История частной жизни. Том 2: Европа от феодализма до Ренессанса
Шрифт:
Впрочем, слова Джованни Доминичи (адресованные одной очень знатной даме) относятся, по всей видимости, лишь к очень немногим семьям, даже в среде буржуазии. Например, дети некоего мехоторговца, согласно описи его имущества, имеют на двоих один плащ и четыре черные туники, причем только одна из них подбита мехом, а гардероб дочери привратника коммуны состоит, помимо четырех камиз, из домашнего платья, двух простых туник и легкой юбки — все из самого обыкновенного сукна. Упоминания о дорогих игрушках весьма редки в любых источниках. Следовательно, как бы ни любили обеспеченные родители своих детей (о чувствах родителей к детям мы еще поговорим), те не обязательно были избалованы, хотя на протяжении XV века воспитание становится все более мягким. Что касается детей из простых семей, то их гардероб был еще более бедным, а про игрушки ничего не слышно.
Итак, маленьких детей вводят в семейную среду, как правило, довольно простым и бесцеремонным способом. У ребенка, разумеется, есть во что играть (хотя игрушки непритязательны), он не обделен родительской нежностью. Но не только кровать ему приходится с ранних лет делить со старшими братьями и сестрами: он делит с ними обязанности и заботы. Чем беднее семья, тем раньше ребенок расстается с детством: девочек 6–8 лет уже определяют в горничные.
Добавим еще одну деталь, которая опровергает
Подростки и «молодежь»
Взрослея, парни и девушки приобретают индивидуальность. Молодые люди много работают, зарабатывают деньги. Есть ли у них возможность жить более самостоятельно, оставаясь при этом в лоне семьи?
Не все молодые люди до вступления в брак имеют отдельную постель. Известен случай (правда, не слишком типичный), когда трое молодых отшельников из Флоренции делят одну кровать, причем вечером к ним присоединяется четвертый: их исповедник. Обычай делить одну кровать на несколько человек часто встречается у бедняков и крестьян. Тем не менее наличие отдельной кровати — дело обычное; оно засвидетельствовано даже у ремесленников. В источниках можно найти тому немало подтверждений. Екатерина Сиенская, дочь красильщика, двадцать четвертая из двадцати пяти детей, имеет собственную кровать по крайней мере с четырнадцати лет: тем лучше для ее сестер, ибо она решает убрать матрас, чтобы спать на голых досках. Отдельная постель не всегда подразумевает уединение: в одной комнате может стоять несколько кроватей. Служащий городской коммуны, о чьей квартире мы имеем сведения (1390), поставил все три имеющиеся у него кровати в одной из двух спален, причем только одна кровать была с пологом. Та же святая Екатерина несколько месяцев делит спальню с одним из братьев. Но молодежь стремится к уединению и в конце концов добивается своего. После настойчивых просьб Екатерине удается получить отдельную комнату, которой, впрочем, она была лишена лишь благодаря упорству, с которым отказывалась от любых предложений о замужестве. В городе и в сельской местности немало парней и девушек, подобно Екатерине, имеют собственную спальню, что благоприятствует расцвету духовной жизни и развитию эмоций. Дети с юных лет привыкают к личной молитве (Агнесса Монтепульчианская, Екатерина Сиенская), в то время как их старшие братья и сестры, найдя укромное местечко, читают совсем другие псалмы (см. выше). И наконец, стоит Упомянуть, что именно в спальне будущие гуманисты хранят книги и письменные принадлежности — будь то в городе или в сельских имениях родителей.
Наличие какого–то подобия частной жизни у молодежи не означает фрагментизации, дробления частной жизни семьи. Подросшие дети привлекаются родителями к работе по дому, оказывают им разного рода услуги. В семь лет святая Екатерина уже ходит за покупками, в тринадцать ее отправляют на кухню (в качестве наказания), затем заставляют, как только она становится чуть сильнее, снимать со спины осла или мула мешки с зерном, взваливать на плечи и нести по лестнице наверх, в амбар. Франческо ди Барберино кажется нормальным, что дочь купца (даже если он богат) участвует во всех видах домашних работ, которыми занимается ее мать. Судя по сочинениям Паоло да Чертальдо, это означает помощь в выпечке хлеба, в приготовлении еды, в стирке, застилании постели, во всевозможном рукоделии (прядение, шитье, вышивание поясных кошельков, как это принято у дочерей рыцарей и судей). Что касается девушек из простых семей, крестьянок и им подобных, то их обязанности ничем не отличаются от работы служанки. Молодые люди тоже находят себе применение. Если в детстве они лишь мальчики на побегушках, то с годами их роль возрастает. Морелли с явным воодушевлением рассказывает историю своего юного кузена, мальчика лет 12–14, который справился в одиночку с управлением всем домашним хозяйством, когда его семья, состоящая из двадцати человек, бежала из Флоренции в Болонью во время эпидемии чумы.
Естественно, детский труд — помощь по дому, работа по найму — находился под контролем родителей. Любые инициативы, связанные с домашней жизнью, даже сугубо частные, должны были получить их одобрение (если, например, детям хотелось передвинуть кровать или пойти спать на террасу, они просили разрешение у отца и матери). Особенно это касалось девочек, чья спальня вместе со всей обстановкой (постелью, засовом, сундуком), так же как и обязанности по дому и даже форма прически, находились в ведении родителей (вспомним святую Екатерину Сиенскую). То же можно сказать и о выборе профессии: договор об определении мальчика в подмастерья заключается с отцом, и решение о нем, разумеется, принимает отец. Это означает также, что отец управляет имуществом, принадлежащим сыну, каким бы ни был способ его приобретения: дар, заработанные деньги, наследование, купля; paterna potestas позволяет отцу контролировать управление и распоряжение всеми имеющимися у сына вещами. Однако совершеннолетие сына часто ослабляет отцовскую власть.
Семейное давление усиливается, когда приходит пора вступать в брак. Ставки слишком высоки, чтобы пустить столь важное решение на самотек. Первый вопрос: нужно ли вообще заключать брак в том или ином конкретном случае? Думается, ответ напрямую зависит от мнения семьи. Часто молодые люди из обеспеченных семей медлят с женитьбой: это слишком накладно, скучно, чересчур обременительно. Альберти, сожалея о таком состоянии вещей, призывает к большей строгости: «Нужно заставлять юношей жениться посредством убеждения, искусных речей, щедрых посулов — любых доводов, средств, уловок». Он сопровождает свой постулат образцом подобной речи, снабдив ее убедительной аргументацией. Вероятно, большие дома не раз становились местом жарких споров и ссор, вызванных нежеланием молодых людей вступать в брак. С девушками церемонились меньше. Когда святая Екатерина сообщает матери об обете целомудрия и показывает ей свои коротко остриженные волосы, мона Лаппа чуть не сходит с ума от ярости. Поступок Екатерины вызывает всеобщее негодование: упреки и обвинения сыплются на нее сплошным потоком. Ее увещевают: «Ты должна выйти замуж, пусть это даже разобьет твое сердце!» Именно тогда девушку лишают отдельной спальни (которая запиралась на ключ) и свободы, отправляют на кухню мыть посуду. Когда речь идет о замужестве дочери, на карту ставится репутация всей семьи: больше всего «ценится» младшая дочь, поскольку здесь можно рассчитывать на выгодную партию, «удачного» зятя.
В том случае,
Однако бывают случаи, когда, несмотря ни на что, взрослым неженатым детям удается смягчить и ослабить отцовскую власть: или получить частичную независимость от нее, или же каким–то образом разделить эту власть с отцом семейства (pater familias). В теории, мало–помалу реализуемой посредством статутов городов, за сыновьями признается право на участие в dominium (осуществлении власти) над отцовским имуществом, несмотря на то что это плохо сочетается с римским правом. На практике данное явление еще более заметно. В сельских районах сыновья участвуют в составлении договоров (например, в связи с испольщиной) и в управлении вместе с отцом. Молодые люди вмешиваются в брачные дела сестер, иногда довольно энергично (как братья Екатерины Сиенской). Возрастной порог для них — четырнадцать лет: с этого времени юноши могут брать на себя ответственность или разделять ее с отцом (участвуя, например, в деревенских собраниях). Кроме того, они находят опору друг в друге. Взаимоподдержка существует как между сестрами, так и между братьями. Иными словами, дети, взрослея, стремятся создать себе частное пространство, которое не ограничивалось бы только убежищем в виде отдельной спальни с запирающейся дверью, но включало бы и автономное отправление обязанностей.
Несмотря на ограничения, налагаемые кутюмами, и настороженность отцов, сыновья все–таки получают доступ к высшей форме частной жизни. Они претендуют на все ее аспекты: благочестие, секс, личный труд, брачные союзы. Не всегда эти попытки увенчиваются успехом. К положительному результату они приводят тогда, когда молодые люди становятся членами «альтернативных» сообществ, своего рода «замещающих» частных сред: религиозных братств, молодежных группировок, объединений подмастерьев. Эти сообщества — малоизвестные, но многочисленные — своими ритуалами, обрядами вносят вклад в интеграцию молодежи в другие частные сообщества и тем самым постепенно сближают ее с еще более обширным сообществом, стоящим над всеми, — с городом как совокупностью всех его жителей. Для девушек надежда на эмансипацию остается слабой, почти нулевой, если только они не найдут убежище в молитве, мистике или в таком акте свободного выбора, как отказ от вступления в брак. Ситуацию ухудшает распространение женоненавистничества, продолжающего сохраняться во многих традиционных семьях и засвидетельствованного различными мемуаристами (Паоло да Чертальдо и другими). Разумеется, девушка должна питаться и хорошо одеваться, чтобы не нанести вред репутации семьи. Но ее нельзя перекармливать, и покидать дом она может лишь в строго определенных случаях. Таков, по крайней мере, принцип, широко распространенный в буржуазной среде, и не только в ней.
Старость в семье и вне дома
Старость для представителей той эпохи была понятием растяжимым. Данте считает, что она начинается в сорок пять лет. Пальмиери — что в пятьдесят шесть: ей предшествует, по его мнению, virilita [82] . Под этим он понимал такую «старость», которая знаменует начало, а не конец «заката» жизни. Подлинная старость в привычном для нас смысле, «четвертый возраст», немощь (по определению той эпохи) наступает, согласно Данте, в семьдесят лет, с чем согласен и Пальмиери. Если считать началом старости сорок пять или даже пятьдесят шесть лет, придется отнести к этой категории поколение отцов (включая отцов маленьких детей): возрастной диапазон мужчин, чьим детям еще не исполнилось года, колеблется от тридцати до пятидесяти лет, то есть их средний возраст — сорок лет (Тоскана, 1427). В пятьдесят шесть лет мужчина только начинает знакомиться с детьми своих сыновей — внуками, носящими то же имя и принадлежащими к тому же линьяжу. Поэтому в нашем исследовании мы будем говорить о людях более почтенного возраста: тех, кому уже исполнилось шестьдесят пять — семьдесят лет. Это старики в собственном смысле слова, в которых наиболее полно воплотились чувства и настроения, пробуждающиеся на склоне дней.
82
Зрелость, расцвет сил (итал.).
Их число не очень значительно (3,8% всего населения Прато, 1371; 4,8% населения Флоренции, 1480), но обстоятельства иногда способствуют их росту; в 1427 году они составляют уже 10% всех тосканских крестьян. Присутствие стариков в такие времена ощущается прежде всего среди простого народа и мелкой буржуазии, где их численность порой превышает 11%; среди обеспеченных людей цифры более скромные — в лучшем случае 3–4%. Но их небольшое количество не умаляет их роли в семье, прежде всего в обеспеченной среде, но также и в деревнях. В обоих случаях старик, продолжающий выступать как глава семьи, нередко управляет сразу несколькими обширными семействами, поскольку вместе с ним живут сыновья, а то и внуки, с собственными семьями. Альберти и другие мемуаристы демонстрируют большое уважение к патриархам и активно побуждают к тому, чтобы советоваться с ними по любому вопросу, слушать их и подчиняться ввиду их большого опыта. Мемуаристы настаивают также, чтобы домочадцы проявляли заботу об удобстве их спальни. В действительности отношение семьи к старикам более амбивалентно, а в иные моменты уважение к ним может перестать быть абсолютной величиной. Многие из них состояли во втором браке с молодыми женщинами, которым быстро наскучивали эти неповоротливые, некрасивые и ревнивые отцы семейств, о чем свидетельствует частое появление персонажа подобного типа у писателей того времени (Боккаччо, Саккетти). 64-летний меняла Липпо дель Сега с негодованием фиксирует у себя в дневнике оскорбления, которыми его осыпает юная супруга, называющая Липпо vecchio rimbambito (старым болваном) и заявляющая, по его словам, что «il cesso dove ella cacava era piu bello <…> que la mia bocca [83] ». Что касается детей, то обременительная опека со стороны «старых развалин» нередко их тяготила: документы тех лет изобилуют свидетельствами о конфликтах, возникающих на этой почве. Но повседневная жизнь патриархов была менее напряженной. Преклонный возраст способствует словоохотливости; вероятно, и наши старики, усевшись у камина, оживляли долгие вечерние бдения своими историями, которые, должно быть, звучали куда более интересно, чем бесконечные нравоучения падкого на лесть Джаноццо, персонажа произведений гуманиста Альберти.
83
Выгребная яма, куда она ходит по нужде, красивее… чем мой рот (итал.).