История амулета
Шрифт:
— Кто вы такие, о чужеземцы? — начал было фараон, но тут его взор обратился на молодого жреца, и он весьма грозно закричал: — Как смел ты, о вероломный Рекх-мара, запятнать своим появлением мое Высочайшее Присутствие, когда твоя непричастность к известному тебе гнусному обману еще до сих пор не установлена?!
— О несравненный владыка! — взмолился молодой жрец. — Ты, что являешь собой нетленный образ великого Ра и его божественного сына Гора! Ты, кому подвластны сердца и мысли небожителей и обыкновенных смертных! Ты наверняка уже прочитал в умах этих презренных скитальцев, что они являются детьми детей покоренной
— Все это очень хорошо, — капризно сказал фараон, — но где же сами дары?
Четверо детей покоренной и попранной благоуханной пятой фараона нации внезапно оказались в центре внимания самого блестящего, самого золотого и самого разукрашенного общества из всех, что когда-либо существовали на земле. Немного оторопев от столь внезапного оборота событий, они неловко раскланялись на все четыре стороны и извлекли на свет Божий старый железный замок, несессер и булавку для галстука.
— Но это никакая не дань, — пробормотал Сирил себе под нос. — Англия еще никому не платила дани.
Главный распорядитель забрал у детей дары и, изогнувшись чуть ли не до самого пола, передал их фараону. Тот некоторое время изучал их с огромным интересом, а затем распорядился: — Отнесите все это в Царскую Сокровищницу!
Детям же он сказал следующее:
— Дары, конечно, незначительные, но все же достаточно чудные и даже, пожалуй, изысканные. А что там насчет магии, Рекх-мара? — добавил он, обращаясь к молодому жрецу.
— Эти недостойные сыновья покоренной нации… — начал разливаться Рекх-мара.
— Да ничего подобного! — сердито прошипел Сирил.
— …покоренной и попранной нации могут на глазах у всех высечь огонь из крохотного кусочка древесины.
— Крайне было бы интересно посмотреть, как это у них получится, — сказал фараон, точь-в-точь как перед тем Рекх-мара.
Сирил выступил вперед и без лишнего шума зажег спичку.
— Хочу еще! — сказал фараон, на этот раз более всего на свете напоминая Ягненка, опустошившего очередное блюдце с вареньем.
— Он больше не может колдовать! — внезапно зазвенел под сводами зала голос Антеи. Тотчас же глаза всех присутствующих обратились на нее. — Не может, потому что у него в ушах звучат голоса свободнорожденных, но угнетенных людей, требующих пива, хлеба с луком и увеличения обеденного перерыва! Если эти люди получат все, чего требуют, колдовская сила вернется к нему.
— Какая невежливая девочка! — сказал фараон. — Однако распорядитесь, чтобы эти собаки, что беснуются на улицах, отныне получали по лишней луковице, — добавил он, не поворачивая головы. — Да, и увеличьте им обеденный перерыв. У нас всегда найдется, кому работать в это время.
Какой-то затянутый в золото чиновник тут же поспешил к выходу.
— Народ будет молиться на Тебя, о бессмертный! — только что не заплакал от счастья Рекх-мара. — Храм Амона едва ли сможет вместить в себя все его подношения по этому поводу.
Сирил зажег еще одну спичку, и по Залу Славы прокатился сдержанный ропот удивления и восторга.
— О величайший из всех живущих, о Ты, перед кем склоняются в поклоне солнце, луна и небесные звезды! — запричитал тут подлиза Рекх-мара. — Прощен ли я теперь? Доказана ли моя непричастность к гнусному обману?
— На сегодня да, — коротко ответил фараон. — А теперь оставь меня в покое! Ты прощен, вот и ступай себе с миром!
Улыбающийся до ушей молодой жрец окрыленной походкой выбежал из зала. А фараон снова повернулся к детям и ни с того ни с сего спросил:
— А что это там у вас шевелится в мешке? Покажите же мне скорее, о чужеземцы!
Детям ничего не оставалось, как извлечь из «адовой авоськи» Песчаного Эльфа.
— Возьмите ее! — небрежно приказал фараон слугам. — Очень любопытная мартышка. Она послужит отличным дополнением к моей коллекции бесхвостых нумидийских обезьян.
И в тот же самый момент, несмотря на все уговоры детей, подкрепленные укусами Псаммиада (а, нужно заметить, и те и другие были очень и очень яростными), Песчаного Эльфа унесли прочь по темным коридорам дворца.
— О, пожалуйста, обращайтесь с ним как можно осторожнее! — закричала Антея. — По крайней мере, найдите ему самую сухую клетку! Или возьмите его священное жилище! — И она протянула вслед удалявшимся слугам шитую красными нитками сумку.
— Это очень волшебное животное! — закричал Роберт. — Оно поистине бесценно!
— Вы не имеете никакого права отбирать его у нас! — закричала Джейн. — Это позор! Самый настоящий грабеж средь бела дня, вот как это называется!
Последовала долгая и ужасная пауза. Затем фараон произнес:
— Заберите у них священное жилище волшебного зверька, а их самих посадите под замок. Возможно, после ужина я захочу еще немножко поразвлекаться их колдовством. Стеречь их крепко и не пытать — пока не пытать.
— О, Боже мой! — причитала Джейн, когда стражники выводили их из зала. — Я так и знала, что добром это не кончится! Зачем мы только вообще согласились пойти к этому гадкому фараону!
— Помолчи, глупышка! — урезонил ее Сирил. — Если помнишь, отправиться в Египет было твоей идеей. Так что заткнись и успокойся. Все будет хорошо.
— Я же думала, что мы будем играть в мяч с принцессами, — всхлипывала Джейн, — и весь день напролет гоняться за жаворонками. Кто же мог знать, что все кончится так ужасно!
Комната, в которой заперли детей, была самой что ни на есть настоящей комнатой, а вовсе не мрачным узилищем под крепостным рвом, как того опасались трое старших детей. И это, по выражению Антеи, было их единственным утешением. Стены комнаты были наглухо закрыты расписными деревянными панелями, на осмотр которых при любых других обстоятельствах дети не преминули бы потратить не один час. И, что немаловажно, там имелась замечательная низенькая кушетка и пара-другая стульев.