История болезни (сборник)
Шрифт:
– Где она таскается? Весь дом разгромят, пока эта старая карга доплетется…
Но баба Мотя не пришла вовсе, и мать вернулась одна.
– Почему одна?! – крикнул отец, увидев ее еще издали.
Мать не стала также орать на всю улицу, а подойдя совсем близко, сказала виновато:
– Она говорит, что мы сами потревожили мертвых – нам самим с ними и разбираться.
– Каких-таких мертвых?.. Ты что-нибудь понимаешь, мать?
– Нет. Мы и на кладбище-то были, аж в Пасху.
Сашкино сердце екнуло. Неужели дело в них с Колькой?.. Около него ведь тоже пожарка
– Икону-то хоть дала?
– Дала.
Отец уставился на строгий лик Богородицы.
– Ну, мать, – он провел по лику рукой, – ты уж придумай что-нибудь. Обещаю, в церковь потом съезжу, – и неся доску на вытянутых руках, направился к дому.
…Хоть бы помогло… Хоть бы помогло… – Сашка пристроился следом.
Процессия беспрепятственно вошла в дом. За время их отсутствия большая кастрюля слетела с плиты, и борщ аппетитно дымился на полу, разлившись по всей кухне.
– Сволочь, – констатировал отец.
Они обошли комнаты, задерживаясь в каждой на несколько минут и демонстрируя лик всем четырем стенам по очереди. Завершив этот странный безмолвный обряд, все уселись на диван в гостиной. Мать уже облегченно перевела дыхание, когда в спальне что-то заскрежетало. Бросив икону, отец вскочил, но кровать сама въехала в гостиную и остановилась в самом ее центре; потом она запрыгала, весело взбрыкивая ножками, как молодая коза.
– Не помогает, – произнесла мать так спокойно, словно уже привыкла к новому видению мира, включавшему в себя, и бога, и дьявола. Наверное, учителя и сами быстро учатся всему новому, – мы ж, дураки, молитв не знаем.
– Я всем тут сейчас покажу молитвы!.. – отец схватился за грядушку и сильно тряхнул кровать. На секунду та успокоилась, но потом, собравшись с силами, начала медленно и уверенно теснить отца, в конце концов, припечатав его к стене, – да сделайте что-нибудь! – крикнул он, пытаясь освободиться, но грядушка уже вдавилась в живот, затрудняя дыхание.
Лицо его напыжилось, став пунцово-красным; пальцы побелели, однако он не мог даже сдвинуть кровать с места. Мать встала и робко попыталась тащить за другую грядушку, но ее сил и подавно не хватало. Сашка видел, как отец начинает задыхаться, и уже открыл рот, собираясь крикнуть: – Это я! Я потревожил мертвых, а не он!.. Но страх, что вся эта непобедимая сила обрушится на него, лишал голоса – он только издал звук, вроде, его тошнило, и не смог произнести ни слова.
Неожиданно кровать сама собой отъехала в сторону. Отец схватил ртом воздух, потом еще раз и тяжело сполз на пол. Мать тут же кинулась к нему.
– Толечка, ты жив?..
– Жив, – отец с трудом поднялся, опираясь спиной о стену, – бешеное отродье… – он с ненавистью поглядел на кровать, – и что теперь прикажешь делать?
– Надо позвать батюшку, – предложила мать.
– Какой, к черту, батюшка?! Вон, икона твоя валяется и ни хрена не может сделать! И этот придет такой же, только ему еще надо деньги платить!
Ярким пятном, сразу привлекшим внимание, мимо окон проехала
– А это у кого? – спросил отец, глядя сквозь остатки стекла.
– У Самохинского дома стояла, – робко сообщил Сашка.
– Так у них же нет никого, – встрепенулся отец, – Алексей в поле, Дашка в магазине, небось. Ежели пожар, так там все…
– У них Аленка болеет, и Колька с ней сидит, – пояснил Сашка также тихо.
– Господи, они ж совсем дети!.. – мать всплеснула руками и прикрыла ладонью рот.
– Пошли, глянем, – отец решительно шагнул к двери, только Сашке почему-то показалось, что он не столько желает помочь соседям, сколько покинуть разгромленное жилище; успокоиться; может быть, посоветоваться, как быть дальше.
Сашка побежал следом, стараясь догнать отца, а мать замыкала шествие, постоянно оглядываясь, словно ожидая удара в спину. Но ничего не произошло – неведомая сила затаилась (в то, что она исчезла совсем, верилось с большим трудом).
Самохинский двор был залит водой, а ворота, не предназначенные для громоздкой техники, просто сломаны; однако сам дом, на первый взгляд, казался невредимым – лишь разбиты окна в спальне. Но если присмотреться, то через них виднелись обугленные стены и сгоревшие куски штор. На пороге сидел Колька, закрыв лицо руками. Его плечи вздрагивали, а из горла доносился уже не плач, а, скорее, рычание.
– Коленька! – Сашкина мать бросилась к нему; присела рядом, гладя по голове, – что случилось, детка?
– Уйдите вы все!..
Женщина отдернула руку.
– Аленка!.. Сестричка!.. – заголосил Колька, убирая руки. Глаза его были красными и опухшими, а на белках ярко проступали алые русла лопнувших капилляров.
– Что с ней, милый?..
От этого слащавого голоса Колька снова закрылся ладонями и замолчал.
– Пошли отсюда! – скомандовал отец, – завтра узнаем.
Они двинулись обратно, а Сашка остался. Его никто не позвал, и он решил, что они обойдутся и без него.
– Что с ней? – Сашка присел рядом с другом.
– Угорела, – срывающимся голосом выдохнул Колька.
– Насмерть, что ли?
Колька молча кивнул и только потом снова открыл лицо.
– Но я ж не виноват! Сколько нас с тобой не было? Совсем чуть-чуть… а она спала…
– Может, и виноват, – сказал Сашка неуверенно, – помнишь, я тебе про «голос с небес» говорил? Так у нас весь дом разгромило. А мать бегала к бабке Моте, и та сказала, что кто-то нарушил покой мертвых.
– Врешь!.. – Колька уставился на него немигающим, но уже осмысленным взглядом.
– Мать так сказала.
– И что теперь? – Колькины слезы как-то сразу высохли – даже всхлипывать он стал реже.
– Почем я знаю? Мать икону притащила, но не помогла она, ни фига. Может, надо отнести череп обратно?
– Только не сейчас, – испуганно выпалил Колька, – представляешь, если мать с отцом вернутся, а меня нет? Они совсем с ума сойдут… Может, ты один отнесешь?
– Нашел дурака! Знаешь, что они с нашим домом сделали?
– Кто они ?