История Англии для юных
Шрифт:
— Фиц-Стефан, — сказал принц, — поставь три бочонка вина твоим пятидесяти чудо-матросам! Мой августейший отец уже в открытом море. Сколько времени мы можем здесь веселиться, не рискуя причалить к берегам Англии позже других?
— Ручаюсь вам, мой господин, — отвечал Фиц-Стефан, — что, если мы снимемся с якоря в полночь, к утру мои пятьдесят удальцов обойдут на «Белой Ладье» быстрейший корабль из королевской флотилии!
Тут принц приказал всем веселиться. Матросы накинулись на три бочонка вина, а принц и его высокородные попутчики принялись отплясывать при лунном свете на палубе «Белой Ладьи».
Когда
Трах! Вопль ужаса вырвался из трехсот сердец. Тот самый вопль, отзвук которого был услышан на далеких кораблях королевской флотилии. «Белая Ладья» налетела на подводную скалу — дала течь — стала тонуть!
Фиц-Стефан втолкнул принца и нескольких дворян в лодку.
— Отваливай, — прошептал он, — и греби к берегу. Он близок, а море не бурно. Остальные должны умереть.
Но когда лодка стала быстро удаляться от гибнущего корабля, принц различил голос сестры своей Марии, графини Першской, молившей о помощи. Во всю жизнь не проявил он столько доброты, сколько в ту минуту.
— Греби назад, что бы не случилось! — вскричал юноша в отчаянии. — Я не могу ее бросить!
Повернули назад. Когда принц протянул руки, чтобы поймать свою сестру, в лодку попрыгало такое множество народу, что она опрокинулась. И в этот же момент пошла ко дну «Белая Ладья».
Только два человека удержались на поверхности воды. Оба они успели ухватиться за рею, отломившуюся от мачты. Один спросил другого:
— Кто ты?
И услышал в ответ:
— Я дворянин, Годрей, сьн Гилберта де Легля. А кто ты?
— Я Берольд, бедный руанский мясник.
— Да помилует нас Господь, — сказали они вместе и постарались ободрить друг друга, барахтаясь в ледяном море в эту злосчастную ноябрьскую ночь.
Немного спустя к ним подплыл третий человек. Когда он откинул с лица свои длинные мокрые волосы, стало ясно, что это Фиц-Стефан.
— Где принц? — спросил он.
— Утонул, утонул! — прокричали два голоса. — Ни он, ни его брат, ни его сестра, ни племянница короля, ни ее брат, никто из трех сотен славных дворян и простолюдинов не выплыл, кроме нас троих!
Фиц-Стефан с ужасной гримасой возопил:
— О, горе, горе мне, — и канул в пучину.
Оставшиеся двое еще несколько часов цеплялись за рею. Наконец юный аристократ глухо проговорил:
— Руки мои занемели от холода и усталости, и я не могу больше держаться. Прощай, добрый друг! Да сохранит тебя Господь!
Он выпустил рею и был поглощен морской бездной. Вот так случилось, что из всего блестящего общества спасся один руанский мясник. Утром какие-то рыбаки заметили на волнах его овечий тулуп и, взяв окоченевшего беднягу в свою лодку, услышали уже известную нам горестную повесть.
Три дня никто не осмеливался доложить о случившемся королю. Наконец, к нему был послан маленький мальчик, который, пав перед ним на колени и обливаясь слезами, объявил ему, что «Белая Ладья» со всеми находившимися на ней людьми потонула. Король замертво
Но, верный своей лживой натуре, он опять хитрил, опять обещал, опять подкупал и умасливал. Лишившись, после стольких-то трудов, наследников мужеского пола («Теперь принц никогда не наденет на нас ярмо!» — говорили англичане), Генрих взял себе вторую жену — Аделаису, или Алису, герцогскую дочь и племянницу папы. Однако, не дождавшись от нее детей, он потребовал, чтобы бароны под присягой признали наследницей престола дочь его Матильду, которая, по смерти Генриха Пятого, была выдана замуж за старшего сына графа Анжу, Готфрида, прозванного Плантагенетом за то, что вместо пера он носил на шляпе веточку цветущего дрока (по-французски — gеnt). Поскольку у лжеца все соседи лживы, а у короля-лжеца, надо полагать, весь двор лжив, бароны дважды присягнули на верность Матильде (и всему потомству ее), вовсе не помышляя эту верность хранить. Королю уже нечего было опасаться Вильгельма Фиц-Роберта, так как, раненный копьем в руку, он скончался в монастыре Сент-Омера, во Франции, двадцати шести лет от роду. Матильда же родила трех сыновей, и Генрих считал, что преемственность его власти обеспечена.
Последние годы своей жизни, омраченные семейными раздорами, он провел в Нормандии, близ Матильды. Процарствовав более тридцати пяти лет и дожив до шестидесяти семи, Генрих умер от воспаления в кишках, вызванного тем, что, уже чувствуя нездоровье, он вопреки предостережениям врачей наелся рыбы миноги. Королевские останки были перевезены в Редингское аббатство и там захоронены.
Может статься, вы услышите, что уловки и ухищрения короля Генриха Первого кто-то называет «политикой», а кто-то «дипломатией». Ни одно из этих прекрасных слов отнюдь не подразумевает честности, а то, что нечестно, не может быть хорошо.
Лучшим из известных мне свойств Генриха была его любовь к наукам. Она подняла бы короля в моем мнении, если бы, руководствуясь ею, он пощадил глаза некоего рыцаря-поэта, брошенного им в темницу. Но он приказал вырвать поэту глаза за то, что тот осмеял его в своих стихах. И поэт, не стерпев такой муки, размозжил себе голову о стену тюрьмы. Король Генрих Первый был алчен, мстителен и так вероломен, что, мне кажется, не жило на свете человека, чье слово значило бы меньше, чем его.
Глава XI. Англия при Матильде и Стефане (1135 г. — 1134 г.)
Едва Генрих испустил дух, как все, ради чего он столько ухищрялся и столько лгал, рассыпалось прахом. Стефан, от которого почивший король никогда не ждал подвоха, вдруг взял и воссел на английский трон.
Стефан был сыном Аделы, дочери Завоевателя, выданной замуж за графа Блуа. Стефану и брату его Генриху покойный король много благодетельствовал: Генриха он сделал епископом Винчестерским, а Стефана выгодно сосватал и очень обогатил. Все это не помешало Стефану быстренько представить лжесвидетеля, слугу почившего короля, который поклялся, что государь на смертном одре назвал своим наследником племянника. Не требуя иных доказательств, архиепископ Кентерберийский короновал Стефана. Новоиспеченный монарх, не тратя времени даром, запустил руку в королевскую казну и нанял гвардию чужеземцев для защиты своего престола.