История Африки с древнейших времен

Бюттнер Теа

Когда в 1331 г. Ибн Баттута посетил Килву, он отозвался о ней как об одном из самых прекрасных из виденных им городов, хорошо распланированном и красиво построенном. Большинство его жителей были зинджи с очень черной кожей, лица их покрывала татуировка. Последние археологические раскопки особенно убедительно опровергают мифы о персидском (ширази) и арабском происхождении суахилийских городов. Хотя торговые контакты несомненно оказывали глубокое влияние на общественное развитие городов-государств восточного побережья Африки, это никоим образом не дает права отрицать их негроидно-африканский характер (равно как и значительных государств и городов-государств западноафриканского побережья в это же время).

После многих лет серьезных археологических исследований Дж. Мэтью был вынужден признать ошибочность своего первоначального тезиса, будто исследованные им руины — остатки арабских или персидских колоний на побережье. Он привел хорошо аргументированные доказательства того, что история

этих городов-государств является историей африканской культуры, которая постепенно исламизировалась: «Но и став мусульманской, эта культура оставалась негритянской». Даже архитектура побережья, сильно подверженная культурным влияниям извне, представляла собой, по его мнению, ярко выраженный вариант средневековой мусульманской культуры. Так были опровергнуты вековые легенды, распространявшиеся местными городскими хрониками. Ибо, как и в других странах, африканские правители, мыслившие космополитически благодаря широким торговым и культурным контактам, охотно использовали в своих интересах миф о нездешнем, божественном происхождении их власти и искали подтверждения своего господства в арабско-персидской традиции.

Восточноафриканские города-государства XIII–XV вв. стали центрами, исходными точками и очагами оригинальной суахилийской культуры, прославившейся своим высокоразвитым языком и созданными на нем многочисленными литературными произведениями, равно как и историческими хрониками. Начиная с XVI в. все надписи делались на суахили. На этом языке местные поэты складывали утонченные лирические стихи и эпические поэмы и записывали их собственным письмом, созданным на основе арабской письменности. Кроме того, история некоторых городов-государств запечатлена в местных хрониках, преимущественно на суахили. Только немногие из них составлены, как встарь, на арабском языке. Наибольший интерес представляют написанная в 1520 г., еще по-арабски, хроника Килвы и относящиеся к более позднему времени хроники Пате и Ламу, сохранившиеся в различных вариантах на суахили. История Момбасы, также написанная на суахили, дошла в английском переводе. Килва, важный торговый пункт на восточноафриканском побережье, многие века занимала первенствующее положение среди соседних городов, поэтому ее хроника дает возможность создать представление о всех них. Археологические раскопки дополнили это представление недостающими в цепи звеньями и интересными данными об экономике и культуре.

При раскопках в Килве, Геди, Занджи-я-Като близ Килвы, в Куа, на коралловом острове Сонго-Мнара и во многих других прибрежных районах найдены остатки великолепных мечетей, гробниц, каменных дворцов, монеты арабской, персидской и местной чеканки, множество глазурованных каменных изделий, черепки китайского фарфора от позднесунского периода до раннего периода Мин (ок. 1127–1450), украшения и предметы роскоши из Индии и стран Персидского залива. Находки говорят о том, что с развитием судостроения и навигационной техники, а также благодаря использованию благоприятных течений и ветров установились очень тесные торговые отношения этого района побережья с северо-западной частью Индийского океана и — через Малаккский пролив — с китайской провинцией Кантон. Прибрежные города Восточной Африки служили перевалочными пунктами в морской торговле, сюда же сходились нити всех посреднических (в прямом смысле этого ошва) операций в глубине материка.

Как уже было показано на примере государства Мвене Мутапа, торговля на побережье и посреднические операции между ним, с одной стороны, и племенами и сферами влияния государств в глубинных районах Центральной и Южной Африки — с другой, были сосредоточены в руках арабо-суахилийского купечества. Барбоса [46] , который наблюдал внутриафриканскую торговлю, когда она еще не была подорвана португальскими завоевателями, рассказывает: «На маленьких судах — „самбуках" они приходили из королевств Килва, Момбаса и Малинди в Софалу и доставляли большое количество хлопчатобумажных платков — разноцветных, белых, синих, а иногда и из шелка, и множество маленьких бус серого, красного и желтого цвета. Все эти вещи привозили в названные королевства из больших индийских государств Камбея другие суда большего размера». Морская торговля осуществлялась в основном на судах арабов и персов, ее маршруты вели через южные порты Аравийского полуострова, в том числе через Аден, и Персидского залива в Индию, Индонезию (Ява, Суматра) и Китай.

46

Дуарти Барбоса — португальский моряк, спутник Магеллана в его кругосветном путешествии, погибший вместе с Магелланом в 1521 г. Оставил описание своих плаваний, содержащее богатую информацию о восточном и красно-морском побережьях Африки. — Примечания Л. Е. Куббеля.

С XV в. в торговле участвовали китайские флотилии. Численность их команд и пассажиров в иных случаях достигала 30 тысяч человек. В 1417–1418 гг. высокопоставленный чиновник императорского двора адмирал Чжэн Хэ, сопровождаемый

огромным флотом, нанес ответный визит в Малинди на побережье современной Кении. Но это был исключительный случай: китайские суда редко бросали якорь у восточных берегов Африки. Китайские товары поступали на рынки Восточной Африки из портов Южной Индии, куда издавна заходили китайские суда и купцы из района Персидского залива и из других промежуточных пунктов. Города восточноафриканского побережья вывозили добывавшиеся во внутренних областях материка золото, железо и медь в виде брусков, слоновую кость, шкуры животных. В начальный период рабы занимали в товарообороте второстепенное место; лишь после того как в XVI в. в Африке появились португальские работорговцы и возник спрос на рабов, этот товар стал цениться больше. Этому способствовало вторжение маскатских арабов и установление их господства в XVIII в. На побережье и в его хинтерланде наиболее популярными из ввозившихся товаров были хлопчатобумажные и шелковые ткани, стеклянные товары, бусы, благовония, фарфор, изделия из золота и серебра.

Благосостояние арабо-суахилийской верхушки приморских городов зиждилось прежде всего на доходах от торговли. Знатные люди либо сами, либо через посредников деятельно занимались коммерцией и богатели за счет приносимых ею барышей. Многие из них, будучи чинами различных органов административного аппарата, получали прямым или косвенным путем свою долю прибылей с таможенных сборов и налогов на ввоз и вывоз товаров. Например, за вывоз золотых брусков стоимостью 1 тысяча мискалей таможенные власти взимали 50 мискалей. Наряду с твердо установленной пошлиной султаны приморских городов-государств часто облагали товары дополнительными сборами.

Напротив, взимание налогов с жителей городов и с окрестных сельских общин, занимавшихся рыболовством, земледелием и огородничеством, приносило правящей верхушке весьма ограниченные доходы. Судя по сообщениям, существовал институт домашнего рабства и множество рабов использовалось в качестве слуг, надзирателей и других служащих, но о применении рабского труда в производстве источники не упоминают. Только один неизвестный португалец писал в начале XVI в. о плантациях вокруг города Килва, обрабатываемых черными рабами. Лишь начиная с XVII–XVIII вв., когда власть арабско-маскатских династий распространилась на побережье и Занзибар, применение труда рабов и лично зависимых людей в имениях аристократии (на суахили — «машамба» [47] )увеличилось.

47

Слово «шамба» (мн. число — «машамба») обозначает на языке суахили вообще поле или любой возделанный участок земли; значение «имение» лишь вторичное. — Примечания Л. Е. Куббеля.

Обработка меди и железа, в частности для производства сельскохозяйственного инвентаря, наконечников для стрел, ножей, иголок, достигла сравнительно высокого уровня, но тем не менее на развитие общества суахили ремесло не оказало сколько-нибудь существенного влияния: оно не было органически связано с внешней торговлей.

О политическом и государственном устройстве этих городов в период XII–XV вв. нам известно мало. В некоторых семьях сан правителя передавался по наследству, но это определялось правовыми нормами суахили, а не велением Корана. Правители неизменно стремились утвердить свою власть над племенами глубинных районов: без этого нельзя было обеспечить безопасность передвижения и торговли.

Необходимо подчеркнуть, что города восточного побережья никогда не объединялись в единый федеративный союз, пусть даже непрочный, хотя периодически то один, то другой город возвышался и занимал более или менее ведущее положение: в XIII в. — Килва, в XIV в. — Пате, в XV в. — Занзибар.

Когда в конце XV в. на побережье Восточной Африки появились первые португальские завоеватели, они еще нашли цветущие центры торговли, чьи богатства и доходы разожгли их аппетиты. Пытаясь их удовлетворить, они варварски разрушили приморские города и захватили в свои руки торговые связи. Тем самым был положен конец существованию городов-государств Восточной Африки и их культуры. Выразительную картину рисует Б. Дэвидсон: «Приморские города Африки по красоте и удобствам не отличались от большинства приморских городов Европы или Индии. Так же гордо стояли они на берегу сверкающего океана, так же высоки были их дома, так же прочны стены, так же вымощены камнем были их набережные. Вершины холмов были застроены крепостями и дворцами. Казалось, города эти достаточно сильны, чтобы сохраниться навечно. И тем не менее от них ничего не осталось. Почти все они исчезли с лица земли. Лишь немногие ученые знают сейчас об их существовании. Их руины, затерянные в прибрежных джунглях или среди пустынных холмов, — лишь предмет загадок для любителей древности» [48] .

48

Б. Дэвидсон. Новое открытие древней Африки. М., 1962, с. 187.