История Британских островов
Шрифт:
До 1970-х гг. существовал обширный рынок труда для квалифицированной и полуквалифицированной рабочей силы, а также значительный спрос на чернорабочих, но впоследствии деиндустриализация ограничила круг возможностей для неквалифицированных рабочих. 10 процентов людей, занимавшихся ручным трудом, получали в 1991 г. только 64 процента среднего дохода. Таким образом, заметно углубилось расслоение в рабочей среде по квалификации, а это, в свою очередь, влекло за собой серьезные последствия для регионов. Разница в возможностях также оказывает воздействие на миграцию, заставляя людей переселяться с севера в южные области, хотя этот процесс замедляется неповоротливой политикой властей в отношении муниципального жилья и ограниченностью низкобюджетного частного сектора. Деиндустриализация продолжается: в 1994 г. закрылась последняя британская спичечная фабрика, после того как ее приобрела шведская компания, а к началу 2002 г. открытыми оставались только 13 угольных шахт. Экономика испытывает трудности также из-за плохой транспортной инфраструктуры.
Несмотря на усилия, направленные на снижение государственных
Социально-экономические перемены породили ощущение незащищенности у многих людей, стремившихся к стабильности и комфорту. Подобные защитные механизмы нелегко преодолеть, учитывая воздействие глобальных экономических и финансовых изменений и уязвимость социума к экономическим спадам. Впрочем, имеются и положительные социально-экономические сдвиги, связанные с тем, что рабочая сила приобрела большую гибкость и оказалась готовой к возможной смене сферы занятости, так что реформы Тэтчер, направленные на снижение роли государства в экономике, привели к процветанию в годы правления Тони Блэра, а рынок труда, благоприятствующий бизнесу, и тем самым инвестициям, не имеет равных в Западной Европе.
Социальная иерархия всегда отличалась большей неустойчивостью, чем могло показаться на первый взгляд; она расшатывалась и осложнялась социальной мобильностью (как вверх, так и вниз по социальной лестнице), браками и проблемами классификации. За последние десять лет она приобрела еще более текучий вид, не в последнюю очередь благодаря тому, что общество, все больше структурировавшееся вокруг ликвидного имущества, было вынуждено подстраиваться под его нестабильность. Сложно говорить о социальных и экономических классах в пост-корпоралистской, пост-индустриальной (в том смысле, что промышленность играет все более маргинальную роль в экономике) Британии. Термин «средний класс» столь туманен и широк, что не имеет особой смысловой нагрузки, но, как ни парадоксально, все еще многое значит для людей. В британском обществе существует устойчивое структурное неравенство, но отсутствуют традиционные «маркеры» классовой принадлежности: от норм поведения до институциональных форм. Похоже, что класс больше не определяет общественную и индивидуальную жизнь так, как раньше, или, возможно, принял иную форму выражения. Кроме того, что в Британии сохраняются различные местные культуры, культурное многообразие продолжает расти. Начинает преобладать сложная культурная идентичность. Термин «британец» может прилагаться ко множеству национальностей: можно быть британцем и пакистанцем, ганцем или греком точно так же, как англичанином. К 2001 г. в Британии проживало 2 миллиона мусульман. Обсуждения проблемы расизма касаются вопроса об «институциональном» расизме, но стремятся представить несуществующую единую «черную общину» и ввести сомнительное понятие «белого человека». Напротив, мультикультурная Британия становится ареной для множества конфликтов и союзов, в которых взаимодействуют место, этническая принадлежность, религия, класс и другие факторы (например, криминальные сообщества ямайских «ярди» против религиозных карибцев). Это ярко проявилось во время волнений в Бредфорде и Олдхэме в 2001 г.
Несмотря на недовольство и недоверие значительной части населения, Британия продолжает извлекать выгоды из иммиграции. Одним из примеров успешного укоренения переселенцев может служить Мендир-Темпл, крупнейший индуистский храм за пределами Индии.
Изменчивое группирование и разнонаправленность интересов в обществе составляет проблемы для определения идентичности и управления.
Изменения затронули и правительство. Например, повышенное внимание к индивидуальным клиентам и потребителям коснулось не только бизнеса, но и администрации в целом, отныне выдвигавшей на первый план незамедлительную реакцию на нужды клиентов как в государственном секторе, так и в других учреждениях. В 1990-х гг. этот процесс нашел выражение в форме «хартий», излагавших права пациентов, учеников и т. д. и обязанности менеджмента. Это было связано с так называемой «революцией качества» и улучшением менеджмента как в государственном, так и в частном секторе. Ситуацию в управлении, остававшуюся весьма проблематичной в 1960-х и 1970-х гг., удалось отчасти улучшить за счет усовершенствованного обучения и образования, но избежать грандиозных провалов в сфере планирования и менеджмента все же не удалось. Примером может служить Купол тысячелетия, построенный к 2000 г. Кроме того, по международным стандартам, производительность труда и квалификация оставались на невысоком уровне, отчасти из-за неадекватного обучения, обусловленного, в частности, отменой налога для финансирования профобучения во времена Тэтчер.
Землевладельцы, в сущности на протяжении веков извлекавшие выгоду из связей с коммерческими кругами, теперь наблюдали, как все больше стирается грань сословных различий. В 1958 г. было отменено традиционное представление ко двору молодых незамужних женщин из аристократических семей. Вокруг таких представлений вращались все события лондонского
Несмотря на это, аристократия, подобно королевской семье и другим традиционным поборникам и питомцам иерархического общества, после войны постепенно утрачивала свой престиж. Этот процесс набрал ход в 1960-х гг. и достиг значительного размаха в начале 1990-х, когда разразился кризис доверия к монархии, англиканской церкви и консервативной партии, сопровождавшийся призывами к социальным реформам. К 1994 г. менее 73 процентов детей в возрасте до 16 лет жило с обоими биологическими родителями. Резкое снижение престижа не ограничивалось определенным классом, а распространялось на всех профессионалов, тред-юнионистов и политиков. Это подрывало идею профессионального саморегулирования и облегчало вмешательство центрального правительства.
Запрет на употребление наркотиков не только не возымел реального действия, но и существенно ослабил уважение к силе закона. По подсчетам 2001 г., 44 процента людей в возрасте от 16 до 29 лет когда-либо пробовали марихуану. Употребление наркотиков также сильно укрепило британские организованные преступные сообщества, до тех пор довольствовавшиеся скромным положением, а также привлекло новые мафиозные структуры из-за рубежа. Эти доходы направлялись в другие преступные предприятия, такие как компьютерное мошенничество и перевозка нелегальных иммигрантов. Сочетание краха прежней индустриальной базы с продолжающимся ростом консьюмеризма и падением престижа закона привело к развитию «теневой экономики». К 2001 г., по данным Таможенного управления, каждая третья сигарета, проданная в Великобритании, была продана нелегально, в пабах, клубах, на рынках и на улицах. Все большее число людей перестало находить незаконной такую деятельность, как скупку краденного.
Лозунг борьбы с преступностью, выдвигаемый всеми главными политическими партиями, на деле прикрывает практический отказ от преследования мелких правонарушений в некоторых областях страны. Этот фатализм разделяется и общественностью. По статистике министерства внутренних дел, в конце 1990-х гг. уровень преступности снизился, но британский обзор состояния борьбы с преступностью показывает, что это не так, тем самым свидетельствуя об увеличении числа незафиксированных преступлений.
Выборы, состоявшиеся 1 мая 1997 г., вызвали широкомасштабные политические перестановки. Благодаря своей непопулярности и, отчасти, тактическому голосованию (которое само по себе отражает непопулярность), консерваторы потерпели крупное поражение, в то время как лейбористы получили 418 мест, то есть абсолютное большинство в Парламенте. Одержавший внушительную победу Тони Блэр выступал с платформы «новых лейбористов», отказавшись от социализма и государственного планирования в пользу социальной демократической системы, включающей в себя элементы тэтчеризма, в том числе рыночную экономику, и низкий уровень налогообложения, но исключающей факторы, ставящие под угрозу социальную сплоченность. Эта программа была представлена как «третий путь», подразумевающий сотрудничество между государством и частным сектором, но не допускающий активного вмешательства государства в рынок. В 1995 г. 4-й пункт устава лейбористской партии, принятого в 1918 г., требующий общественной собственности на средства производства, распределения и обмена, был отменен по настоянию Блэра после баллотировки членов партии. Это событие было воспринято как конец целой эпохи. В 1959 г. этого не сумел добиться Хью Гейтскелл. Однако между консерваторами и новыми лейбористами сохранялись существенные различия, и обвинения в тэтчеризме, выдвигавшиеся против Блэра, больше говорят о разногласиях внутри лейбористской партии, чем о политике и идеалах самого Блэра. На практике наблюдалась заметная преемственность между линией, ассоциируемой с именами Гейтскелла и в 1960-х — Тони Кроссленда, и новыми лейбористами.
Обвинения Блэра в консервативном уклоне не имели смысла в Шотландии и Уэльсе, где в его правление были созданы органы, обладавшие законодательными полномочиями. Кроме того, в 1999 г. правительство вывело из состава Палаты Лордов большинство наследственных пэров в рамках кампании по «ребрендингу» Британии, а также, очевидно, с целью упрочить гегемонию лейбористов.
Понятие «выборной диктатуры», которым критики клеймили Тэтчер, похоже, было воспринято самовластным Блэром как руководство к действию. Хотя, благодаря непопулярности консерваторов, Блэр с легкостью одержал победу на выборах 2001 г., уверенность в намерениях, компетентности и единстве лейбористов существенно пошатнулась. При Блэре важнейшую роль стал играть имидж (о чем говорит и название «новые лейбористы»), а центральное место в общественной жизни заняли политтехнологи и фокус-группы. Налоги выросли без заметных улучшений в сфере коммунальных услуг. Напротив, возросли опасения относительно состояния образования, здравоохранения и транспорта, как и сомнения в том, что правительство способно решить эти вопросы. Политический процесс зашел в тупик, так как доверием избирателей не пользуются ни обещания Блэра, ни заявления оппозиции. На выборах 2001 г. явка составила 60 процентов избирателей, то есть самый низкий процент с 1918 г. Это отражало не веру в правительство, а общее недовольство политиками.