История частной жизни. Том 2: Европа от феодализма до Ренессанса
Шрифт:
Загородные имения аристократии — если рассматривать их отдельно от городских жилищ — тоже вполне пригодны и даже удобны для проведения больших семейных собраний. В своем труде «De re aedificatoria» («Десять книг о зодчестве») Альберти описывает идеальную модель подобного жилища и пути его эксплуатации под следующим многообещающим подзаголовком: «О вилле хозяев и благородных людей со всеми ее частями и лучшим месторасположением». Вот его советы: из окон виллы должен открываться широкий вид, а саму виллу следует окружить садами, в которых можно было бы удить рыбу и охотиться. «Вилла должна состоять из нескольких частей: некоторые из них будут доступны всем желающим, другие откроют двери перед избранным обществом, третьи предназначены для интимного круга». В первом случае речь идет об огромных территориях (лугах), которые, по образцу монарших замков, используются для состязаний колесниц и лошадей. Во втором — вилла предоставляет членам brigate места для прогулок и для купания, лужайки, места для скачек, лоджии; старики там гуляют, a famiglia [93] проводит свой досуг — famiglia в широком смысле слова, включающая собственно семью, ее родню, слуг и останавливающихся в доме гостей (которые также считаются частью famiglia). Эта вторая часть жилища, типичный образец «расширенного» частного пространства, состоит
93
Семья, фамилия (итал.).
Эта идеальная модель редко реализовывалась в полной мере, а если кто и мог провести в жизнь столь амбициозный проект, так только царственные особы; но она тем не менее хорошо отражает чувства и вкусы итальянских богачей, которые те демонстрируют, правда, с меньшим размахом начиная с XIV века. Альберти руководствуется принятой в то время практикой, развив и дополнив ее. Знаменитые флорентийские банкиры Перуцци в 1310–1320-х годах занимаются обустройством сельского дома, недавно купленного ими в пригороде Флоренции: вблизи дома они разбивают «сад удовольствий» с водоемами и фонтанами и окружают его стеной. В конце века имение семейства самого Альберти столь славилось своей изысканностью, что получило название «Il Paradiso» [94] . Неподалеку от фонтанов раскинулись рощицы душистых хвойных деревьев (сосен, кипарисов), а на лугах паслись «невиданные и чудесные» животные. Здесь и собираются флорентийские brigate (имение « Il Paradiso» лежит у ворот Флоренции); местом их сбора могут служить столь же благоухающие сады неаполитанских, генуэзских и венецианских селений.
94
Рай (итал.).
Завоевание частной среды юношеством
Как и в любой другой стране, в Италии дружеская близость между людьми зарождается в детстве и крепнет во время совместных игр. Играя, дети из одного квартала объединяются в компании и группы, включающие как мальчиков, так и девочек, причем никто не обращает внимания на разницу в социальном происхождении; сын богатого купца может дружить с дочерью обыкновенного портного, не вызывая этой дружбой никакого протеста со стороны окружающих (Флоренция, XIV век). Впрочем, в этом городе девочки ходят в школу наравне с мальчиками (факт, засвидетельствованный в 1338 году), что позволяет дружбе продолжаться и после окончания игр. Неизвестно, проходили ли занятия мальчиков и девочек в одном помещении; очевидно, впрочем, что ребенку легче завести дружбу с представителем своего пола: это обусловлено сходством вкусов, одинаковой степенью стыдливости и послушания; юная Катерина ди Бенинкаса [95] (как никто другой боявшаяся и избегавшая мужского присутствия) объединила вокруг себя группу верных последовательниц — девочек, любимым занятием которых было тайное самобичевание с целью очистить свое тело от скверны. Игра, сообщничество, тайны — во всем этом детям впервые открывается частная сфера, а также закладывается основа будущих отношений. О солидарности, устанавливающейся в это время (и не только посредством самобичевания) между детьми, которым еще не раз предстоит встретиться — ведь они соседи, — позднее многократно вспоминают и апеллируют к ней при известных обстоятельствах: «Вспомни, еще детьми мы с тобой были друзьями», — говорит один флорентиец (1415). Когда человек просит помощи, такой аргумент оказывается весомым. Подобная солидарность существенна, она образует одну из самых прочных основ «расширенной» частной сферы, которая впоследствии выстраивается между взрослыми.
95
Речь идет об уже упоминавшейся святой Екатерине Сиенской.
Солидарность подростков (12–14 лет) продолжает солидарность детскую, становясь более прочной и «автономной». Франческо ди Барберино признает за юными девушками — за исключением наиболее знатных, принцесс и дочерей высокопоставленных вельмож, — право самим заводить знакомства со сверстницами, живущими с ними в одном квартале. На фресках (например, «Аллегория доброго правления» Лоренцетти, Сиена, 1338) изображены девушки, которые вместе танцуют и поют под аккомпанемент барабанов; впрочем, не везде это было разрешено полицейскими правилами. У юношей больше шансов вырваться из семейной среды и создать себе дополнительное, «побочное» частное окружение. Избалованные сынки аристократов, купцов и буржуазии, те изысканные молодые франты, которых так хорошо изобразил Боккаччо в «Декамероне», поют и танцуют друг с другом и с девушками; великолепные пригородные парки очень располагают к подобному времяпрепровождению. Они играют в шахматы и в шашки, совершают прогулки или дурачатся у фонтанов. Упомянем также охоту, военные экспедиции и прочие коллективные занятия, в которых участвует молодежь начиная с восемнадцати лет. В мирной «плебейской» атмосфере городов и укрепленных селений парни следуют универсальному обычаю молодежной солидарности: сквернословят, рассказывают неприличные анекдоты; только требовательные и «структурированные» семьи способны успешно бороться с этими опасными настроениями своих детей. Молодой муж Бонавентуры Бенинкасы (сестры святой Екатерины), «лишенный родителей, постоянно вращался среди сверстников; эти юнцы, не зная удержу в речах, весьма часто заходили в них слишком далеко, произнося всякие гнусности, и он [молодой муж] не отставал от остальных!» Бедная Бонавентура, как грустно! С ее–то воспитанием! (Сиена, 1360).
Эти юные повесы собираются в целые банды, вроде тех, о которых мы писали выше: банды со своим названием, ритуалами, потасовками, скандалами (Флоренция, 1420). Иногда весьма долговечные, иногда возникающие и исчезающие спонтанно, эти группировки становятся грозным обещанием будущих бунтов. Например, после казни какого–то гибеллина мы видим, как орава fanciulli (детей и подростков) завладевает телом казненного, тащит его к нему в дом, отрезает у него руки и играет ими в футбол, затем четыре дня не дает закрыть семейный склеп (Флоренция, 1381).
Молодым людям также приходится трудиться и зарабатывать себе на жизнь, хотя это занятие, конечно, более обыденное и приземленное. Профессиональная среда приобщает юношей к совершенно иному частному кругу — хозяин, хозяйка, подмастерья; иногда приходится жить в той же лавке
Подростки не торопятся разрушить свой «детский» частный круг, участвуя в этих нелепых состязаниях, открывающих дверь во взрослый «публичный» мир. Они впитывают опыт различных сред, но каждый раз воссоздают из него пространство и содержание частной жизни. Выход человека — с помощью выбранной профессии, участия в пирушке и т.д. — из–под постоянного родительского контроля означает отвоевание собственного частного пространства — вероятно, довольно существенного начиная с этой эпохи. Для молодых людей, которые до двадцати семи — двадцати восьми лет не допускались к «взрослой» модели частного существования, то есть к браку и семейной жизни, сквернословие или покорение девушек (а иногда парней) было идеальной или реальной формой компенсации. Для юных граждан, еще плохо интегрированных в общественные институты, молодежные объединения представляет также противовес существующей власти; они подчиняют себе молодых людей, но не раскрывают свои правила и остаются их частным делом. Поэтому, взрослея, подростки не спешат расстаться с частным миром, который до последнего момента был их единственным пристанищем. Скорее они впитывают опыт новых частных сред, замкнутых (каждая со своим пространством, охватом, со своими правилами, ритуалами, тайнами) и одновременно коллективных, ибо присутствие товарищей способствует утверждению, но не унижению личности.
Частные отношения семей
Интимная семейная среда открывается миру более простым и обыденным образом. Социальность получает материальное выражение в виде прилегающих к супружескому жилищу участков, которые были рассмотрены выше. Эта социальность предполагает более тесное общение с родственными линьяжами, соседями, друзьями. Она предполагает также более скромную жизнь.
Внешнее пространство, предназначенное для этой цели, — лоджии consorterie, скамейки, расставленные на площадях, и т. д. — часто служат негласным местом вечерних или утренних свиданий; местом, где в хорошую погоду принято проводить досуг. Самые известные из этих мест (во Флоренции это Новый рынок и базилика Святого Аполлинария) привлекают людей отовсюду. Люди собираются в кружок, однако многие предпочитают посидеть на скамейках, расставленных вдоль стен домов: именно там они в компании друзей находят простоту и интимность, именно там, come e d’usanza [96] , по вечерам встречаются соседи. Старики вспоминают прошлое — путешествия, дальние страны и т. д. (см. Боккаччо), другие смеются dicendosi novelle [97] (см. Саккетти). Но больше всего собравшиеся любят обсуждать женщин; в один из вечеров кто–то отпускает шутки на счет соседских жен, в другой — разговор касается более фривольной темы: почему в любовных играх между супругами муж всегда уступает жене (Саккетти). В аристократических лоджиях тоже принято, сев с утра a cerchio [98] , предаваться долгим беседам. Но здесь чаще обсуждаются дела общины, и линьяжная среда таким образом соединяется с публичной сферой.
96
Согласно обычаю (итал.).
97
Рассказывая друг другу новости (итал.).
98
В круг (итал.).
Владельцы домов часто устраивают приемы; люди охотно перемещаются из одного дома в другой. Дети ходят поприветствовать деда, матери «по заведенному обычаю навещают замужних дочерей, чтобы узнать, все ли у них хорошо» (Сиена, 1360). Наносят друг другу визиты двоюродные сестры. «[Моя кузина] Констанция часто приходит ко мне поболтать» (Алессандра Строцци, 1459). Consortes, живущие в одних кварталах, неизбежно встречаются каждый день, и любой, самый незначительный инцидент позволяет почувствовать силу их сплоченности. Достаточно юной жене некоего Аччайоли шутки ради крикнуть среди ночи «На помощь!», чтобы ее спальня в мгновение ока наполнилась обеспокоенными родственниками, мужчинами и женщинами (Флоренция, XIV век). Нередки также встречи друзей, что находит горячую поддержку у Альберти; неизменны контакты между соседями. Днем они перекрикиваются, стоя в дверях домов или высунувшись из окон (подобные мгновения запечатлены на картинах художников), а взаимные визиты соседей составляют часть повседневной рутины. С наступлением вечера, когда погода не располагает к разговорам на улице, семьи устраивают неофициальные приемы (вечерние бдения), приглашая несколько супружеских пар или нескольких женщин. Этот обычай засвидетельствован во Флоренции (XIV век) и в Генуе, где застрельщицами подобных собраний выступают женщины, «нанося взаимные визиты и собирая в домах друг у друга компании для вечерних бдений» (XV век).
Повсеместным становится попечение о больных. Тот же Альберти вменяет в обязанность каждому «не оставлять больного родственника <…>, но навещать и поддерживать его». Такова традиция. Мы видим мону Алессандру Строцци у изголовья ее выздоравливающих кузин. Верные товарищи окружают толпой юного гуманиста Микеле Верини до и после перенесенной им операции (1485): они развлекают его разговорами, играми и музыкой. Такая солидарность каждодневно проявляется по отношению к представителям любой социальной среды: к хозяину постоялого двора — старику, согнутому подагрой, к домохозяйке, страдающей от колик (ее пытались отравить). Старые товарищи приходят к подагрику, чтобы разделить с ним пищу и вместе поболтать и пошутить; добрая женщина посещает умирающего, дабы его утешить, «как это у них принято» (Саккетти); соседки поправляют больному постель. Солидарность проявляется столь часто и воспринимается настолько обыденно, что больного нередко помещают в спальню на нижнем этаже (изначально рассматриваемом как место «расширенной» частной среды), чтобы несчастный был ближе к входу в дом и к посетителям (возможно, и для того, чтобы не дать распространиться заразе, но у нас нет достоверных свидетельств). Лишь ужас, внушенный эпидемиями чумы, положил конец этой практике — фундаментальной составляющей частной жизни.