Историк и власть, историк у власти. Альфонсо Х Мудрый и его эпоха (К 800-летию со дня рождения)
Шрифт:
Различие, на мой взгляд, объясняется особенностями контекста. В «Королевском фуэро» отражается та римско-правовая традиция Кодекса Феодосия, которая сохранилась в Вестготской правде. Альфонсо Х перефразирует ее, указывая, что «если характер спора не определен в этой книге, нужно довести это до сведения короля, чтобы он установил такой закон, по которому можно судить, и закон этот следует поместить в эту книгу» (FR. I.7.1). В то же время вторая редакция конституции Puritatem противоречит прологу, поскольку, как отмечают разные издатели, содержит интерполяцию, происхождение которой вызывает вопросы [54] . В ней говорится, что упомянутые чиновники должны клясться «secundum constitutiones nostras et in defectu earum secundum consuetudines approbatas ac demum secundum jura communia, Longobardorum videlicet et Romanorum, prout qualitas litigantium exiget, iudicabunt» [в соответствии с нашими постановлениями (конституциями), а при отсутствии таковых, следуя одобренным обычаям, а также ius commune, то есть лангобардским и римским нормам, пусть судят в зависимости от того, чего потребует харктер тяжбы (лат.)] [55] .
54
?Carcani, Romano 1992: 63; Huillard-Breholles 1854: 42 y n. a:
55
?LA. I.62.1 (левая колонка). По поводу вопросов, касающихся этой интерполяции, и ее связи с Liber Augustalis I.1.47; I 73.1; I 95.3 ссылаюсь на упомянутое издание. См. ниже прим. 63.
Если ограничиться первым изданием LA I.62, то можно сказать, что конституция I.79, относящаяся к назначению судей и секретарей и их подготовке [56] , совпадает с законами «Королевского фуэро» в том, что касается заботы об образовании оффициалов. Альфонсо Х, снова следуя римской традиции Кодекса Феодосия, сохранившейся в Вестготской правде, признает желательным, чтобы образование судей не ограничивалось знанием «Книги законов», и что им следовало бы знать и другие знаконы, но отмечает, что к ним нельзя прибегать при решении тяжб, хотя судьи могут ссылаться на них, чтобы подкрепить решение, вынесенное на основании «Королевского фуэро» (FR. I.6.5).
56
?LA I 79: «et quod in ipsius loci consuetudinibus sit instructus. Examinationem autem litterature et etiam iuris scripti nostre curie examini reservamus».
Учитывая задачи данного сообщения, изложенные соображения представляются достаточными, поскольку те, что можно было бы добавить, повлекли бы за собой сопоставления, к которым я не могу в данный момент обращаться, тем более что я уже прибегал к ним в других случаях в связи с законами Альфонсо X.
Если для правовой реальности Сицилийского королевства с изданием второй редакциеи конституции Puritatem (1246 г.) открылся новый путь, то Альфонсо Х перед лицом новой ситуации, связанной с предложением пизанских послов [выдвинуть свою кандидатуру на выборах на престол Священной Римской империи], должен был скорректировать свой проект, который в итоге был свернут из-за мятежа знати под руководством его второго сына Санчо IV. Таким образом, потерпела крах его попытка заменить «Королевское фуэро» (традиция римского права Кодекса Феодосия) на Партиды (традиция юстинианова римского права) [57] . Позднее, в 1505 г., в так называемых «Законах» Торо будет предпринята попытка согласовать эти две римско-правовые традиции [58] .
57
?См. выше прим. 31.
58
?Iglesia Ferreros 2006: 549 [551]–595. См. выше прим. 31.
Это повсеместное присутствие Партид в кастильском законодательстве столь значительно, что я могу, перефразируя слова других авторов, признать, что кастильское право заключено в Партидах, кроме тех конкретных случаев, когда его регулирование подвергалось изменениям посредством издания королевских законов. Переформулируя утверждение Августина, обычаи, признанные королями, – законы. Утверждение это, на мой взгляд, требует уточнений в том смысле, что кастильское законодательство во всей его полноте не фиксируется ни в Партидах, ни в «Уложениях Алькалы» [59] . Здесь я сошлюсь на свою работу, не упомянутую отдельно в приведенной выше библиографии и посвященную «Книге о законах и привилегиях» [60] .
59
?См. выше прим. 26.
60
?Iglesia Ferreiros 1995: [117] 119–175. Относительно привилегий см.: Fernandez Gomez, Ostos Salcedo, Pardo Rodriguez 1995.
Я вынужден признать свое неведение относительно судьбы тех двух пропавших рукописей (одна отмеченная золотой печатью, другая – свинцовой), о которых упоминает Альфонсо XI. Появление печати и первого печатного издания Партид, подготовленного юристом Диасом де Монтальво, которому было поручено составление так называемых «Кастильских королевских уложений», не решает вопросов, связанных с буквой Партид.
В 1555 г. из печати вышло издание Партид, осуществленное Грегорио Лопесом, выдающимся комментатором памятника [61] . Это издание сопровождается королевскими документами, выданными в тот же день, – 7 сентября 1555 г. Первое предоставляет право публикации и продажи с глоссой, составленной автором. Во втором, гораздо более интересном, упоминается, что лиценциату Грегорио Лопесу было поручено прокомментировать Партиды, но также и отредактировать их текст, поскольку как в печатных книгах, так и в рукописных содержалось множество опечаток и описок. После представленного членам Королевского совета сообщения о внесенных изменениях и вслед за долгим обсуждением был утвержден текст, который должен был оставаться неизменным, а на Грегорио Лопеса была возложена обязанность проследить за процессом печати, для того чтобы избежать новых ошибок.
61
?Partid. Я использую анастатическое переиздание в трех томах, выполненное Boletin Oficial del Estado.
Еще большим значением обладает другое свидетельство, также выданное в Вальядолиде 7 сентября 1555 г., в котором, после упоминания означенного процесса фиксации текста Партид, постанавливается, что они должны быть напечатаны «в книге на пергаменте и помещены в наш архив, для того чтобы, если в будущем в типографской форме будет допущена ошибка или в том издании появится какой-то изъян, можно было бы исправить его согласно этой книге; и когда возникнет сомнение относительно сути законов этих “Семи Партид”, прибегали бы к этой книге как к первоисточнику». Также добавляется, что, согласно приказу, эта книга была помещена в архив крепости Симанкас, и снова указывается на ее значение в случае сомнений относительно буквы Партид [62] . Тем не менее это предписание не возымело действия, поскольку те, кто работал над анастатическим изданием, использованным здесь, признают, что «при подготовке, естественно, обратились к Архиву Симанкас и убедились, что данный экземпляр там отутствует. Судьба его неизвестна, хотя даже если бы мы узнали изначальное место хранения экземпляра».
62
?См. выше прим. 31.
Таким образом, с этого момента существует официальный текст Партид, снабженный глоссой, задачей которой является уточнить сферу действия законов. Здесь нет смысла останавливаться на его дальнейшей судьбе и тем более на последствиях, которые для традиции Партид имело восприятие через Кадисскую Конституцию 1812 г. идей Просвещения, при этом не сопровождавшихся импортированием социально-экономических структур, порожденных Французской революцией. Тем не менее стоит напомнить, что их статус «зерцала всех законов» («Зерцала»), в которое надлежало смотреться всем королям, стремящимся исполнить высокое предназначение, возложенное на них Богом (Партиды), объясняет авторитет, достигнутый ими в сфере действия ius commune. На это указывает кардинал Джованни Баттиста де Лука (1614–1683), итальянский юрист, родившийся, несомненно, в Базиликате, но завершивший обучение в Неаполе, где он начал блестящую карьеру адвоката, а затем перебрался в Рим. Его сугубо практическое отношение отразилось в признании того, что при интерпретации гражданских законов необходимо учитывать и принимать во внимание Партиды, поскольку законы эти взяты оттуда.
Хотя в Испании не произошла Революция, но посредством Кадисской Конституции 1812 г. в стране получили распространение идеи, восторжествовавшие благодаря Французской революции, которые, правда, были восприняты далеко не сразу. Сейчас наша задача состоит не в обсуждении отдельных последствий, а в привлечении внимания к основополагающим идеям, которые предполагали, в конечном счете, полную замену всех тех представлений, на которых зижделись правовые системы с момента падения Римской империи и до Французской революции, пусть и не всегда сохранявшихся в неизменной форме. Не нужно забывать, что укорененное сегодня фундаментальное представление заключается в признании того, что суверенитет, незаконно удерживавшийся королем, на деле принадлежит народу, нации.
В «Королевском фуэро» в отношении поединков устанавливается привилегированное право идальго на эту процедуру [63] и устанавливается, что они должны происходить перед лицом короля, поскольку только он может признать побежденного изменником [то есть виновным в преступлении] или невиновным. Кроме того, далее указывается, что король может признать его верным [то есть невиновным], даже если доказательства свидетельствуют о его вероломстве, поскольку «так велика власть короля, что заключает в себе все законы и все права, и власть эта дана ему не людьми, а Богом, место которого он занимает во всех земных делах» (FR. IV.21.5). Мне удалось осмыслить это утверждение, сузив его до королевского прощения, основанного на понятии caritas [любви к людям, гуманизма] [64] , исключив его функцию внутри сферы summa potestas [полной власти (лат.)], и даже внутри применяемой ex plenitudine potestatis [исходя из всей полноты власти (лат.)], присущей средневековому королю. Позднее это понятие трансформировалось в новый концепт, что нашло отражение в постановлениях кортесов в Ольмедо в 1445 г., когда горожанами было признано право короля устанавливать законы, и что было четко сформулировано в приписке к завещанию Изабеллы I еще до того, как Боден дал свое классическое определение суверенитета. У меня складывается впечатление, что в современную эпоху это право прощения – в форме смягчения или амнистии – уже принадлежит не носителю суверенитета (если признать, хотя бы формально, что правом северенитета обладает нация), а одной из ветвей власти, что, как представляется, подтверждает лживость утверждения о том, что кортесы являются средоточием национального суверенитета.
63
?Ср. LA. I.47. См. выше прим. 55.
64
?Buisson 1982.
Хосе Санчес-Арсилья Берналь
Кортесы во времена правления Альфонсо Х Мудрого
Кортесы эпохи Альфонсо Х: свет и тени
С тех пор как в конце XIX в. В. Пискорский [65] опубликовал первый систематический институциональный анализ кастильских кортесов, количество исследований, посвященных этому знаковому институту, значительно увеличилось. Был сделан значительный шаг вперед по сравнению со старыми исследованиями Мартинеса Марины [66] , Семпере [67] , Кольмейро [68] или Санчеса Могеля [69] . В последней трети ХХ в. испанские [70] и зарубежные [71] медиевисты начали изучение многих вопросов, связанных с кастильско-леонскими кортесами, но по-настоящему интерес к этой теме оживили конгрессы, прошедшие в Бургосе (1986) [72] , Саламанке (1987) [73] и Леоне (1988) [74] и приуроченные к юбилею леонских кортесов 1188 г., вызывающих множество споров.
65
?Piskorsky 1930.
66
?Martinez Marina 1813.
67
?Sempere y Guarinos 1815.
68
?Colmeiro 1883–1903.
69
?Sanchez Moguel 1894.
70
?Помимо обязательных общих работ и посвященных правлению отдельных королей монографий, в которых исследуются проблемы, связанные с кортесами, можем сослаться на: Valdeon 1970–1971, 1977b, 1991; Perez-Prendes 1974; Gonzalez 1977; Ruiz 1982; Ladero Quesada 1984; Oliveira Serrano 1988; Martin 1989; Fernandez Caton 1993.
71
?Это направление исследований было открыто Р. Б. Мерриманом в нач. ХХ в. работой Merryman 1911, но наиболее важные труды в этой области принадлежат Дж. Ф. О’Кэллэгену: O’Callaghan 1969, 1971, 1981, 1983, 1987, 1989. Равным образом обязательна для ознакомления книга Эвелин Проктер – Procter. 1980.
72
?I CC.CCL
73
?II CC.CCL
74
?III CC.CC