История целибата
Шрифт:
Три матери Церкви не только отстаивали и защищали девственность. Они пользовались ею для того, чтобы вести необычную для женщин тех времен независимую жизнь. Константина прославилась как мастерица византийских интриг, направленных на распространение целибата. Хелия могла бы посрамить своим красноречием любого невежественного в юриспруденции иезуита. А Мария, нагой блуждавшая в пустыне, не уставала поражать почитательниц своей святостью. Все они прекрасно знали, что делают, были уверены в себе, пользовались глубоким уважением людей и в своих начинаниях достигали успехов. Все это становилось возможным, конечно, потому, что они соблюдали целибат.
В частности, это проявлялось в том, что они вели себя с мужчинами как равные, в их обществе чувствовали себя совершенно естественно, и отношения с ними нашим героиням были не в тягость. Константина очень неплохо себя чувствовала со своим бывшим
Эти женщины были чрезвычайно сострадательны, но судить других избегали. Несмотря на приверженность целибату, они с уважением относились к тем, кто предпочел ему брак и материнство. Таких женщин они рассматривали как по-своему плодовитых и никогда не возлагали на них ответственность за совершенные прегрешения. В конце-то концов, разве не мужчины обычно несли ответственность за грехи на сексуальной почве? В отличие от святых отцов, эти женщины без ненависти воспринимали сексуальные отношения. Следуя прозорливому замечанию Василия Анкирского: «На свое приданое женщина покупает себе хозяина» [191] , они понимали, что сексуальные отношения становились для женщин ловушкой, которая навечно заточала их в темницу ответственности и работы. Гордо и решительно отказываясь от половой жизни, они как бы заявляли о собственном освобождении от бремени такого рода забот. Избирая себе мужем Христа – точнее говоря, навсегда провозглашая себя невестами Христовыми, – они утверждали свою беззаветную веру и преданность Ему.
191
Rousselle, 136.
Монахини в мужском обличье
Истории реальных христианок нередко были полны не менее невероятных приключений, чем те, которые довелось пережить матерям Церкви, поскольку они тоже стремились к целомудренной и независимой жизни. К числу наиболее поразительных из них относились события, пережитые четырьмя монахинями в мужском обличье, успешно противостоявшими окружавшему их миру и добивавшимися для себя права на независимость и удовлетворение своих потребностей, которые, как правило, были предназначены мужчинам. Ниже приведены их краткие жизнеописания, первое из которых принадлежит Евфросинии [193] .
192
Основными источниками этого раздела являются: Vern L. Bullough, Sexual Variance in Society and History; and Joyce E. Salisbury, Church Fathers, Independent Virgins. Цитаты взяты из работы: Salisbury, 105–107, цит. по: “Vita Sanctae Castissimae”.
193
В английском оригинале имя этой героини дано в латинской традиции – Кастиссима. В Православной церкви почитается под именем Евфросинии Александрийской в лике преподобных.
Евфросиния была единственным любимым ребенком богатой и богобоязненной христианской супружеской четы. К тому времени, когда она стала входить в возраст, вся Александрия была в восторге от ее удивительной мудрости, преданности учению и поразительной красоты. Ей не нужно было беспокоиться о будущем, поскольку самые знатные и состоятельные семьи соперничали между собой, стремясь заручиться согласием родителей выдать ее замуж за кого-нибудь из их сыновей. В конечном итоге отец девочки Пафнутий договорился о том, что выдаст дочь замуж за отпрыска наиболее влиятельного семейства в Александрии. Они обменялись подарками, и помолвка очаровательной Евфросинии состоялась официально.
Незадолго до свадьбы, когда Евфросинии было восемнадцать лет, Пафнутий взял ее с собой на три дня в монастырь. Прекрасная девушка как зачарованная слушала речи настоятеля о девственности, непорочности и страхе перед Господом. «Благословенны все, живущие в этом месте, – думала она. – Они как ангелы, непрестанно восхваляющие Господа. А после смерти эти люди будут
Евфросиния преобразилась. Она забыла радость, которую испытывала от предстоявшего брака, вместо этого ей страстно захотелось жить как благочестивой монахине, соблюдая целибат. Пафнутий, несмотря на всю свою набожность, никогда бы на это не согласился! Евфросиния напряженно раздумывала над своей проблемой и вскоре рассказала о ней пришлому монаху. «Нет, дочь моя, не предавай тело свое блуду, не трать красоту свою на постыдную страсть, – ответил монах. – Стань вместо этого невестой Христовой. Беги и спрячься; схоронись в монастыре, и обретешь там спасение». Дрожавшие руки Евфросинии в страхе и смущении рассеянно теребили восхитительные кудри – символ ее сексуальной привлекательности и пола. Надо будет принять постриг, решила она, сделать это как первый шаг к самоотречению. «Не хочу, чтобы меня стриг мирянин, пусть это сделает служитель Господа», – таково было ее единственное условие. Монах, ее сообщник, убедил одного старого затворника совершить постриг [194] . Кроме того, он дал ей подходящее для монастыря одеяние кающейся грешницы.
194
Очевидно, что он это сделал без предварительной попытки отговорить ее от такого незаконного действия. Христианки должны были покрывать волосы, а не стричь их. Но излишнее рвение приводило к тому, что таких случаев было много, в связи с чем в 390 г. такая практика была запрещена законом. В нем было сказано: «Двери церквей будут закрыты для женщин, которые в нарушение божественных и человеческих законов остригут волосы…» Кроме того, во Второзаконии (22:5) женщинам запрещается одеваться в мужскую одежду, а мужчинам – в женскую.
Но Евфросиния, постриженная и скромно одетая, пребывала в смятении. Ей стало казаться, что скрываться в монастыре не имело смысла, поскольку Пафнутий, вернувшись домой и узнав, что она сбежала, организовал бы ее поиски во всех женских общинах. Он искал бы ее так продуманно, что раньше или позже обязательно нашел бы и выдал замуж за ее жениха. Но сама она хотела избежать замужества и жить праведной жизнью, посвященной служению Господу. Во что бы то ни стало ей надо было сделать так, чтобы отец ее не нашел.
«Я укроюсь в мужском монастыре, выдав себя за евнуха, – решила она. – И никто не заподозрит, что я женщина». В тот же вечер полная решимости Евфросиния, с короткими волосами, в мужском одеянии и с большой суммой денег, составлявшей пятьсот солидов, пришла в монастырь. «Брат, – солгала она привратнику, – пожалуйста, пойди и скажи настоятелю, что некий евнух из дворца стоит у входа и желает с ним поговорить».
Настоятель поверил ее рассказу, взял деньги и принял ее в монастырь под именем Смарагд. Вот так, не встретив никаких препятствий, Евфросиния прошла в монастырские ворота и стала мужчиной – изувеченным, конечно, но с лучезарно прекрасным лицом, что, видимо, и составило единственную причину его статуса евнуха. И действительно: «Дьявол многих пытался ввести во искушение его красотой», и вскоре настоятелю пришлось отделить ее от остальных обитателей монастыря. Это не смутило Евфросинию, нареченную Смарагдом. Она обосновалась в отдельной келье и окунулась в свою новую жизнь с непоколебимой верой истинного ревнителя благочестия. Ее совершенно не волновало присутствие рядом большого числа мужчин. Все усилия девушки были сосредоточены на том, чтобы хранить непорочность и преданно служить к вящей славе Господней.
Пафнутий в то время пребывал в отчаянии. Обнаружив, что дочь его скрылась, он, как и полагала Евфросиния, организовал ее поиски. Его дочку безуспешно искала вся Александрия. В конце концов Пафнутий с помощью своего друга-настоятеля решил прибегнуть к божественной помощи. Все монахи стали ревностно молиться, чтобы Господь ниспослал им откровение свыше, но Евфросиния молила Господа с еще большей страстностью. Несмотря на молитвы и всенощные бдения ее «братьев», девушке удалось сохранить свое местопребывание в тайне.
Через какое-то время, чтобы утешить друга, продолжавшего горевать и печалиться, настоятель познакомил его с уединенно жившим евнухом. Пост и суровый аскетизм настолько изменили внешность Смарагда, что Пафнутий не узнал в нем дочь. Он был чрезвычайно поражен ее благочестием и мудростью, а потому ему захотелось проводить с ней больше времени. Пафнутию удалось это устроить – их отношения продолжались до самой ее смерти. «Как же много я получаю от этого человека, – с восторгом говорил он настоятелю. – Господь знает, что любовью своей он завоевал мою душу, как будто он не монах, а моя собственная дочь».