимает и кладет рядом. Вместе с обертками от мороженого, купонами спортлото и паклей.
Спрашивает:
— А можно порулить?
А Папаня отвечает:
— Попозже.
Никогда ей нельзя рулить на большой дороге.
— Попозже, Сандра, как будем поближе к дому.
Пер Улов Энквист
«Марш музыкантов»
(Отрывки из романа)
В переводе Ольги Денисовой
Напасть греховная
Она снилась ему до конца жизни.
Всплывала в старческих снах, являясь ему одновременно девочкой и старушкой. Никаких кошмаров, все очень естественно и правдоподобно. Лицо Эвы-Лийсы, каким оно было, когда она только пришла к ним, но с царапиной, как в последнюю встречу. Всё сразу. Глаза широко распахнуты, смотрят без упрека, но с немым вопросом. Во сне он совершенно точно знал ответ, но вопрос, каким был вопрос?