Историки Греции
Шрифт:
113. Пастух рассудил, что жена его говорит весьма разумное, и он тотчас так и поступил: младенца, принесенного им для умерщвления, отдал жене, а своего, мертвого, положил в кузовок, в коем принес первого, и, нарядив во весь наряд его, отнес на горы в самое дикое место. По прошествии трех дней, как младенец был выброшен, пастух пошел в город, оставив сторожем при выброшенном своего подпаска; и пришед к Гарпагу, объявил ему, что готов показать труп младенца. Гарпаг же, послав с ним вернейших из своих оруженосцев и чрез них удостоверившись, погребает сына Пастухова; другого же ребенка, ставшего потом известным под именем Кира, взяла и воспитала Пастухова жена, давши ему имя не Кира, но другое.
114. Когда дитяти исполнилось десять лет, его узнали по одному приключению. В той деревне, где стояли те паственные стада, ребенок сей часто играл на дороге с другими своими сверстниками.
115. Услышав сие и увидев, Астиаг из уважения к Артембару пожелал наказать обидчика и послал за пастухом и его сыном. Когда оба пришли, Астиаг, смотря на Кира, сказал: «Ты, сын такого отца, осмелился так дерзко поступить с ним, сыном первого из моих вельмож?» Кир ответствовал: «Государь! сие мною сделано по праву. Деревенские мальчики, в числе коих был и он, играючи, поставили меня над собою царем, ибо я им показался для сего способнейшим. Другие мальчики повеления мои исполняли, а этот не слушался и не уважал слов моих, за что и был наказан. Впрочем, если я достоин за сие взыскания, то я здесь».
116. Между тем как мальчик говорил, Астиага осенило узнание: показалось ему, что и черты лица мальчика сходны с его чертами, и ответ его смелее рабского, и лета его согласны с тем временем, когда велено было выбросить зверям царского внука. Изумленный сим, Астиаг несколько времени безмолвствовал; а едва собравшись с духом, сказал он так, желая выслать Артембара, дабы допросить пастуха наедине: «Артембар! я сделаю так, что ни тебе, ни сыну твоему не придется роптать на меня!» С сими словами Артембара он отсылает, Кира же приказывает служителям отвести во внутренние покои.
Когда пастух остался один, Астиаг наедине его спрашивает: где взял он этого мальчика и от кого получил его? Пастух отвечал, что это его сын и что мать его и до сих пор жива. Но Астиаг на то сказал, что худо тот бережет себя, кто хочет приневолен быть к признанию истязаниями; и сказав сие, дал знак телохранителям, чтоб взяли его. Тут пастух, приведенный в крайность, решился открыть дело так, как было, и рассказал с самого начала все, не утаивая истины; а по окончании рассказа умолял царя о милости и прощении.
117. Астиаг, узнав от пастуха истину, более не стал обращать на него внимание, но сильно вознегодовал на Гарпага и велел телохранителям призвать его к себе. Когда же Гарпаг пришел, то Астиаг спросил его так: «Гарпаг! какою смертию умертвил ты младенца, рожденного моею дочерью, которого я тебе отдал?» Гарпаг, увидев пастуха, не стал обращаться ко лжи, дабы не быть уличену, но сказал так: «Государь! получивши младенца, размышлял я, как бы мне и волю твою исполнить, и проступка пред тобою не совершить, став убийцею пред лицом твоей дочери и твоим. Посему поступил я так: призвав этого пастуха, я отдал ему младенца, сказав, что ты повелел убить его; и в этом я не солгал, ибо таково и было твое приказание. Отдавая же ему дитя, я велел его положить на горах в диком месте и, оставшись при нем, дождаться, пока оно не умрет, а если он сего не исполнит, то грозил ему жестокими угрозами. Когда по исполнении пастухом порученного младенец умер, то послал я вернейших евнухов удостовериться о его смерти и похоронил его. Так, государь, сие дело происходило, и таковою смертию умер внук твой».
118. Так Гарпаг показал сущую истину. Астиаг же утаил свой гнев на него за происшедшее и поначалу все пересказал ему точно так, как услышал о том от пастуха, а потом добавил как бы от себя, что ребенок жив и что он, Астиаг, радуется тому, ибо, присовокупил он, много поскорбел он из-за того, что причинил младенцу, и нелегко переносил попреки, слышанные от дочери. «Но как теперь случай все поправил, то пришли к сему новоприбывшему мальчику сына своего, а сам будь ко мне на ужин, ибо я хочу за спасение отрока принесть жертву тем богам, коим честь сия принадлежит». 119. Гарпаг, сие услышав, преклонился пред царем и, весьма обрадованный, что не только вина его не имела худых последствий, но и по счастью зван он к ужину, пошел домой. А пришед домой, тотчас сына своего, — а был тот сын единственный и имел около тринадцати лет, — посылает сего сына к Астиагу, наказавши делать все, что царь ему повелит; сам же в великой радости рассказывает все приключившееся жене своей.
Царь же Астиаг, когда пришел к нему сын Гарпагов, приказал его заколоть и, изрезав в куски, частию изжарить и частию сварить его мясо, хорошо приправить и держать готовым к ужину. Когда же наступило время и пришли к столу как другие гости, так и Гарпаг, то Астиагу и прочим гостям подаваема была баранина, Гарпагу же мясо собственного сына его, кроме лишь головы и оконечностей рук и ног, положенных особо в закрытой корзине. И когда Гарпагу показалось уже, что он насытился, Астиаг спросил его, нравится ли ему кушанье; а как тот ответствовал, что весьма нравится, то вот принесена, кем следует, в закрытой корзине голова сына его, руки и ноги, и повелено ему открыть корзину и взять из нее, что ему угодно. Гарпаг повинуется, открывает и видит останки сына своего, но увидя их, не изумился и остался в совершенном спокойствии духа. Астиаг тогда его спросил, знает ли он, какого зверя ел он мясо? И Гарпаг на сие ответствовал, что знает и что ему любезно все, что государь ни делает. С таковым ответом и взявши с собою останки сына, пошел он домой, как я полагаю, с намерением все оные собрать и зарыть в могиле.
120. Так Астиаг отмстил Гарпагу. О Кире же помышляя, призвал он к себе тех же волхвов, кои прежде толковали ему сновидение, и как пришли они, спросил их снова о сем толковании. Волхвы повторили ему прежние слова свои, сказав, что отроку суждено царствовать, если он остался в живых и не умер прежде. Царь на сие ответил им так: «Отрок жив и не умер, а воспитывался он в деревне, и мальчики той деревни поставили его царем, и делал он все, что делают настоящие цари, распорядив при себе и копьеносцев, и привратников, и вестовщиков, и прочих всех сановников. Каково же вы теперь об этом судите?» Волхвы ответствовали: «Если отрок остался жив и царствовал без какого-либо умысла, то будь о сем спокоен и не смущайся духом, ибо в другой раз уже не будет он царствовать: как иные прорицания нам оборачиваются маловажностями, так подавно и сонные видения совершенно бывают ничтожны». Астиаг на сие сказал: «Волхвы! я и сам так полагаю, что как сей отрок был уже наименован царем, то на том и сбылось сновидение, и мне он уже нимало не опасен. Однако ж по здравом размышлении дайте мне совет, что есть ныне безопаснейшее для дома моего и для вас?» И волхвы ему ответствовали: «Государь! нам и самим весьма желательно, чтобы царство твое пребыло невредимо: ибо перешед к сему отроку, родом персиянину, оно достанется чуждому народу, а мы, мидяне, обратимся в рабство и будем у персов в презрении как чужеземцы; доколе же пребываешь царем нашим ты, соплеменник наш, то и мы участвуем в твоей власти и получаем от тебя великие почести. Посему должны мы всячески пещись и о тебе и о твоем царствовании; и ныне, если бы усматривали мы какую опасность, все бы тебе предсказали. Но как сновидение обернулось вздором, то теперь и сами мы ничего не боимся, и тебе советуем отложить страх. Впрочем же, отрока сего удали с глаз своих и отошли в Персиду к родителям его».
121. Астиаг, услышав сие, обрадовался и, призвав к себе Кира, сказал ему так: «Дитя! поверив несбывчивому сновидению, я обидел тебя, но судьба твоя спасла тебя. Итак, радуйся тому и ступай в Перейду, а я дам тебе провожатых: как придешь туда, то найдешь своих отца и мать не таковых, как пастух Митрадат и жена его».
122. Так сказавши, Астиаг отпускает Кира. Когда же Кир воротился в дом Камбисов, то принят был родителями своими, и принят с тем большею радостию, что его почитали погибшим тотчас после рождения его. И они его расспрашивали, каким образом остался он в живых; он же отвечал им, что прежде ничего не знал о себе и вовсе не ведал истины, но на пути совершенно узнал все, что пришлось ему претерпеть: ибо прежде почитал он себя сыном Астиагова пастуха, но, идучи сюда, услышал от провожатых всю повесть свою. Тут и рассказал он, как воспитывала его жена Пастухова, и хвалил ее всячески, так что имя «Собака» было в каждом слове его; а родители, схватясь за сие имя, дабы заставить персов думать, что спасение дитяти впрямь было делом божеским, выпустили слух, будто брошенный Кир был вскормлен сукою. Вот откуда пошла сия молва.