История Андрея Бабицкого
Шрифт:
Милитаризация
История с Бабицким была частью истории войны с Чечней, у которой была одна особенность: это была война необъявленная. Утверждение М.Соколова, что журналиста «задержали в зоне боевых действий без надлежащих документов», является типичным образцом игнорирования правового аспекта проблемы. Позднее выяснилось, что «надлежащие документы» у Бабицкого были, но их у него отобрали сами задержавшие. Возможно, и это не смутило бы тех, кто видел в происходящем войну, а войну понимает как упразднение всякого права: «Во время войны превратно понятая свобода слова может стоить свободы и жизни сотням людей» (Ю. Поляков).
«Не
Позднее выяснилось, что снимки были сделаны не Бабицким (и конечно, подобные снимки — все-таки журналистика, а не что-либо иное). Для мифологического сознания это не слишком важно. Второстепенным является даже оценка того, насколько журналист — милитаризованная фигура. Бабицкого осуждали и те, кто считал, что «журналистика — военная профессия, а на войне как на войне» (А.Архангельский), и те, кто полагал, что Бабицкий просто искал острых ощущений, имея «к собственно журналистике крайне отдаленное отношение» (М.Соколов).
Более того, представители одной и той же позиции одобрительно отзывались о якобы милитаристски настроенном журналисте, который-де «погиб как солдат» (А. Курганов), — и критиковали Бабицкого именно за то, что тот якобы уподобился солдату (утверждение «погиб как солдат» о журналисте Яцине было мифом, ибо тот как раз поехал в Чечню как профессионал-журналист, фотографировать войну для западных СМИ, более того, оказавшись в плену, принял ислам, за что его сторонились товарищи по несчастью). Таким образом, оказывалось, что журналисту нормально быть солдатом, если он «воюет» на «нашей» стороне, и ненормально, если на противоположной. Если бы просто осуждалось предательство, это было бы логично, но тут речь не о предательстве (которого и не было), а о неспособности выработать универсальный этический критерий, признать во враге подобного себе.
Собственно военной пропаганды в деле Бабицкого было немного, но она была и заключалась в попытке противопоставить образу Бабицкого какой-то иной. Сперва Б. Александров заговорил о двойном стандарте, противопоставив Бабицкому просто солдат:
«Российские солдаты идут в новые атаки на террористов, ежеминутно смертельно рискуя своими жизнями. Но это как бы уже информация второго плана… Почему снова двойной стандарт?» В. Овчинников о лорде Хау, которого якобы расстреляли англичане за выступления по гитлеровскому радио, пусть даже объективные: «И на этом факте истории до сих пор воспитывают английских школьников. Их учат правильно понимать свободу слова в условиях войны». В обоих случаях, однако, сравнение проводилось по слишком отдаленному признаку. А. Кукушкин попытался сделать опорой для сравнения «настоящего героя» с Бабицким эпизод с добровольной отдачей себя за другого: вот при освобождении заложников в Москве отдали офицера в обмен на плененного человека и офицер погиб, почему тогда не сокрушались? «Девочки-журналисточки могут возразить: но то был офицер, полковник, а Бабицкий — штатский журналист. Девочки, а чем офицер «хуже» журналиста?». Тем не менее тут натяжка была очевидна, даже «девочки» возразили бы не «то был офицер», а «то был добровольный поступок». Тогда за основу был взят случай полугодовой давности: гибель журналиста В. Яцины (см. выше).
Сатанинские
Наиболее часто встречающимся мотивом в милитаристской риторике стал мотив денег. Матрицей можно считать анонимный материал (по лексике в высшей степени советский) из «Аргументов и факсов»: «PC» — радиостанция, финансируемая Конгрессом США и находящаяся под влиянием ЦРУ». «Репортер Бабицкий оплачивается американскими деньгами». «В не столь уж давние времена, когда головной офис Радио «Свобода» размещался в Мюнхене, я не раз там бывал. В том числе и вместе с Бабицким. Хорошо помню, как он не хотел возвращаться домой. Прямо до слез. Сдерживало моего коллегу лишь одно: не было денег. Теперь будут» (М. Дейч).
«Мифологичность такого мышления обнаруживается, когда один и тот же автор одновременно утверждает, что «Свобода» нуждается в деньгах и «хотела выбить дополнительное финансирование» и что «за судьбу г-на Бабицкого можно не беспокоиться. У него небедные хозяева в Вашингтоне» (Р. Гусейнов).
Тот факт, что сами творцы этого мифа пишут за деньги, считают даже возможным (как журналисты «Независимой газеты») получать именное наградное оружие от министра обороны, спокойно игнорируется. Исключением стал Ю. Кублановский, который сперва воспроизвел стереотип еще большевистской пропаганды: «Он — журналист на американской службе, получающий заокеанское жалованье. И как таковой — он отнюдь не независимый журналист, а выполняющий определенное идеологическое задание, возможно, конечно, и совпадающее с личным мировоззрением господина Бабицкого. Но просто так, как известно, никто никому денег не платит». А через несколько дней он счел необходимым оправдаться, ведь он сам раньше получал на «Свободе» деньги: раньше-де «интересы ее хозяев и отечественных свободолюбцев совпадали: освобождение России от коммунистического маразма. Не то теперь. Теперь у «Свободы» и у России разные, порой противоположные интересы».
Впрочем, если бы «Свободы» не было, это не поколебало бы мифа. В телепередаче М. Леонтьев, «заявив сначала, что Бабицкий — его друг… почему-то вспомнил, что в период безденежья тот торговал какой-то рыбой», — писал Ю.Щекочихин. Причина такого воспоминания понятна: торговля, причем любая, есть нечто сатанинское для архаичного сознания. Демонизация была увенчана мифом о иудеях-христопродавцах как посредниках между Бабицким, США и сатаной (А. Проханов): «И цэрэушная «Свобода», банкиры «малого народа», у трапа чек вам отдадут».
Подданый сатаны
Впрочем, и не деньги, а сам факт работы на «Свободе» плох: «Российский гражданин и журналист зарубежной радиостанции, то есть зарубежный (по иностранному статусу) журналист Бабицкий. Это существенная разница. Более того — принципиальная» (В.Третьяков). Юридически, разумеется, никакой разницы нет, и если какой-либо «принцип» тут и прощупывается, то принцип отчуждения от идейного противника. Он не может быть соотечественником. «Бабицкий — иностранный журналист» (Б.Александров). «Бабицкий работал на американской радиостанции «Свобода» и выполнял в Чечне задания руководства этой станции» (С.Минаев).
При этом мифотворцам безразлична конкретная «страна», М.Соколов назвал Бабицкого «ичкерийским корреспондентом». Деньги тоже не так важны, они лишь символ служения сатане. Таким же символом может служить гормон: якобы Бабицкий поехал в Чечню ради адреналина, который «нынче дорог», но без которого он уже существовать не может (М.Соколов). А.Архангельский вообще отказался от материалистической основы образа, у него вместо денег или адреналина фигурируют страсти: «Есть мотивы посильнее и посложнее денег. Эйфория власти над умами, безответственный романтизм, задавленные писательские амбиции… человек, привыкший к чувству опасности, начинает нуждаться в ней как в постоянной энергетической подпитке». Схожим образом психологизирует М.Дейч, не озабочиваясь тем, что сказанное в силу психологических законов может быть повернуто против сказавшего: «Инфантильный пожилой юноша нашел выход застарелому комплексу неполноценности».