История Будущего. Миры Роберта Хайнлайна. Том 22

Хайнлайн Роберт Энсон

Мистер Лэтем покачал головой:

— Дело не только в этом. Я ведь был на поверхности десятки раз. Но я вас провожу и помогу надеть скафандры.

Мама сказала:

— О, Боже!

Ей кажется, лучше бы не ходить, для нее совершенно невыносимо сознавать, что она заточена в скафандре, кроме того, палящее солнце всегда вызывает у нее головную боль.

Папа сказал:

— Не говори глупости, милочка, такой случай бывает один-единственный раз в жизни.

Мистер Лэтем объяснил ей, что в шлеме имеются фильтры, которые защищают от палящего солнца. Мама всегда сначала возражает, потом уступает. Я считаю, что у женщин нет никакой силы характера. Еще позавчера вечером —

то есть я хочу сказать, что по-земному был вечер, а не в Луна-Сити, — она купила себе классный лунный костюм, чтобы выходить в нем к обеду в зал со смотровой площадкой, откуда можно наблюдать Землю прямо не выходя из отеля. Но после она застеснялась и пожаловалась папе, что слишком толстая для такой одежды. Еще бы, когда со всех сторон одно только неприкрытое тело. Папа сказал:

— Чепуха, милочка, ты выглядишь восхитительно. И она надела костюм и прекрасно провела время, особенно когда какой-то пилот пытался за ней приударить.

Вот и на этот раз было так же. Она пошла. Нас провели в комнату, где надевали скафандры, и я все разглядел, пока мистер Перрин по очереди пропускал туда всю компанию и давал расписываться. В дальнем конце этой комнаты был ведущий в шлюз люк, а в нем довольно большой глазок. В глазок был виден еще один люк, а в нем — такой же глазок. Можно было посмотреть через два этих глазка и увидеть поверхность Луны, которая казалась горячей, яркой и какой-то неправдоподобной, несмотря на мутно-желтые стекла. А наверху висел двойной ряд скафандров, похожих на пустые оболочки от людей. Я шнырял везде, пока мистер Перрин не подошел к нам.

— Можно договориться с хозяйкой кафе, чтобы она присмотрела за малышом, — сказал он маме, наклонился и взъерошил шкету волосы. Шкет попытался укусить его, и он поспешил убрать руку.

— Спасибо, мистер Перкинс, — сказала мама, — думаю, что так будет лучше всего — хотя мне, наверно, лучше остаться с ним.

— Моя фамилия Перрин, — спокойно поправил тот. — Такой необходимости нет. Хозяйка как следует за ним присмотрит.

Почему это взрослые говорят при детях так, будто те ни слова не понимают по-английски? Будто его не могли просто спихнуть в это кафе. А теперь шкет понял, что его хотят провести. Он воинственно огляделся.

— Я тоже пойду, — громогласно заявил он. — Вы мне обещали.

— Нет, Бэбинька, — мама попробовала его унять. — Твоя дорогая мамочка вовсе не говорила тебе…

Еще бы, говорила она только себе: шкет пустил в ход звуковые эффекты.

— Вы мне говорили, что я могу ходить туда же, куда и Дикки, вы мне обещали, когда я болел. Вы мне обещали, вы мне обещали… — затянул он, при этом голос его с каждой секундой делался все выше и громче.

Мистер Перрин вроде бы растерялся. Мама сказала:

— Ричард, попробуй-ка успокоить своего ребенка. В конце концов, это же ты ему обещал…

— Я, милочка? — удивился папа. — Да я вообще тут никакой проблемы не вижу. Положим, мы ему даже и обещали, что позволим делать все, что делает Дикки, — так возьмем его с собой, да и все.

Мистер Перрин прочистил горло:

— Боюсь, что нет. Вашего старшего я могу отправить в женском скафандре, он для своих лет довольно высокий. Но у нас нет костюмов для маленьких детей.

Ну, тут уж у нас все окончательно запуталось. Шкет всегда может заставить маму бегать вокруг него кругами, а мама то же самое проделывает с папой. Папа сразу багровеет и начинает сваливать все на меня. Получается вроде цепной реакции, которая заканчивается на мне — дальше ее некому передать. Они приняли очень простое решение: я должен остаться и присматривать за этим шкетом!

— Папа,

но ведь ты же говорил… — начал я.

— Мало ли что я говорил. Я не хочу семейных скандалов при людях. Ты уже слышал, что тебе сказала мама. Я был в отчаянии.

— Слушай, папа, — я старательно произносил слова потише, — если я вернусь на Землю, так ни разу и не надев скафандра и не высунув носа на поверхность, придется тебе искать для меня другую школу. Не вернусь я больше в Лоренсвилд — меня же все засмеют!

— Мы об этом поговорим, когда вернемся домой.

— Нет, папа, ты же дал честное благородное слово…

— Хватит, молодой человек. Вопрос закрыт. Мистер Лэтем стоял рядом, внимательно слушая, но рта не раскрывал. При этих словах он приподнял бровь и очень спокойно сказал папе:

— Как, Р.Дж., а я-то думал, что ваше слово — ваш вексель!

Предполагалось, что я ничего не слышу, да и все остальные тоже, и прекрасно, потому что не стоит, чтобы папа знал, что кто-то знает, что он неправ. От этого с ним еще тяжелее иметь дело. Я поспешно переменил тему:

— Слушай, папа, может, мы все сможем пойти? Вон, что это там за скафандр? — и показал на вешалку внутри какой-то загородки. На загородке висел замок. На вешалке болталось десятка два скафандров, а на дальнем ее конце я заметил совсем маленький скафандр — его ботинки едва доставали до пояса соседнего.

— Ага, — просиял папа, — это как раз то, что нужно! Мистер Перрин! А, мистер Перрин? На минуточку! Я-то понял так, что у вас вообще нет маленьких скафандров, а тут висит как раз такой, который будет впору!

Папа уже возился с замком на перегородке. Мистер Перрин его остановил:

— Этот скафандр брать нельзя.

— Да? Это почему?

— Все скафандры за этой перегородкой — частная собственность, они напрокат не выдаются.

— Что? Чушь какая — Резерфорд же общественное предприятие. А мне нужен скафандр для моего ребенка…

— Но он не выдается.

— Я поговорю с директором.

— Думаю, что придется. Этот скафандр изготовлен по специальному заказу для его дочери.

Они так и сделали. Мистер Лэтем поймал директора на линии. Папа поговорил с ним, потом директор поговорил с мистером Перрином: потом опять с папой. Директор не возражал одолжить скафандр, тем более папе, но не хотел приказывать мистеру Перрину брать на поверхность ребенка.

Мистер Перрин не поддавался, и я его не осуждал, но папа потихоньку успокоил его и уговорил, и в конце концов мы все влезли в скафандры, проверили давление и кислородное снабжение, настроили портативные передатчики. Мистер Перрин устроил перекличку по радио и напомнил, что мы все на одной волне, поэтому лучше предоставлять ему большую часть переговоров и не отпускать вслух посторонние замечания, потому что это будет мешать всем слушать. Потом мы остановились у шлюзовой камеры, и он предупредил, чтобы мы держались все вместе и не пробовали, как быстро можно бегать и как высоко прыгать. У меня прямо сердце из груди выскакивало.

Наружная дверь открылась, и мы гуськом вышли прямо на поверхность Луны. Это было так же здорово, как я представлял в мечтах, но я так сильно волновался, что плохо соображал в ту минуту. Солнце сверкало так ослепительно ярко — ничего ярче я в жизни не видел, а тени были такие чернильно-черные, что в них с трудом можно было что-нибудь разобрать. Слышно ничего не было, кроме голосов по радио, но их можно было выключить.

Мягкая пыль, как дым, обволакивала ноги и медленно оседала вниз. Больше не двигалось ничего. Это было самое безжизненное пространство, какое только можно себе представить.