История целибата
Шрифт:
Из Ветхого Завета Хелия (Иероним) приводила в пример в основном соблюдавших целибат святых холостяков, к числу наиболее известных из которых относились Иисус Навин, Илия и Гедеон, и девственников из Нового Завета – целомудренного Спасителя Христа, Иоанна Крестителя, апостолов Иоанна и Павла. «<До рождения Христа> отношение к бесплодию было плохим, теперь бесплодие благословенно», – заявила Хелия, после чего связала это положение с женской невинностью.
Принимая супруга, женщина удаляется из дома Господа; девственница остается соединенной с Христом. Супружество сопряжено с Адамом: девство – с Христом. Супружество есть смерть; девство – путь к спасению. Супружество – боль; девство – благословение [188] .
188
Цитаты
Напрямую переписывая Иеронима, Хелия продолжала: «Потому что супружество наполняет землю; но небеса полны непорочностью».
Хелия также разделяла представление об иерархии целомудренных женщин, которого придерживались отцы Церкви: первое место в ней занимали девственницы, за ними следовали вдовы и жены. Хелия хотела быть в числе первых. Больше того, поскольку она уже дала обет стать невестой Христовой, выход замуж за смертного был бы для нее равносилен измене.
Тем не менее позиция Хелии отличалась от точки зрения Иеронима и святых отцов тщательно продуманным отношением к плодовитости девственниц. «Господь мой пахарь и сеятель, – витиевато излагала она. – И если на том клочке пашни, который составляет тело мое, он возжелает насадить невинность, смогу ли я противиться трудам его? Ведь никто не может противостоять власти всемогущего сеятеля». Духовная беременность прекраснее ее земной ипостаси, и плоды ее возникают без боли и тлена рождения человеческого. Любой может воспользоваться такими плодами девственности. «Счастливые роды для мужчин, женщин и стариков, ставших плодовитыми; тех, кто размножается не через соитие, а через воздержание».
Любовь Хелии к женщинам обретает конкретную форму восхваления как девственницы, так и непорочной жены, и она смягчает изречение Павла: «лучше сочетаться браком, чем гореть в огне», замечанием о том, что к священным девственницам это не относится. Ведь «если одна группа людей подчиняется определенным законам, другая группа может им не подчиняться». Умно, вызывающе, убедительно, но Хелия на этом не останавливается.
«Нельзя заставить принести жертву целибата и девственности в приказном порядке», – сказала она судье, который именно это пытался сделать. Каждая женщина обладает божественным правом определять свой жизненный путь. В этом Хелия расходилась с Иеронимом, который выступал за поддержание сурового образа жизни, способствующего тому, чтобы девственницы оставались девственницами как «по духу», так и «во плоти». Молоденькая Хелия – совершенный образец искренней и гордой независимости, не призывала к молчанию и смирению женщин. Стоявшая перед ней дилемма сводилась к тому, как следовать собственным порывам и требованиям совести, соблюдая при этом семейные традиции, социальные нормы поведения и даже неправедные законы.
Несмотря на убедительность доводов Хелии, спор – поскольку это и был спор – так и остался незавершенным. «Ни одна женщина не может спастись, если не будет рожать детей. Либо следуй тому, что сказано в Священном Писании, либо тебя осудят как нарушительницу священных законов», – громогласно заявил в заключение судья. «Никогда», – резко возразила ему Хелия, готовая вечно хранить целомудрие невесты Христовой.
Константина, Мария Египетская и Хелия никогда в действительности не существовали и, тем не менее, как это ни парадоксально, заслужили право называться матерями Церкви – названием, воздающим должное за то большое влияние, которое они оказали на миллионы женщин (и некоторых мужчин), создавших из них себе кумиров. Подвиги и великие свершения героинь средневековых произведений житийной литературы – этого «расхожего чтива» эпохи Средних веков – поражали читателей, которые из каждого жития извлекали для себя уроки веры, индивидуальной независимости, преданности, жертвенности и славных благочестивых воздаяний.
На протяжении столетий судьбы этих матерей Церкви занимали ведущее место в житийной литературе даже после того, как ученые доказали, что в их портретах сочетаются черты разных вымышленных героинь. Даже чрезвычайная схематичность их историй – лишь общие контуры ключевых эпизодов – очаровывала женщин, которые домысливали их в своем воображении и в литературных произведениях.
Царственная Константина и благородная Хелия представляли общество и семьи, которые мы хорошо можем себе вообразить, – традиционные, рациональные, обеспеченные, благоустроенные. Мария же принадлежала разгульному полусвету – бесстыдному, беспорядочному, бросающему пыль в глаза и изменчивому, как позолоченное колесо для белки, в котором она вертится день и ночь. Несмотря на различия между ними, их объединяли вера, сила, непокорность независимых женщин, выбравших непорочность и отстоявших свое решение как перед любимыми родителями, так и перед обществом, относившимся к ним с подозрением. «Восстановленная» непорочность Марии была явлением того же порядка – она стоила ей единственного ремесла, которым та владела, ее единственного источника существования с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет.
В реальной жизни христианки вполне могли применить их опыт на практике. Если они были обращенными в христианство из языческих семей, их расхождения с традиционным язычеством являлись достаточно спорными. Когда язычник, отец Перпетуи, просил ее отречься от христианства, он рыдал, но вместе с тем «бросался на меня, как будто хотел мне выцарапать глаза» [189] . Видимо, одним из самых невыносимых следствий перехода из язычества в христианство был разрыв семейных связей.
189
Fox, 424.
Многие новообращенные девушки расстроили родственников еще сильнее, дав обет вечно соблюдать целибат. Если у девственницы не было собственных средств, на что она должна была жить? Об оплачиваемой работе и речи быть не могло, поскольку в языческом обществе ни в какие деловые отношения с женщинами, кроме жриц, вступать было не принято, с путешествовавшими женщинами никакие сделки не заключались, как и с теми, кто пытался работать на себя, а не на семью. Девушкам-христианкам в этом отношении было немного проще, если их решение принимала семья и соглашалась их поддерживать.
С другой стороны, у самой Церкви был мотив поддерживать девственниц в их стремлении вечно соблюдать целибат и посвящать себя религии, который ничего общего с религиозными причинами не имел. К III в. в монашеских конгрегациях состояло много женщин, что вело к существенным финансовым последствиям. Бедные девственницы либо продолжали оставаться бедными, либо на них тратились средства Церкви, которая все в большей степени процветала. Но богатые девственницы и соблюдавшие целибат вдовы, унаследовавшие собственность, были ценными объектами, которыми не стоило пренебрегать, поскольку они часто завещали Церкви свои земные блага. «Идеализация непорочности и неодобрительное отношение ко второму браку обрекало Церковь на победу в гонке за наследствами» [190] , – отмечает в этой связи Лэйн Фокс.
190
Там же, 310.
Кто знает, сколько девиц и вдов последовали примеру Константины, Марии и Хелии и дали обет вечно жить в безбрачии? С уверенностью можно лишь сказать, что на протяжении столетий они привлекали к себе внимание и их страстная защита непорочности и целибата волновала, побуждала, а нередко убеждала и обращала женщин в христианство. Тем самым они меняли мир холостых отцов Церкви, которые женщин и в грош не ставили, на восхитительную, манящую вселенную, где девственниц почитали, где они также могли обладать властью и где любовь Господня возвышала самую скромную женщину (на которую ни одна из наших героинь даже отдаленно не походила). А Мария, кроме того, являла собой живое опровержение утверждения отца Церкви Иеронима о том, что даже Господь не мог восстановить падшую девственницу – на самом деле Он мог.